Юрий Карлович Олеша сказал однажды:
– Приносишь рукопись редактору, и тот сразу, безошибочно точным ударом выкалывает ей глаз.

@темы: цитаты

---

"Только нужно очень захотеть, а если не очень хочешь, то не очень и получаешь".

(Из Жванецкого)

Напомни, когда ты возвращаешься?
(что-то вдруг защемило; всегда возвращается кто-то другой)

(с)

Мальчики и девочки, я был в городе на Неве почти инкогнито и на этот раз почти ни с кем не встречался. Совсем не в связи с этим замечу, что это была лучшая поездка в моей жизни. Преимущественно, я сидел в лесах, бродил по сосновым чащобам и ельникам, купался в голубых ингерманландских озёрах. В качестве не совсем уместного дополнения припишу, что ежедневно выпивал как минимум поллитра водки, и это не отразилось пагубно на моём здоровье. Поездка была до такой степени прекрасной и проживал я её внутренне настолько ярко, что у меня не возникло никакого желания к сублимации в виде творческого отчёта.

Для Клуба любителей Стругацких я всё же написал небольшие заметки о посещении Пулковской обсерватории. Поколебавшись, решил поместить их и здесь: возможно, поклонникам творчества АБС это будет в какой-то степени любопытно.

...Cъездил в Пулковcкую обсерваторию - по местам боевой славы НИИЧАВО. Забавно - двадцать семь лет прожил в Ленинграде, а там ни разу не был; для того чтобы собраться в эти места, понадобилось двадцать три года прожить в другой стране и приехать на родину в гости. Поразительный вид на город с холмов, огромная территория, которую по периметру не обойти и за полчаса. Старинные двух- и трёхэтажные корпуса постройки позапрошлого века, с колоннами и вычурностями, между ними асфальтированные и неасфальтированные дорожки, ведущие через лесную чащу от здания к зданию. Из-за сосен, елей и берёз здания не видны, и обнаружить их может только человек, знакомый с местностью. В лесу, разбросанные между корпусами, стоят телескопические башни. Телескопы есть большие и маленькие, но вы сюда явились не для популярной лекции по астрономии. Запахи одуряющие - хвои и свежести. Я понял, с какого места АБС писали эпизоды об атмосфере Департамента специальных исследований в "Обитаемом острове" и больницы в "Возвращении" (и вообще все описания всех городов будущего на Земле).

"На ступеньках крыльца он остановился. Улицы не было.
Прямо от крыльца через густую высокую траву вела утоптанная тропинка. Шагах в десяти она исчезала в зарослях кустарника. За кустарником начинался лес – высокие прямые сосны вперемежку с приземистыми, видимо очень старыми, дубами. Вправо и влево уходили чистые голубые стены домов".

"...Тотчас же ворота распахнулись, открылся густой сад, белые и желтые корпуса жилых домов, а за ними — гигантский стеклянный параллелепипед института. Медленно проехали по автомобильной дорожке с грозными предупреждениями насчет скорости, миновали детскую площадку, приземистое здание бассейна, пестрое веселое здание клуба-ресторана, — и все это в зелени, в облаках зелени, в тучах зелени, и прекрасный чистейший воздух, и, массаракш! — какой-то запах стоит здесь удивительный..."

...Туся познакомила меня со своими подругами, работающими в обсерватории - Олей и Людочкой. Они открыли для меня главную башню с самым большим телескопом; наблюдения за звёздами ведутся через специальные компьютеры в главном научном корпусе. Я представлял себе обсерваторию типа планетария, то есть совершенно не так, как она выглядит в действительности. А это настоящий научный городок, в котором в своё время работали сотни людей. Многое пришлот в запустение, рассказывали девочки, многие научники сбежали на вольные хлеба, сейчас вот вообще кто-то желает отобрать территорию для застройки гостиницами и элитным жильём. Собственно, именно в день нашего посещения состоялось общее собрание сотрудников, на котором обсуждался вопрос петиции к правительству по этому поводу.

Многие корпуса облупились, и помещения с телескопическими башнями тоже выглядят ободранными, с кирпичом, выглядывающим из-под извёстки. Правда, строили в девятнадцатом веке прочно, опасений, что эти сооружения рухнут, не возникает. Мы проходили по территории главного научного корпуса, там скрипучий старинный паркет и огромные высоченные, в три метра, двери, ведущие в научные кабинеты, как в университете. Я шёл и думал, что описания помещений НИИЧАВО, разумеется, сделаны по следам тысячекратных хождений БНС именно по этим коридорам. В каждой комнате несколько старых столов с ещё более древними стульями - места для сотрудников, и всё, включая столы, стулья, полки, шкафы, завалены научной литературой, рукописями, распечатками, схемами. Я попробовал посмотреть некоторые книжки - там есть и весьма старинные - так в некоторых не сумел разобраться даже в названиях. Ещё видно, что научники читают литературу по астрономии, физике, механике, высшей математике, на семи-восьми языках. Походил-походил и подумал: да, вот это, наверное, и есть храм науки - такой, каким он и должен выглядеть.

...Потом меня поили кофе и водили показывать комнату, в которой находится тот самый знаменитый диван-транслятор. Он существует реально, он совершенно древний, вытершийся, с торчащей подкладкой и вылезшими пружинами, но на моё замечание, что его надо бы в музей, Оля махнула рукой и сказала, что это вещь, которой до сих пор пользуются, а значит, в музее ему не место. Он стоит в одной из комнат второго этажа, и те, кто, наблюдая звёзды, дежурит ночами, на нём иногда отдыхают. Ещё я видел письменный стол, за которым когда-то работала Адочка, как они называют Аду Стругацкую. Теперь это стол Оли. Я потрогал стол, и вдруг от одного из ящиков отвалилась крышка. Оля сказала, что раз я уж так чту святость этого помещения, то могу, если желаю, увести эту крышку с собой в Иерусалим, а то она задолбалась её приколачивать. Я воспринял это совершенно серьёзно, подержал крышку в руках и сказал, что взять не могу, она очень тяжёлая. Она и впрямь весила кило три-четыре. Вот, а диван стоит, значит, в углу, рядом с ним невысокие шкафы и полки с наваленной литературой и кофейными и чайными банками, места там маловато, но оно очень уютное. Я сел на диван и не хотел вставать, гладил его и щупал. Появилось желание оторвать кожаную пуговку со спинки и сунуть в карман, но я удержался - с трудом, надо признаться. Потом встал на колени и полез смотреть, что там под диваном - я вспомнил момент описания в Изнакурноже, как Привалов тоже заглядывает под него и видит то же самое, что я сейчас. Появилось совершенно иррациональное ощущение причастности. Оля смеялась: говорит, для посторонних читателей этот диван - настоящая святыня, идол и капище одновременно, - а для них, тех, кто помнит автора, его жену и всю обстановку создания книги, он производит совсем иное впечатление, со святостью ничего общего не имеющее.



Потом, уже перед уходом, выяснилось, что я, как иностранец, вообще не имел абсолютно никакого права пребывать на территории научного городка. То есть, если бы там прошла охрана, меня просто повязали бы и отправили в соответствующие инстанции выяснять личность. Так что девочки проявили человеческое благородство, пустив меня в обсерваторию, всюду водя и всё показывая...

@темы: БНС

---

Из новых стихов Володи Френкеля

Безнадёжный ветер из пустыни,
Колкий, обжигающий, сухой,
А в окне, как будто на картине,
Вдаль пейзаж уходит городской.

Вдоль шоссе деревья-малолетки
Напоказ открыты без стыда,
Словно сон набоковской нимфетки -
Неживые куклы в два ряда.

Я гляжу на это не без страха -
Эта вечность мне не по плечу,
Этот ветер носит горсти праха...
Господи, бессмертья не хочу.

2013

* * *
Это ветер на берегу морском
Безутешно плачет - о чём, о ком?

И с каких, подумай, уже времён -
Средиземный берег и ветра стон.

Это в диких красках морской закат,
Это запах йода и ночи плат,

Это древний плач обо всех, о нас,
Это первый век и последний час.

И не нужно тут никаких стихов -
Эта ночь расскажет о нас без слов.

2013

* * *
Сказать, что мы играем роли?
Но, может, всё-таки живём
Взаправду, а не поневоле -
Страдаем, радуемся, ждём...

Непредсказуемые встречи,
И неоконченный рассказ,
И наши спутанные речи,
И это всё - о нас, о нас.

Сказать? А вдруг на самом деле
Дождёмся возгласа, когда
Мы всё сыграем, что хотели, -
Спектакль окончен, господа.

2013

@темы: Френкель

---

Из старой публицистики и переводов

club.berkovich-zametki.com/?p=5992
club.berkovich-zametki.com/?p=5882
club.berkovich-zametki.com/?p=6274

---

Совершенно случайно узнал о существовании кондомского диалекта шорского языка.

"...поймал какие-то передачи на языках, известных только ему, и сообщил, что княжество Ондол, оказывается, еще существует и, более того, продолжает совершать разбойничьи налеты на остров Хаззалг. (Ни один человек в вагоне никогда прежде не слышал ни об этом княжестве, ни о таком острове.)"

---

Наткнулся в букинистическом магазине на книжку мемуаров одного бывшего лагерника, в которой среди прочего излагается совершенно дивная история. Один пожилой еврей из Смоленска на протяжении многих лет писал длиннейшие прошения о помиловании каждую неделю, причём на деревню дедушке, напрямик самому Отцу и Учителю в Кремль - несмотря на добросердечные предупреждения солагерников и оперчасти, что от этого может быть только хуже. В день, когда со дня ареста минуло пятнадцать лет, так и не получив ответа, он наскреб денег на телеграмму, состоявшую из одного-единственного слова «Ну?»
Видимо, генералиссимусу всё это вконец надоело, потому что через две недели пришло помилование.

---

Интересующимся происходящим в Египте - фрагменты из выступления Ксении Светловой, только что вернувшейся из Каира.



Корреспондент 9-го канала израильского телевидения Ксения Светлова родилась в Москве. Закончила факультет журналистики и востоковедения иерусалимского университета (бакалавр и магистр).
С 2002 года работает корреспондентом по арабским вопросам на 9 канале, а также ведет колонку "Арабский мир за неделю" в газете "Новости недели". Ксения публикуется в таких изданиях, как "Jerusalem Post" и "Washington Post".
Спецкор Службы новостей, Ксения освещала войну в Персидском заливе. На ее счету - уникальные репортажи с американского авианосца, из Ливана, Сирии, Ливии и Малайзии. Брала интервью у Ясера Арафата и лидера ХАМАСа - шейха Ахмада Ясина. В 2004 году получила 1-й приз на Евразийском фестивале «Телефорум» (Москва) за репортаж "Жизнь в пещере".

Я был на площади Тахрир в апреле 1995 года и, конечно, не мог предположить, во что превратится это место спустя шестнадцать лет. Меня больше интересовал расположенный на площади Египетский музей, а в нём - саркофаги, обстановка погребальных камер и надгробная маска Тутанхамона. Я нашёл стенд с маской, приподнялся на цыпочки и заглянул в глазные прорези. Вспомнился Юрковский, смотревший, как и при жизни, поверх всех голов.

---

Buran, с днём рождения!




По-моему, похожа.

@темы: ДР ПЧ

---

9tv.co.il/news/2013/07/07/153915.html

«Нас маразм не превращает в идиотов.
А в склерозе много радости для духа:
Каждый вечер - куча новых анекдотов,
каждой ночью – незнакомая старуха».



У Игоря - день рождения. Пожелания могу передать лично. Вчера это было сделать затруднительно ввиду соответствующего состояния именинника.

@темы: Губерман

---

Интересно, когда замужняя дама разводится, то остаётся миссис или снова становится мисс? Это я к тому, что если миссис Стэплтон, потерявшая супруга, гори он в аду, совершила таки кругосветное путешествие с сэром Генри, пусть даже и в отдельной каюте (о, традиции доброй викторианской Англии!), то мог ли баронет именовать её "моя милая мисс Бэзил"? Бэзил Гарсиа, кажется, её звали в девичестве, да.

Так этот вопрос в меня запал (или это я запал на этот вопрос?), что я позвонил одному знакомому литературному редактору и спросил его мнения. К сожалению, редактор находился в процессе работы над текстами, то есть, к моей зависти, был пьян, как барон Пампа, и в ответ понёс совершеннейшую чепуху: "Как это оно могло быть мисс если её уже отмиссисипили в своё время, а обратно это, брат, цивильным образом не получается, это тебе не на востоке, где пришивают баранью плёнку, так она миссисипи и остаётся на всю оставшуюся жизнь, - ну, если хочешь, можешь звать её миссури". - "Кого звать?" - "Королеву Викторию". - "При чём здесь королева Виктория?" - Он обозвал меня абырвалгом и повесил трубку.
Ничего не понял.

---

Боря Камянов заканчивает книгу воспоминаний. Во второй её части удостоились упоминания мы с Чайной ложечкой сиречь Клавиатурной мышью.

"...В Министерстве внутренних дел было зарегистрировано новое товарищество. Его полное название было таким: Содружество русскоязычных писателей Израиля «Ѓа-Бира» – «Столица». На учредительном собрании я был избран председателем правления, Володя Ханан – моим заместителем. Было решено собирать членские взносы и на них издавать альманах «Огни столицы». Членам нашей организации, в которую принимали только литераторов-профессионалов, не возбранялось состоять в любых других творческих союзах.

Мы наметили себе множество целей и за десять лет существования кое-чего достигли. Прежде всего, вышли в свет шесть выпусков альманаха, уровень которого, по мнению читателей и рецензентов, весьма высок. Дважды в месяц мы встречаемся в Иерусалиме в помещении офиса партии «Наш дом – Израиль», предоставившей нам на эти вечера помещение, где читаем и обсуждаем свои новые произведения, делая перерывы для произнесения актуальных тостов. Одна из самых важных задач, которые мы ставили перед собой, к сожалению, так и не была решена: мы хотели создать сайт нашей организации, но денег на это у нас нет. За все годы мы лишь однажды получили скромную спонсорскую поддержку – и все. Содержать грамотного веб-дизайнера нам не на что.

Тем не менее мы существуем, оказываем друг другу профессиональную помощь, поскольку среди нас есть редакторы и корректоры, и с нетерпением ждем каждый месяц второго и четвертого вторника, чтобы пообщаться за стопкой водки или стаканом кофе.
Число членов «Столицы» составляло все эти годы от тридцати пяти до сорока человек, кое-кто за это время выбыл, как правило, из-за того, что не придавал серьезного значения слову «содружество».
Сегодня нас тридцать пять, и в тех нескольких словах, которые я скажу о каждом, будет отсутствовать слово «талантливый», поскольку я отношу его ко всем без исключения нашим товарищам...

Елена Аксельрод, о которой я уже писал выше, – поэтесса экстра-класса, хорошо известная читателям в России, Израиле и русскоязычном зарубежье.
Яков Басин – историк и публицист, автор восьми книг...
Иосиф Букенгольц – прозаик, которого открыл и впервые опубликовал в «Иерусалимском журнале» Игорь Бяльский. Иосиф стал одним из постоянных авторов этого издания; готовит к печати первую книгу своих рассказов и повестей.
Ася Векслер, стихи которой любители поэзии знали еще во время ленинградского периода ее жизни, создала себе имя и там, и в Израиле, не только как поэтесса, но и как замечательный книжный график.
Йеѓуда Векслер – хабадник, большой знаток еврейской традиции; прозаик, музыковед и переводчик, переводит, в частности, трактаты Мишны на русский язык, издаваемые организацией «Амана».
Хаим Венгер занимался журналистикой, писал стихи, уже много лет работает в жанре рассказа.
Витя Голков наряду с Ильей Корманом и Мишей Сидоровым представляет в нашем содружестве Тель-Авив; стихи его печальны и проникновенны.
Зеэв Гольдин – прозаик и эссеист, автор десятка книг.

Миша Гончарок несколько лет публиковал свою прозу в интернете, где приобрел кучу поклонников и поклонниц, одна из которых на добровольных началах подготовила к печати первую его книгу, изданную в Америке, а сейчас трудится над гораздо более представительной рукописью. Эта замечательная женщина, москвичка Татьяна Ромазанова, стала моей близкой, хоть, к сожалению, и виртуальной, приятельницей, и первым критиком всего, что я пишу.

Лина Городецкая – прозаик, ее мы открыли для себя совсем недавно; первая публикация Лины в альманахе – в шестом номере.
Игаль (Игорь) Городецкий, как я уже о том писал, – прозаик, автор трех книг.
Мила Гринберг (Леа Алон) – автор многочисленных эссе и очерков, составляющих ее книги на русском языке и иврите, основная тема которых – любовь к своему народу, его стране и людям, ее населяющим.
Алиса Гринько (О. Любимова) – автор нескольких книг, бóльшая часть которых посвящена истории России и Эрец-Исраэль.
Леа Динес – врач-ветеринар, автор серии уморительно смешных рассказов из своей студенческой и профессиональной практики.
Зеэв Зорах – поэт, совершенно ни на кого не похожий, лихо экспериментирует с русским языком, как изобретательный повар с продуктами, в результате чего у него получаются иногда весьма пикантные блюда.
Леон Кержнер – прозаик, пишущий в основном на израильском материале. У нас он относительно недавно, первый его рассказ был напечатан в пятом выпуске альманаха.
Лиора Кнастер, одна из самых молодых в нашей среде, состоялась как поэтесса уже в Израиле, радуя нас своими творческими удачами, но, к сожалению, тяжело заболела и пишет сейчас мало.
Валя Кобяков – прозаик, коренной русак, приехавший с семьей из Латвии в начале девяностых. Его дочь за эти годы стала израильским дипломатом и представляет нашу страну в Риге в качестве помощницы посла. Когда Валя начинает комплексовать на этнической почве, как многие нацмены в компании представителей титульной нации, мы дружно его успокаиваем, говоря, что среди гоев тоже попадаются иногда хорошие люди, а его мы все нежно любим, и он для нас – свой.
Миша Копелиович – критик и литературовед, автор нескольких книг, перед которым мы все трепещем и наперебой осыпаем похвалами.
Илья Корман – литературовед, эссеист и поэт, автор совершенно неожиданных находок в произведениях классиков, в частности, Михаила Булгакова.
Миша Кравцов – знаток Кабалы и переводчик ее на русский язык, в альманахе публикуется в основном как поэт.
Наталья Кристина – поэтесса и прозаик, жительница маленького городка Кирьят-Шмона на границе с Ливаном, проделывающая иногда пятичасовой путь на автобусе в Иерусалим ради недолгого общения с нами и проводящая ночь в автобусе того же маршрута на обратном пути.
Таня Лившиц-Азаз – очеркистка, дочь известного харьковского литературоведа Льва Лифшица, составившая интереснейшую книгу воспоминаний о нем.
Нина Локшина – поэтесса, выпускница Литинститута, автор трех книг, в которых еврейская тема – одна из основных. Нина – член приемной комиссии «Столицы» и бессменный секретарь наших ежегодных общих собраний.
Зиночка Палванова, поэтесса, моя подруга и соседка, которую я всю жизнь люблю как сестру, – не только из самых ярких авторов нашего альманаха, но и его издательница.
Дина Ратнер, знающая меня чуть ли не с пеленок, – прозаик и философ, которую я больше ценю в ее первой ипостаси, а она себя, кажется, – во второй.
Вера Руинская, как и Лина Городецкая, – наше открытие последнего времени; первая публикация ее прозы – в шестом выпуске.
Оля Саварец – прозаик; я бы причислил ее рассказы к жанру женской прозы, если бы не юмор, которым они искрятся, позволяющий считать их явлением уникальным.
Миша Сидоров – историк и публицист, постоянный автор «Вестей», яростный борец с антисемитизмом, на что имеет полное право, поскольку евреем не является. В отличие от Вали, совершенно не закомплексован.
Саша Свищёв – публицист и драматург, автор во многом парадоксальных статей, время от времени украшающих страницы поскучневших «Вестей».

Гриша Трестман – многолетний друг и правая рука нашего гостеприимного хозяина Эвика Либермана, работающий в его офисе и заботящийся о том, чтобы на столе у нас было достаточно одноразовой посуды. Гриша – любимец Майи Каганской, увенчавшей его поэтической короной после того, как безвременно ушел из жизни Миша Генделев, объявленный ею когда-то гением. Характерная особенность Гриши состоит в том, что когда он садится за стол, чтобы написать поэтическую миниатюру, из-под его пера выходит выходит поэма, а то и роман в стихах.
О Володе Френкеле я уже писал выше.
Володя Ханан – поэт, прозаик и драматург, бескомпромиссный критик наших произведений во время обсуждений, безошибочно подмечающий малейшие шероховатости текста. Член правления содружества и заместитель его председателя, а также член приемной комиссии.
Таня Эстрина – прозаик начинающий, но весьма перспективный. Остается удивляться тому, как эта религиозная женщина, многодетная мать, находит время писать рассказы, сработанные неторопливо, с пристальным вниманием к многочисленным деталям быта, являющегося основным фоном ее произведений.

Вот типичный сценарий наших посиделок.

Я вхожу в небольшой зал, где за длинным столом справа от места, которое всегда зарезервировано для меня, сидит Миша Гончарок и плотоядно поглядывает на мою сумку. Перед ним стоит в пластмассовых коробочках закуска, которую Софа, его жена, дает ему с собой на работу в качестве обеда. Я вынимаю из сумки бутылку водки и ставлю на стол. Миша открывает ее, разливает по стаканам и предлагает мне свои припасы. Я, как всегда, отказываюсь: Софа не соблюдает кашрут. Как правило, вместе со мной, а то и раньше, приходят еще два-три человека и приносят что-то, что мне дозволено в пищу: покупное печенье, фрукты, орешки. Саша Свищёв постоянно поставляет нам копченую колбасу со странным для кашерных израильских супермаркетов названием «кабанос». Мы с Мишей и все желающие выпиваем по первой. Появляются Городецкий и Ханан, каждый ставит на стол водку. Так уж у нас заведено: мы трое приносим выпивку, остальные – закуску.

Начинаем мы обычно с двадцатиминутным опозданием: в Израиле это – норма, которую, увы, переняли и мы.
Я отчитываюсь перед собравшимися в том, каково положение с очередным выпуском альманаха: кто еще не сдал материалы, что уже отредактировано, а что нет; собираю недоимки по членским взносам.
Выпиваем по второй и начинаем читать по кругу. После каждого чтения – обсуждение, а потом – минутный перерыв для здравицы в честь обсужденного. Гончарок аккуратно мне подливает, и где-то через час я начинаю клевать носом, но из последник сил стараюсь держаться и соответствовать.

Посиделки кончаются, и мы расходимся... Гриша Трестман остается собирать мусор и приводить в порядок помещение. Остальные спешат домой, а те, кто не поместился в лифт, топают с третьего этажа по лестнице. Я хожу с трудом, опираясь на палку, и в лифт меня заталкивают первым.
Добравшись до стоянки, я сажусь в свою машину и возвращаюсь домой на автопилоте.
Утром звоню Мише на работу, спрашиваю, как окончилась вчерашние посиделки, и узнаю́ много нового для себя и интересного. Закончив разговор, каждый из нас начинает считать дни, оставшиеся до следующей встречи..."

@темы: Председатель, содружники

---

Пропустил его день рождения.
Иногда об этом дне - 18 июня - мне напоминает Майя, иногда я сам о нём вспоминаю. На полке в моём книжном шкафу стоит тоненький сборник его стихов "Дорога и судьба", изданный в шестидесятых и подаренный им одной моей знакомой. Изредка я беру его в руки и каждый раз не могу удержаться - нюхаю. Эту книжечку он держал в руках перед тем, как запечатать в конверт и отослать в Стрельну Нине Михайловне. Когда я уезжал из России и пришёл с ней прощаться, она подарила мне этот сборник. Уже тринадцать лет Нина Михайловна лежит на погосте, и некому сказать, как я благодарен ей. Как мне не хватает наших вечеров и её рассказов. Как я любил её.

Я поднял стакан за лесную дорогу,
За падающих в пути...

shalamov.ru/



В свидетельствах современников -
imwerden.de/pdf/shalamov_v_svidetelstvakh_sovre...


Прослушать или скачать Александр Дулов Ястреб бесплатно на Простоплеер

@темы: гебуртстег ун йорцайтн

---

Туся, с днём рождения

Раздвоенных стволов изменчивые лиры
в два голоса молчат, и внемлет лирам лес.
Я получил язык при сотворенье мира
и не могу войти в мелодию древес,

в пустоты дупел их,
в двойных стволов длинноты,
и в паузы ветвей -
в неявный их испуг.
И шишка вниз течёт невоскрешенной нотой,
и снова вверх течёт, предупреждая звук.

Зачем же нам делить: вину - на оправданье,
мелодию - на звук, единый путь - на след,
когда мы живы тем, чему даём названье,
а тянемся к тому, чему названья нет.

Аккорды тишины, приливы незвучанья,
сплетенья немоты: не обморок, не сон.
И ни души в миру, и целый мир - молчанье,
и лишь гортань дрожит с молчаньем в унисон.

@темы: ДР ПЧ

---

Латрун, 25.07.2013. Дона Буся-Двора-Берта на церемонии по поводу окончания шестого класса.

@темы: буси, фотографии

---

alamas.ru/rus/publicat/bayanov_book/Bayanov_Les...

Весьма познавательно.


------------
Когда я был ещё маленьким, то читал историю про волосатую Зану, пойманную абхазскими пастухами во второй половине ХIХ века, сожительствововашими с ней на протяжении многих лет, в результате чего она неоднократно рожала; историю поимки Заны и её жизни в человеческой неволе можете почитать здесь:
interesnik.com/dikaya-zhenshhina-zana/

Больше всего, помню, на меня произвёл впечатление тот факт, что один из её сыновей, выросший и состарившийся уже при советской власти, этот вот полунеандерталец Хвит -


стал членом партии.

@темы: нотабене

---

Шабат. Иду по Иерусалиму и слышу крик из окна, по-русски:

- Сколько раз тебе повторять?!! Надень кипу, Христа ради!


* * *
В русском некошерном магазине.
Дама просит отвесить ей ветчины. Прошу заметить - свиной ветчины! Продавщица протягивает ей кусочек:

Продавщица: Хотите попробовать?

Дама (испуганно): Нет, что вы! Я же не смогу потом два часа есть молочное!


* * *
Побывала на прекрасном вечере двух иерусалимских литераторов: поэта Александра Верника и прозаика Светланы Шенбрунн, чья новая книга "Пилюли счастья" только что вышла в Москве. Вечер удался, народу в зале Ури-Цви Гринберга было не протолкнуться, что очень приятно. Но я не об этом.

После вечера был фуршет, где насладившийся литературой зритель налег на водку с горячей картошечкой, шпротами и салатами. Когда народ собрался на выход, я увидела величественного и всегда немного трагического Верника, стоящего у двери с большой кастрюлей в руках. У меня само собой вырвалось:
- Поэт с кастрюлей - больше, чем поэт.

Тут же стоящие вокруг подхватили:
- И два поэта - больше, чем поэт.
- А полпоэта - меньше, чем поэт.
- Поэт с женою - больше, чем поэт.

Жена Верника вставила свое слово:
- Жена поэта - больше чем поэт.

Верник посмотрел на всех и произнес:
- Ты - поэт, и я - поэт. В руке не дрогнет пистолет.


* * *
Сидели мы с приятелем в иерусалимском рыбном ресторанчике рядом с Кошачьей площадью. Непоздний вечер, будний день, в ресторане были только мы и в отдалении мужская компания из семи человек.

Только мы углубились в меню и карту вин, как в той компании взревел голос:

- Мать-перемать! Трубку надо сразу брать, падла, поял?.. Я сказал!.. Я СКАЗАЛ!.. Засохни!

И т.д., с обильным матом.

Я с интересом смотрела на орущего в мобильник. Он был в черной рубашке, усатый, с увесистой бритой головой, собранной на затылке в складочку. Потом та компания ушла, мы остались одни.
Официант принес нам запеченных крабов и сказал:

- Знаете, кто был тот, который кричал тут по-русски? Российский министр здравоохранения!
- Откуда это известно?
- Его охранники сказали.

Дома посмотрела в Интернете. Пост министра здравоохранения РФ занимает Скворцова Вероника Игоревна.


* * *
В начале израильской жизни меня часто подвозил на роскошной машине один израильтянин. Всю дорогу он рассказывал, какой он крутой бизнесмен - каждую неделю в Париж летает.

Потом спросил:

- А ты что в России делала?
- Экскурсии в Эрмитаже водила.
- А что такое Эрмитаж?
- Ну, это такой большой музей, вроде Лувра.
- А что такое Лувр?


* * *
Сижу дома с сильнейшей простудой.
Звонит телефон. Беру трубку и хриплю:

- Алё!

Старушечий голос спрашивает:

- Исаак?


* * *
Звонок. Грубый мужской голос на иврите.
- Татьяна?
- Да.
- Твой адвокат сказал, что ты отказываешься мне платить!
- Простите, кто говорит?
- Дуду. Так ты будешь платить или нет?
- А какая Татьяна вам нужна?
- Татьяна из учреждения. Это учреждение?
- Да.
- Так плати!

www.berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer6/R...

---

Рассказ старый, написан в дневнике несколько лет назад. Вчера переопубликован -
www.berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer6/G...

---

Вот тут дайри-интервью, которое провела со мной  ArLe -
the-best-of-thebest.diary.ru/p189102626.htm

а в комментариях, если кому угодно - полный его текст, каким он был изначально. В силу того, что многие наши читатели не выносят длинных текстов : ), опубликованное интервью было несколько сокращено.

---

В эти дни начинается действие постапокалиптической повести Джека Лондона "Алая чума", написанной в 1912 г.

Старик утер слезы грязными кулаками и снова заговорил дрожащим, тоненьким голоском, который креп по мере того, как рассказчик входил во вкус.
– Чума вспыхнула летом 2013 года. Мне тогда было двадцать семь лет, и я отлично все помню...

Ясно, что все читали, но я считаю своим долгом напомнить.

Я был ещё маленьким, когда со значением стал отмечать конкретные даты начала эпохальных событий, указанных в таких романах, как "Мальвиль" Робера Мерля и "Робинзоны космоса" Франсиска Карсака. Помню, как я готовился к дате вселенской катастрофы по "Мальвилю" - 15 или 16 апреля, в воскресенье 1977 года, - сидел дома, в моей комнате у окна и смотрел на часы, т.к. в романе указано точное время, - и чувствовал себя участником событий.

---

Я с планеты, стоявшей на трёх черепахах,
где в иные эпохи и в разных местах
то являлся тевтон в проржавелых папахах,
то чапай – шашки наголо! – брал их рейхстаг.

Я из вольных республик, империй, укладов,
революций и контр-, где с ходу, на слух
пенье сфер подобрав, то Гомер, то Асадов –
два слепца врачевали болящий мой дух.

С той неистовой терры я в кои-то веки
прибыл в солнечный рай, благодать и уют,
и медовые реки, и яйки, и млеки
и фруктово-фекальные почвы текут.

А на фермах – искусственных насыпях суши –
увлекая прибывших с различных планет,
улыбаясь в оскал, крокодиловы души
под мостками мне машут хвостами: привет!


(Из поздних стихотворений Льва Беринского, написанных по-русски и вошедших в книгу "На путях вавилонских")