Презентация

На улице Гиллель, 27 в Иерусалиме есть здание с несколько несуразным названием "Зал культурных центров". Временами там проходят разнообразные творческие вечера, встречи, выставки. Через несколько дней именно там состоится концерт приезжающего из Москвы Михаила Щербакова. Вчера вечером там состоялась, по выражению поэта Гриши Трестмана, пьяная презентация очередного выпуска литературного альманаха "Огни столицы", издающегося нашим писательским содружеством. Рассказывать о такого рода вечерах можно почти бесконечно, и, как вы знаете, я делаю это с достаточной степенью регулярности. Однако сегодня у меня не так много времени - через несколько часов ко мне в гости из СПб приезжают (прилетают, вернее) мои родители и сын, поэтому ограничусь формальной ограновкой, как выражается скандальный журналист и публицист, находящийся в оппозиции к любой власти, Сан Саныч, вечно молодой, вечно пьяный.

Так выглядит альманах снаружи:



Гостей, по выражению поэта Илюши Берковича, было немерено. Прежде всего, все обратили свои взоры к столу, который накрывал сам Председатель. Я помогал ему и находился все время рядом, отчего приехавшие на торжество иностранные гости решили, что я-то и есть распорядитель вечера. Ко мне стали подходить и вполголоса обращаться со странными просьбами оказать протекцию (я так и не понял, в чем она могла бы выражаться); поскольку я был выпимши еще до начала церемонии, то полагал, что сам виноват, и в ответ многозначительно задирал брови и мычал невразумительное. Это еще больше укрепляло гостей в моем статусе. Меня стали снимать на фото- и киноаппараты. Явились разухабистые парни с телевидения, с ними - веселые девицы с самокрутками марихуаны, и тоже стали снимать меня. Я очень смущаюсь в таких случаях, поэтому ушел за Председателеву спину. Председатель, как и Сан Саныч, тоже был пьяный, но уже не такой молодой, как он. Он страшно нервничал, что не хватит водки; почувствовав запах гашиша, он взревел и попросил курящих выйти вон - у него астма. Удостоверившись, что водки хватит, он плюнул на пол и открыл вечер.
Вот он ведет вечер, вечно пьяный, но уже далеко не такой вечно молодой, как вы могли бы подумать по его стихам:




В зале скопилось дикое количество народу, все внимали выступлениям и завистливо принюхивались ко мне, потому что я, изображая лицо, приближенное к императору, сидел рядом с Председателем и пил лимонную водку, не обращая внимание на голодных гостей.



Когда я совсем был уже хорош, начали представлять мои рассказы, опубликованные в этом выпуске альманаха. Фурор, как и ожидалось, вызвала публикация рассказа, посвященного нашему дорогому  Рустамычу.



В зале шептались: "кто это такой? Шо это за Гизатулин? Ай да Гизатулин! Во дает Гизатулин". Я привстал со стула и невнятно рассказал о Рустамыче, о том, какую хорошую книжку об Окуджаве он написал, какой он большой, толстый и симпатичный. Брат! - растроганно рычал я в зал и бил себя в грудь, как орангутан. Гости оживленно хлопали в ладоши моей экспрессии. Потом я сошел со сцены и спел немузыкальным голосом песню моей юности:
"летящей походкоооой
ты вышла за водкоооой
и скрылась из глаз
под машиииииной Камаз!"
Аллах знает, каким образом возникла у меня ассоциация творческого вечера с этой песней, но гости умилились и захлопали, поняв так, что это мои новые стихи. Телевидение снимало не переставая. Моя школа! - одобрительно сказал Председатель и стукнул кулаком по столу. Я пошел в туалет. На обратном пути в коридоре на меня напала рослая, но симпатичная девица - белокурая негритянка, охранница с пистолетом. Я до сих пор не понимаю, что с ней было, но сознание мое ухватило один фотокадр - охранница, расстегнув брюки, помахивает фирменным ремнем, на котором болтается огромный армейский пистолет сорок восьмого калибра. Я шарахнулся в сторону, сделал прыжок, проскочил мимо нее и вернулся в зал. В зале на меня напал восьмидесятилетний поэт в наполеоновской треуголке и толстовке а-ля Солженицын, с сивой бородой до пояса, известный всему Иерусалиму Вильям Бабкин, автор десяти книг трогательных стихов, последний романтик, как он умиленно называет себя сам. Что это за Гизатулин? - строго спросил он меня, со скворчаньем, как старая раковина, всасывая в себя стакан красного сухого. - Это мусульманин? - Это очень, очень плохой мусульманин, - ответил я. - В каком смысле? - удивился он. - В том смысле, что и Белла Ахмадулина, - пояснил я. - Хм, - сказал он и выкатил на меня глаз. Нехороший какой-то глаз, мутный. - В каком смысле как Ахмадулина? - продолжал допытываться последний романтик. - Папаша, пусть вас не волнует этих глупостей, - процитировал я, чтобы отвязаться от него, - мине нарушают праздник; пожалуйста, выпивайте и закусывайте. - А если он плохой, то почему рассказ о нем несет в себе суррогат мусульманской формулы для правоверных? - продолжал он, не обращая внимания на тень великого Бабеля, витавшего между нами. - Как вы умно выражаетесь, папаша, - сказал я и погладил его по плечу. - Он плохой мусульманин в том смысле, что имеет глупость быть воинствующим атеистом; но как человек он хороший, понимаете? И писатель неплохой, и биограф хороший весьма. - Поэт медленно удивился. - Атеист, вы говорите? И хороший человек притом? Как это? - Мне все это уже надоело, я с нетерпением поглядывал на стол, вокруг которого пировали, орали стихи и песни, спорили, обнимались и целовались прозаики, журналисты, публицисты, литературные критики и поэтессы. - Папаша, - сказал я, - вы мыслите узко, как подобает не поэту... - Атеист! - еще раз ужаснулся он.- Великий Хайям был вольнодумцем, но до такого не доходил. - О Аллах, - вздохнул я. - И великий Джами... - продолжал он. - Слушайте, я хочу выпить и закусить, - сказал я. - Атеист! - еще раз воскликнул он, - а вы посвящаете ему рассказ! - С отвращением глядя на меня, он отошел в сторону и смешался с толпой. В зале стоял дым коромыслом. Черно-белая охранница с пистолетом целовалась в углу с юной поэтессой Зоренькой. Гости, глядя на сцену, оглушительно, хором били в ладоши и кричали "Асса!"
Председатель отплясывал канкан.

@темы: брат мой Рустамыч, содружники

---

Золотая наша Осенька, с днем рождения!



Ты смотри, как сентябрь на дни рождения богат - целый косяк Дев, и, заметь, одна другой лучше =)) (с)

@темы: ДР ПЧ

---

Увидел у  eden, которая увидела у  Шемеш, которая увидела в ЖЖ у одного из наших профессиональных экскурсоводов:

Вчера. Экскурсия по Голанам. Народ из южнее центра нашей необьятной страны, в сопровождении (некоторые) своих иноземных родичей. Смотрим через границу на Кунейтру, вспоминаем лихие дни израильских войн, создавшееся в результате международное положение и отмечаем, видимую глазу, дорогу на Дамаск.
И тут.... Одна тётенька, та, которая из "южнее центра", задаёт интеллигентный вопрос:
- А я как-то в Каир на экскурсию ездила. Скажите, а Вы не знаете, почему нет экскурсий в Дамаск?

* * *
Подбираю сегодня в Натании народ на экскурсию. И тут подходит ко мне женщина, как потом выяснится - не моя туристка, и спрашивает:
- Скажите, это экскурсия в Бахчисарай?
А я-то, грешный, думал что слышал в этой жизни уже всё...

* * *
Сегодня стою в Назарете на пороге базилики Благовещенья, рассказываю о том как её построили в 1969 году и в конце получаю вопрос:
- Скажите, а ступени, по которым Богородица в этот храм поднималась, сохранились?

* * *
От коллеги.
Ведёт она на днях экскурсию по Иерусалиму, и тут к ней подходит туристка и вкрадчиво так говорит:
- Я конечно понимаю, что всего тут посмотреть за день невозможно, но вы хоть рукой покажите где тут Ватикан...

Я не профессиональный экскурсовод, меня Аллах хранил, ибо с такими перлами еще не встречался. Но тут же вспомнил знатную историю о том, как  Чайная ложечка отправляла мне книжную посылку из Москвы. Это было так давно, что иллюстрированного, дивного ее поста об этом найти уже не могу. А жаль.

---

В этот час гений садится писать стихи.
В этот час сто талантов садятся писать стихи.
В этот час тыща профессионалов садятся писать стихи.
В этот час сто тыщ графоманов садятся писать стихи.
В этот час миллион одиноких девиц садятся писать стихи.
В этот час десять миллионов влюбленных юнцов садятся писать стихи.
В результате этого грандиозного мероприятия
Рождается одно стихотворение.
Или гений, зачеркнув написанное,
Отправляется в гости.

(Из Давида Самойлова)

---

Прочтя первую страницу, я стал кивать головой и притоптывать левой ногой. У меня это служит признаком того, что я нахожусь в состоянии гармонии с текстом, который читаю, и слышу его музыку. Потом я еще довольно громко сказал в пространство: "ДА!", поэтому находившиеся рядом со мной пассажиры автобуса недоуменно посмотрели друг на друга.

Я никогда до сих пор не читал еще вещи, которая была бы настолько обнаженно языческой, пронзительно и дико нежной. Я проглотил ее залпом, как вафельный стаканчик крем-брюле в жаркий полдень, и теперь прислушиваюсь к комочку холода где-то глубоко в животе.
Спасибо, Таня.

Аист Сергеев, "Овсянки"
magazines.russ.ru/october/2008/10/se12.html

@темы: книги

---

Страшный литературный критик Миша Копелиович, которого все боятся, относится ко мне с большой симпатией. Я стараюсь отплатить ему тем же, и, когда разливаю за столом водку, всегда пытаюсь налить ему больше, чем другим, каждый раз забывая при этом, что пить ему категорически нельзя: у него сахар, давление и так далее.
Вчера мы так славно посидели, обсуждая всякие приятные вещи, вроде скорого выхода в свет очередного альманаха нашей писательской организации, и так славно выпили, и единственным трезвым среди присутствующих был страшный литературный критик. Я посмотрел на него - он сидел такой грустный, понурый, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям - желудку, печени, селезенке и прочему; мне стало его так жаль, что я прослезился и решил его немедленно утешить, сделать ему что-нибудь приятное. И я запел песню, чего никогда не делаю на трезвую голову. Это была песня Щербакова. Пел я ее без аккомпанемента гитары, потому что никто не удосужился ее принести. Голос у меня, как говорит Жванецкий, противный, вдобавок есть проблемы со слухом, но я очень старался и даже жестикулировал, махал руками, качался из стороны в сторону и делал вид, что я аристократ и у меня в глазу монокль. В моем представлении, это немного походило на ту сценку из знаменитой детской повести, где Незнайка учится петь.

Вот эта песня, можете ее послушать (слава Богу, уже не в моем исполнении) :
www.moskva.fm.s1.hideme.ru/artist/михаил_щербак...
L'HOMME A LA MOTO
Заносчив был угонщик мотоциклов, виртуоз,
его не зря учили в колледже.
Не спорь, бывало, с ним, когда погода хуже слёз
и настроение такое же.
Чины строптивому не указ и гости с музыкой нипочём.
Сама природа нажать на газ велит ему, чуть что не по нём.
Он прерывает вальса тур, вытягивается как тетива -
и, взяв партнёршу за маникюр, такие ей говорит слова:
«Мадам, вы знаете мой серьёз. И пусть даже вам захочется
иметь охапку лиловых роз не позже, чем через полчаса.
Я выполню, что прикажете. Но если ногти свои, мадам,
ещё вы хоть раз намажете - ничто уже не поможет вам!»
Сказавши так и сделавши поклон - среди колонн
застывшим молодцам и девицам,
выходит наш угонщик ровно вон, а выйдя вон -
берёт ближайший «харлей дэвидсон».
Колодки вынув из-под колёс и пломбы перерубив сплеча,
чужую технику виртуоз приводит в действие без ключа.
Мотор искрит, подымая вой, подобно молниям и громам, -
и мчится с грохотом наш герой по всем семи городским холмам.
Взлетает в гору он соколом, зигзаги чертит по гололёду,
огонь и холод в себе самом смешав, как греки вино и воду.
Несётся под гору он стремглав, стучит на выбоинах чечётку,
восторг и сумрак в себе смешав, как россияне вино и водку.
Когда же тормозит он, чтобы выкурить «косяк»
и приложиться ко флакончику, -
из воздуха является фургон о трёх осях
и прицепляется к угонщику.
Снаружи смотрится не весьма, кибитка так себе, сорт второй.
Зато внутри, чума не чума, но пир на сорок персон горой.
Как будто конкурс на лучший тост увлёк и греков и россиян -
и тосты их достигают звёзд, к немалой радости марсиан.
Готов к полёту фургон-фуршет, но постовым не видать улова.
Не потому что зелёный свет, а потому что нет никакого.
И рейс как будто не грузовой, кому - ухабы, кому - услады,
и до конечной от узловой - как до Московии от Эллады...
Во славу кубка и мундштука - отрава пьётся, дымится зелье.
Не потому что без них тоска, а потому что от них веселье.
Пускай не раут, скорей дебош, ни протокола, ни фонограммы...
Но кавалеры изящны сплошь, и дамы тоже... мечта, не дамы!
Лишь две - ни то ни сё, из тех, что ночью не едят
и чтут порядок, как религию.
Они случайно здесь и веселиться не хотят,
хотят в Эльзас и Лотарингию.
Скулят: «А можно нам в Эльзас?» Нельзя-с.
Не сломишь виртуоза и к шаблону не сведёшь,
его не зря лечили в клинике.
«Приехали! - кричит. - Вали на волю, молодёжь,
гони прогонные полтинники!»
Затем, столкнув балаган с холма, он деньги (счётом до сорока
монет) несёт, зима не зима, к воротам спящего цветника.
Минуя диспуты о цене, вручает сторожу, что принёс,
и требует: «Упакуйте мне вон ту охапку лиловых роз!»
...Какой длины ни задай полёт, обратный - кажется, что длиннее.
А тут и утро уже вот-вот, и утро вечера мудренее.
Герой в седле, и сухим огнём, который пепла не оставляет,
ещё горит ретивое в нём. Но догорает и остывает.
Уже, куда бы ни мчал его стальной дракон со стеклянным оком,
повсюду кончилось торжество - и ничего, кроме чёрных окон.
И - сколь сердито бы наш пилот ни думал: «Мы, мол, ещё покажем!» -
он не парит уже, но плывёт. И доплывает вполне погасшим.
Потом под окнами, пуст и вял, дымит он зельем и пьёт отраву.
Дракон становится, где стоял. Цветы лилово летят в канаву.
Страшный литературный критик хотел мне удружить, поэтому слушал очень внимательно, он вслушивался просто изо всех сил и выглядел вот так:

Когда я закончил (я не сбился ни разу, что случается только с пьяных глаз), он сказал:
- Миша, я старый человек. Я не понял, о чем эта песня.
- Я тоже не понимаю, о чем эта песня, - с вызовом сказал я, - я просто ей наслаждаюсь, и всё. Классная вещь, а?
- Да, очень изящная, - неожиданно легко согласился он, - даже в вашем исполнении.
И я так обрадовался, что полез к нему - наливать водку, в очередной раз забыв, что ему нельзя.

@темы: страшный литкритик, содружники

---

ПОЗАБУДЬ О СЧЕТЕ

Ты проигрываешь с треском эту игру,
постигая время на собственной шкуре...
Позабудь о счете. Прикажи перу
успокоиться. Или клавиатуре.

Сколько дней туманится там, впереди,
все твои - насладись прозрачным остатком.
Просыпайся, проснувшись. Уходя - уходи.
Всю тебя да примет и скроет забвенья река!
Даст Господь, нечаянно, вслед за упадком,
в полный рост поднимешься где-нибудь. А пока...

Миг за мигом проигрывая эту игру,
постигая время на собственной шкуре,
позабудь о счете, прикажи перу
успокоиться. Или клавиатуре.

Зина Палванова, из нового.

@темы: содружники

---

Девочка, с которой мальчикам не разрешали водиться

Очень часто, с самого детства, я по рассеянности, не имея в виду ничего плохого и не желая никого раздражать, путаю названия местностей, имена, клички, существительные, прилагательные, части речи, породы медведей. Если меня заколдобило - то всё: я могу читать одну и ту же строчку пять миллионов пятьсот тысяч восемьсот девяносто девять раз, и все равно буду свято уверен, что Газдрубала звали Разрубалом, а Ганнона - Гвидоном. Обожая историю, преподавая историю в школе, я всегда говорил именно так, чем вызывал гомерический хохот присутствующих - детей и методистов из Гороно. Прошу заметить, я неплохой специалист, свято чту традиции древней Трои, чью трагическую историю знаю почасово и пошагово, но Приама абсолютно невольно в устной речи именовал и именую Приапом. Я не могу вам объяснить, почему это происходит. Это происходит, и всё. Ментол переходит в анал. Всегда.
В третьем классе я прочел прекрасную книгу немецкой писательницы Ирмгард Койн "Девочка, с которой детям не разрешали водиться". Я люблю культуртрегерскую работу. Я пришел в класс, весь в потрясении от прочитанного, и сказал, что вот есть, оказывается, такая книжка, которую все дети должны прочесть. Да иди ты, Профессор, сказал унылый двоечник-футболист Петя, - учителя доябываются, теперь еще ты лезешь. Петя не любил читать и ругался матом. Я тогда совсем не знал мата, мама всегда говорила, чтобы я держался от таких плохих мальчишек подальше. Я вышел в коридор, мне нужно было с кем-нибудь интеллектуально поделиться. От молчания и варки в собственном соку меня распирало изнутри не хуже глубоководной рыбы Намадзу. В коридоре я подошел к худенькому мальчику, как и я остающемуся на продленном дне. Витя, сказал я, ты знаешь, какую книжку я прочел! Она... - Я тоже читал одну книжку, - перебил он меня, - "Васек Трубачев и его товарищи" называется, она внушила мне отвращение к внеклассному чтению навеки; иди, Миша, поиграй в песочнице.
И Цой ловко, но не очень обидно щелкнул меня по носу.
Плохие, гадкие, глупые мальчишки!
Наверное, слово "мальчишки" я унес с собой в подсознание, когда отправился к девочкам предлагать им прочесть повесть Ирмгард Койн. Девочкам было недосуг. Они играли в классики и сказали, чтобы я отошел и не мешал, ведь я известный медведь и могу нечаянно стереть им все квадратики, аккуратно начерченные мелом на асфальте. Какие глупые девчонки! Но мальчишки еще хуже. Слово "мальчишки" засело в тот день так глубоко, что я невольно воспроизвел его вслух. Вот как это было. Я встал посреди класса и закричал в отчаянии: кто хочет прочитать книжку, которая называется "Девочка, с которой мальчикам не разрешали водиться"?!
Ко мне устремился весь класс. Двоечники, хулиганы и футболисты встали в очередь за книгой. Головастая Люба Трофимова, пыхтя от усердия, составляла списки желающих. Из коридора прибежал Цой. Он привел с собой свой класс, параллельный класс "Б" в полном составе, включая третьегодника и переростка Малофеева, которого мы звали уважительно - Владимир Кириллович. Он был выше нас на голову и при неуважительном к нему обращении больно раздавал щелбаны всем, даже девочкам. Трое семиклассников подрались портфелями. Они поспорили из-за места в очереди на запись желающих читать книгу. Ириада Семеновна, учительница, ответственная за продленный день, спросила, что здесь происходит, и ей ответили, что здесь идет запись на книгу, которую рекомендует вот этот Профессор из третьего "А". Учительница была поражена. Она погладила меня по голове и сказала, что я очень прилежный мальчик. Как много делаю я, помогая своим товарищам воспитывать любовь к родной речи, воскликнула она патетически, воздевая бесцветные старческие глаза к портрету Ленина, висевшему в нашем классе, - как, впрочем, и во всех других. Я не стал говорить, что Ирмгард Койн не имеет прямого отношения к родной речи и вообще немка. Ириада Семеновна вздохнула, сморщилась в подобии улыбки и добавила, что сама с удовольствием прочтет эту книгу - как она, кстати, называется? - "Девочка, с которой мальчикам не разрешали водиться", - четко, как бравый солдат Швейк, отрапортовал я. Она выкатила на меня свои бледновасильковые глаза. Как?! - переспросила она. Я с готовностью повторил. Кажется, я перепутал еще немного и вместо "водиться" сказал "возиться". Ириада Семеновна схватила меня за ухо и выволокла в коридор. Опричники! Царские жандармы! Сигуранца проклятая! - мелькало в моей стриженой под бокс голове, но я молчал. Бабушка учила меня никогда не спорить со старшими. Меня приволокли в кабинет директора. Директор наш, Иван Силыч, бывший красный партизан, глухой старый пень, член КПСС с 1921 года, назвал меня дегенератом, распространителем порнографической литературы среди сверстников, и созвал педсовет. Педсовет вызвал в школу моих родителей. Обвинителем выступила классная руководительница Александра Алексеевна, и так недолюбливавшую меня за неуспехи в математике, которую она у нас преподавала. Роль общественного защитника формально поручили гардеробщице Васильевне, которая сказала в мою защиту только, что я аккуратный мальчик, всегда вовремя сдающий в раздевалку свое пальто. Дело разрасталось как снежный ком, как в тридцать седьмом году. На следующий день в школу явилась моя мама, бледная от бессонной накануне ночи. Она ничего не поняла из моих невнятных, виноватых объяснений, но догадалась принести с собой злощастную книжку - вещественное доказательство моей невиновности. Это презумпция! - сказал физрук Анатолий Михайлович, повертев в руках тоненькую повесть в твердом замусоленном переплете. Физрук не уважал меня за то, что я каждую четверть, на протяжении всех лет учебы, приносил ему справку от врача, освобождавшую меня от уроков физкультуры, - но тайно ненавидел директора и рад был любой подножке тому: сам он поисходил из семьи раскулаченных в тридцать первом году и на дух не переносил красных партизан. Дело было закрыто за недостатком улик. Правда, это не спасло меня от малоприятных разборок со сверстниками, ждавшими неприличной книжки и оказавшимися полностью разочарованными. Ну, ты и идиот, Профессор! - сказал третьегодник В.К. Малофеев, поднося к моему носу пудовый кулак. В кои-то веки он добровольно был готов почитать книжку - и вот на тебе. А Наташа Драгунова сказала, что она никогда больше не позволит мне носить за ней ее портфель. А Цой никогда больше не говорил со мной. Он поступил со мной, как Симон Симонэ с инспектором Глебски: до самой своей смерти так и не сказал мне ни одного слова. Ведь мы не раз встречались с ним – и до, и после окончания школы, и он так и не сказал мне ни одного слова. Ни одного слова. Ни одного.

@настроение: Кстати, о конкурсе

---

Во-первых, я не понимаю, почему в свое время не перепостил эти шедевры к себе в дневник. Во-вторых, я полагаю, что все шедевры все равно ни найти, ни перепостить не удастся - их сотни. В-третьих, я думаю, что мне давно пора было создать отдельную тему "Nosema", "Эс-Тайран", "В мире сказок тожи любит булочки гнум", "Девочка, с которой детям не разрешали водиться" - или что-нибудь в этом же духе.

30.05.2009 в 01:54

Пишет  Nosema:

Для Либертарного Дракона
- Ты только не улыбайся, - сказал дракон. - Хотя бы не улыбайся сразу, подожди, пока я тебя заберу и мы улетим оттуда.
- Бу-бу, бу-бу, - отвечала принцесса. - Да не буду! Сколько можно уже поучать? Видишь, видишь - не улыбаюсь!
- Молодец, - подтвердил дракон и медленно опустился на площади, и вся королевская рать окружила его.
Принц помог принцессе спуститься. Они отправились во дворец, принцесса оглядывалась, дракон взлетел.
---
Прошло несколько лет от завтрака до обеда. Учитель сказал: "Ну хватит", принц обернулся к принцессе, принцесса выскочила на балкон - дракон уже был где-то рядом. Она оглядывалась.
- Только не улыбайся, - откуда-то сверху напомнил дракон.
- Знаю-знаю! - сказала принцесса; и он хвостом обхватил ее.
- Ах! - сказала принцесса. - Щекотно!
И улыбнулась - так ярко, что все королевство рухнуло.

Пишет  Nosema:

Для Либертарного Дракона
Месяц был тонкий, как след от ногтя, нежный, как обещание поцелуя; дракон неотрывно глядел на него и изнывал от тоски. Струйки дыма из драконьих ноздрей вились, как плющ, по стене башни, поднимались к маленькому окну и таяли. Дракон снова вздыхал.
- Ты выкурить меня хочешь? - спросила принцесса, свешиваясь вниз. - Кури сильней!
Дракон вздохнул так, что башня качнулась. Клуб черного дыма поднялся вверх, оставив принцессу с черным лицом; даже месяц, кажется, потемнел.
- Дурак, - сказала принцесса, кашляя, и швырнула в дракона черным от сажи яблоком.
- Ой, - сказал дракон взволнованно. - Оно золотое было? Это мне?
- Нет, - сухо сказала принцесса и спряталась в башне.
- Женщины, - горько пожаловался дракон закопченному месяцу. - Женщины сами не знают, чего хотят.
Месяц мигнул в ответ. Стремительная, как самолет, промчалась ведьма.
- Спросить, что ли, у нее, - дракон чертил когтями завитушки в пыли. - Чего они там хотят.
Серая, как умытый трубочист, принцесса вывесилась в окно.
- Попробуй только, - сказала она и погрозила дракону кочергой. - Ты мой дракон!
Дракон еще раз вздохнул. От выдоха месяц качнулся и звякнул, как тоненький колокольчик.
- Ты меня поцелуешь когда-нибудь? - покорно спросил дракон. Струйки дыма из его ноздрей поднимались к маленькому окну, сворачиваясь в сердечки.
- Еще чего, - сказала принцесса, еще сильнее вывешиваясь в окно. Одно из дымных сердечек робко легло на ее ладонь. - Может быть, - неожиданно для самой себя сказала принцесса и выдохнула.
Сердечко воздушным шариком полетело вверх, выше и выше; тоненький месяц раскачивался, поджидая его.

02.09.2009 в 22:19

Пишет  Nosema:

3
- У вас странные грозы, - заметил рыцарь задумчиво, - гремит так громко, но дождь не идет.
- Это не грозы. - Принцесса смотрела в окно. Гром прогремел снова. - Это мой... друг.
Рыцарь спросил после паузы:
- Друг... храпит?
- Нет, - нетерпеливо сказала принцесса. - Друг живет. Если он придет, вы увидите.
Гром стал громче.
- Да что же это? - спросил рыцарь в растерянности.
- Сердце, - сказала принцесса. - Это бьется драконье сердце.

02.09.2009 в 16:45

Пишет  Nosema:

2
Все маленькое и почти бессмысленное дракон сначала накрывал лапами - бабочек, бутоны цветов, котят, даже на берегу ручья волны - и думал, какой огромный мир вокруг, какой страшный мир, какой опасный для всего, что он пытается спрятать. Дракон почти заставлял себя разжать лапы, он ужасно жалел, что задними ничего не может накрыть, может только случайно кого-нибудь раздавить.
Он растягивал над бутонами и котятами обрывки синего неба, и цветы и коты перенимали потом синий цвет.

02.09.2009 в 10:28

Пишет  Nosema:

1
Дракон был большой, но всю жизнь собирал маленькие, почти бессмысленные сокровища: увядающие цветы, старые письма, нагретые солнцем камни и блестящую воду; и еще - обрывки перелинявшего неба: синяя легкая чешуя сначала каталась по пещере, сквозняки толкали ее от стены к стене; потом небес накопилось столько, что не было разницы, летает дракон или лежит на спине. Клочки облаков перелетали из обрывка в обрывок, и дракон наблюдал их, очарованный; сонный.

10.08.2009 в 01:49

Пишет  Nosema:

Один рыцарь хвастался, что победил печаль и выстроил замок на ее костях; но все, кто знал рыцаря, говорили, что замок крошечный, как наперсток, а печаль огромна, как океан. Все говорили, что рыцарь победил свою радость.
*
Один рыцарь отправлялся сражаться с печалью и никак не мог решить, что с собой брать - копье или меч.
- Возьмите с собой меня, - сказал оруженосец.
Рыцарь ответил:
- Дурак, иди прочь! Я еду сражаться с печалью, а не пугать ее.
Оруженосец ушел; тут-то печаль к рыцарю подкралась - и победила.

09.04.2010 в 21:22

Пишет  Nosema:

Одно неопознанное чудовище спрашивает другое чудовище:
- Твоя озерная дева тоже все время говорит о реке?
Другое чудовище отвечает печально:
- Моя озерная дева о реках молчит.

@темы: в мире сказок тоже любит булочки гном

---

Тоже, знаете, пошел спать поздно, в час где-то, а вставать уже к пяти; а, думаю, нечего и ложиться; и смотри - действительно нечего: так, знаете, рассуропило (хоть бы кто когда-нибудь объяснил, что слово это означает), что в голову полезла всякая чушь: ротмистр Поцелуев и штабс-капитан Рукавишников, к примеру, были далеко не самыми загадочными явлениями из длинного списка привидевшегося. Потом я опять стал сочинять стихи; естественно, ничего не вышло. Утро красило нежным светом (или цветом?) холмы Иудейской пустыни, когда в голову неожиданно явилась такая вот строчка: "Снарк моя, иль ты приснилась мне?" И больше ничего, хоть тресни.

Зато почти немедленно, когда я шаркающей походкой работника архива (как пишет в своем драконоведческом трактате наша дорогая во всех смыслах Осень) вышел из дома и явился на автобусную остановку, под нарастающий клич далеких муэдзинов вспомнилось:
"человек культурен настолько, насколько он способен понять кошку", - фраза Бернарда Шоу, которую не стыдно привести в этот день. Вы спросите: какая связь между ротмистром Поцелуевым, кошками и муэдзинами - и будете правы в своем недоумении ("вы еще спросите, - сказала Соня, не открывая глаза, - какая связь между понятиями Снарк и Осень!"); но я таки вам отвечу, что связь есть, причем совершенно прямая. Эта связь - из области литературы, ума мадам Кюри и моего вечного недоумения перед ликами ближних. Можно было бы сказать - перед лицом ближнего моего, но перед ликами ближних - немножечко не то, из другой смысловой аллитеррации, зато в яблочко, ибо, лицезрея примеры интеллектуальной потенции обеих вышепоименованных дам, берет оторопь и иногда хочется осенить себя размашистым крестом. Я, конечно, выражаюсь фигурально, ибо, как вы сами понимаете, в жизни ни с какими крестами дела не имел, что, впрочем, в контексте торжественности данного дня совершенно не важно.
Да, так ближе к телу, как говорила одна моя стародавняя подруга.

Дорогая Снарк, весь этот сумбур-мажор был вызван одним-единственным событием, остающимся малозаметным в широких кругах @дневниковой общественности исключительно по причине твоей личной скромности и философского подхода к жизни.
С днем рождения! Хочешь ты его там отмечать, не хочешь - дело хозяйское. Но мы здесь его отметим, мы его, черт возьми, обязательно отметим!
Правда - вот незадача! - с подарками для тебя всегда напряженка: совершенно не могу заставить себя подарить тебе какую-нибудь глупенькую безделушку, из тех, что так любят блондинки. На ум совершенно не к месту лезут Цицерон, диковатые идеи Лукреция Кара и теория чисел, принятая на одной из планет Тау Кита (если вы не поняли, откуда последнее, перечитайте "Город иллюзий" Урсулы нашей Ле Гуин).
Этим я хочу только сказать, что следующая ссылка, с моей точки зрения, не является очень уж плохим подарком ко дню рождения (разве что для блондинок, но ты не блондинко) -
uni-persona.srcc.msu.su/site/ind_cont.htm
Там масса удивительно интересных воспоминаний и записных книжек всех времен, сортов и видов. На любой вкус.

Вот, дорогая Снарк. А это - ты:

@темы: ДР ПЧ

---

Пара слов о вдохновении

Вот БНС-а спрашивают, и он, соответственно, отвечает:
- Вдохновение... Да, бывало несколько раз, бывало. Но если бы мы надеялись на одно только вдохновение, то написали бы за всю жизнь пару рассказов и какую-нибудь повестуху. Не больше.
Я понимаю, что можно писать по обязательству (перед самим собой, издательством, редактором, друзьями, в конце концов). Так писали АБС, так писал Нагибин, так писали Лев Николаевич, Александр Иванович, Сергей Иванович и многие, многие другие. Наверное, в этом и состоит отличие Мастера от подмастерья, профессионала от Не. Я так писать не умею. В жизни не садился за стол ради того, чтобы написать потому, что надо. Я просто не понимаю, как это. Я стал спрашивать своих друзей-писателей, некоторые из которых не просто пишут и издаются и считают, что они ого-го, но и тех, которые действительно ого-го. Таких много. Никто мне вразумительно ничего не мог ответить. Сан Саныч на вопрос, может ли он писать без вдохновения, ответил:
- Могу, но не хочу.
Губерман пожал плечами и сказал, что у него всегда есть вдохновение, а если бы не было, он бы и не писал; но так как оно есть всегда, то он всегда и пишет; а когда его все-таки нет, например, когда он лежит с дамой, то он и не пишет; а... - тут я понял, что он просто выпил, хватил лишку, так сказать, и сердечно поблагодарил его.
Спросил я об этом также одну даму, автора пяти романов; она почему-то приняла вид оскорбленной невинности, сунула мизинец в нос и долго им ковыряла там, по временам вытаскивая и тщательно рассматривая, - так что мне в конце концов стало скучно и я ушел, так и не получив ответа.
Единственно, кто более-менее внятно мне на этот вопрос ответил, была Дина Рубина. Она просто сказала, что писательский труд - это ужасный труд литературного поденщика, но что тут никуда не деться, - если автор хочет писать книгу за книгой, он будет сидеть, как негр на плантации, и трудиться, как папа Карло и дядя Том, и всё. А степень привлекательности того, что он пишет, зависит от задумки темы и техники письма. А если я не хочу писать книгу за книгой, возразил я. - Хм, - сказала она, - тогда не пиши; впрочем, ты врешь: все хотят.

В общем, ответ этот мне ничего не дал.
И тут меня осенило: а что, если писать без вдохновения можно не только прозу, но и поэзию? Поэты, у которых я спрашивал, могут ли они писать стихи без вдохновения, смотрели на меня нехорошо, им казалось, что я хочу раскритиковать то, что они пишут, хотя я этого вовсе не хотел. Ира Рувинская сказала, что, в принципе, так писать можно - дидактическую поэзию, но те времена, кажется, давно миновали. Я никогда не писал стихов, но, по-моему, писать их без вдохновения все равно совершенно невозможно. Даже плохие стихи пишут, когда оно, вдохновение, присутствует, иначе не получится вообще ничего - в лучшем случае, получится партия - наш рулевой и Ленин - такой молодой. А может, я ошибаюсь, я ведь не поэт.
В общем, хоть литкритика меня считает мастером, и все председатели, губерманы, кимы, рубины и иже с ними полагают профессионалом, я писать без вдохновения не умею.
А вы?

@темы: психические заметки

---

Дорогая Чайная мышь Клавиатурная ложечка, дорогая Танька! Я всё пытался понять, сколько же лет мы знакомы, и у меня выходило так, что - всегда, то есть с детского уж сада точно; у меня есть в детсадовском альбоме фотография, где мы с одной девочкой сидим рядом на совершенно одинаковых горшках (о, эти сиротские, металлические, холодные горшки нашего детства!) - и беседуем о чем-то, держась за руки и склонив головы друг к дружке поближе. Я уж и имени этой девочки теперь почти не помню, но ощущение такое, что это мы с тобой на горшках сидим. Так, значит, и просидели лет сорок с хвостиком, держась за руки и беседуя. Я считаю - не самое худшее времяпровождение. На той детской фотографии только книжек не хватает, которыми мы бы обменивались. Которыми мы в действительности обмениваемся.
Не очень далекий знакомый спросит: почему обязательно книги? - Ась? - переспрошу я, рассеянно листая Дюма. - Почему обязательно, - старательно повысит голос собеседник, наклонившись к моему уху и тщательно артикулируя, как обращаются к глухому, - почему, сидя на горшке, обязательно нужно обмениваться книгами? - А чем же обмениваться? - спрошу я. - Ну, не знаю, - скажет он, - пирожками там... Какими пирожками, господь с вами, - скажу я. - Что это такое: сидя на горшках, обмениваться пирожками... совсем с ума посходили...
Конечно, книжками, книжками и только книжками должен обмениваться современный человек, чтобы не сойти с ума. Книжками - конечно, в фигуральном смысле, имеющий уши да услышит. Нам ад везде, нам рай - у книжных полок, как хорошо сказал поэт. Но это -

- действительно рай, именно таким я его себе и тебе представляю; не хватает только напитков и закусок на столе слева. - ...А почему, - спросит неунывающий нудник, желающий раскладывать всё по полкам (вот ему бы быть архивариусом по жизни!), - почему ты не только за себя говоришь, а и за её? - Потому что уйди отсюда и не делай мне нудно, - отвечу я с доброжелательной готовностью; мало ли чего человеку нужно по жизни, и мне, и ей по жизни нужно многое, и, с одной стороны, сын за отца не отвечает, но брат за сестру отвечать всё же, где-то, как-то, в чем-то - но должен, - а, с другой стороны, что, кроме книжек и всего, с ними связанного, могу я дать сестре на таком расстоянии? Или она мне? Ась? Вот именно. Любовь, - глухо брякнет нудный умник и удалится наконец, весь завернутый в плащ с вышитыми на нем звездными знаками. - Уйди, струльдбруг! - крикну я в тощую надменную спину, - а то, можно подумать, я этого и без тебя не знал... Обязательно озвучивать, да? Обязательно сформулировать, разложить по полкам с этикетками? Один такой вот разложил; в Шварцвальдских лесах дело было, он (мой тезка, кстати) по банкам человечьи сердца разложил и ко всем банкам организовал подписи; а чем та старая история кончилась - помните?.. - Молчат. Помнят. Запомнили. - Да и не в этом даже дело. Дело в том, что определить - значит, ограничить. Это не я сказал, это задолго до меня сказали. Я не хочу ни определять, ни ограничивать чувства брата к сестре. Это было бы... э-э-э... нелитературно. Никаких окончательных точек в конце - только запятые, это мое credo.

Этой ночью у меня было довольно возвышенное настроение. Я лежал, сбросив простыню (какое одеяло? у нас тридцать в тени), закинув руки за голову, кряхтел и глядел в окно: там Земля беззвучно неслась сквозь космический эфир. Как всегда, когда у меня возвышенное настроение, я старался сложить вирши; как всегда, у меня это не получалось. Проклятье, в чем же секрет воспитания рядовых средневековых рыцарей и самураев, раз они учились - и научались - складывать стихи? У меня получился только плагиат, диковатый симбиоз П.Когана и А.Городницкого, и я от ужаса остановился после первого же четверостишия:
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Пока в печи горят дрова
И робок свет дневной!

Дорогая, любимая сестренка, с днем рождения!


Да, и мамулю от меня поцелуй, - это уж как всегда и как отче наш.

@темы: Сестра, ДР ПЧ

---

Мне Берлускони симпатичен в общем-то. Жизнерадостный, иногда даже говорит то, что думает. И баб любит. Мне жалко его было, когда ему нос сломали. Он такой беспомощный сидел в машине с открытым ртом. Я часто представляю себя премьер-министром или президентом, которому сломали нос, или в которого бросили тапок. Как я в ответ делаю то же самое. Мочу того, кто мне сломал нос статуэткой, и прыгаю на того, кто в меня кинул тапком, и колочу его таким же тапком, который снимаю с собственной ноги. И телохранители не успевают меня удержать, и пусть все видят, как он этого не ожидает и падает, герой фуев. А то вот помню старый эпизод по телевизору в прямом эфире: Жирик выливает Немцову в физиономию стакан, а тот подпрыгивает в кресле - и ничего не делает. Только грозится судом. Очень противно. Если бы те, кто кидает в нас тапки, знали априори, что им в ответ в морду полетит, как минимум, то же самое, они вели бы себя чуточку иначе.

---

Прочел в новостях: "скоро истероид врежется в землю". Ну что ж. Очень сообразно настроению и результатам всех тестов последнего времени.

Еще отчего-то вспомнил доцента, завкафедрой оптики в одном провинциальном университете. Как-то пили вместе. Он всё повторял: "Мы ж оптики! Мы жоптики! Жоптики!" С перерывами на рюмку. Минут десять. Я не выдержал, сказал: "хватит уже, блядь!" Он обиделся, но не на то, что я имел в виду, и мы немножечко подрались. Давно это было.

---

12.09.2010 в 00:22

Пишет  Nosema:

Рыцарь смотрит внутрь себя и сам себя спрашивает: что я забыл? Храбрость со мной, сила со мной, честность со мной..
Дама бежит навстречу, юбки путаются в траве: помогите!
Рыцарь смотрит на нее и бормочет: забыл интерес.

(Дама кричит: я отдам тебе свой; рыцарь занимает ее интерес и не может сражаться, потому что слишком заинтересован.)

@темы: в мире сказок тоже любит булочки гном

---

Дорогой Дракон трубит в шофар в честь тех ПЧ, которые завтра вечером будут справлять Рош а-Шана. Дорогой Дракон полагает, что не с его грехами выполнять публично столь важную заповедь, посему стыдливо отвернулся от тех, кто именует его цадиком и хахамом. Бо не праведник он и не мудрец, а тот, о ком сказано в Пасхальной Агаде как о втором сыне, то есть глубокий грешник и даже злодей, причем не раскаявшийся нисколько. Дорогой Дракон выражает робкую надежду на то, что у всех его читателей - пэчей и нет - в новом году все пакости останутся в кильватере и далеко за кормой. И у него самого тоже. Так сказать, Шана това у-матука и доброй охоты нам всем.

---

...Под конец этой главы – замечательное стихотворение Юнны Мориц, дружившей с Довлатовым и, как все мы, любившей его:

Огромный Сережа в панаме
Идет свозь тропический зной.
Панама сверкает над нами
И машет своей белизной.

Он хочет холодного пива,
Коньяк тошнотворен в жару.
Он праздников хочет, прорыва
Сквозь пошлых кошмаров муру.

Долги ему жизнь отравляют,
И нету поместья в заклад.
И плохо себе представляют
Друзья его внутренний ад.

Качаются в ритме баллады
Улыбка его и судьба.
Панамкою цвета прохлады
Он пот утирает со лба.

И всяк его шутке смеется,
И женщины млеют при нем,
И сердце его разорвется
Лишь в пятницу, в августе, днем.

А нынче суббота июля,
Он молод, красив, знаменит.
Нью-Йорк, как большая кастрюля,
Под крышкой панамы звенит.


Скоро в серии ЖЗЛ выйдет книга о Довлатове.

Главы из книги Валерия Попова, опубликованные в журнале "Октябрь", августовский выпуск 2010 г.: magazines.russ.ru/october/2010/8/po7.html

...Восторг пришел тогда, когда микрофон взял самый старый довлатовский друг (и персонаж) Валерий Грубин. Он говорил горячо, долго… Но что интересно – в выступлении его нельзя было разобрать ни одного слова! Зал сначала вежливо терпел, потом пошли отдельные смешки – и вдохновленный этим Грубин говорил еще и еще! Хохот был уже всеобщим. Люди утирали глаза. Грубин вроде бы договорил, но, видя столь бешеный успех своей речи, с веселым отчаянием махнул рукой: ладно уж, расскажу еще! От счастья все в зале падали со стульев. Довлатовщина жива и будет с нами всегда.

@темы: книги

---

06.09.2010 в 00:09

Пишет  Nosema:

На день рождения к рыцарю дракон приносит девицу; рыцарь спрашивает в недоумении: зачем она мне? - дракон долго молчит, потом отвечает: если не знаешь, как поступить, съешь ее.

(Девица пухлая, как пирожок. Глядит на рыцаря и говорит: съешь меня.)

@темы: в мире сказок тоже любит булочки гном

---

Ира Рувинская. Из новых стихов

* * *

три бабки и баба одна
почти молодая и тело роскошное
умна
и уже опустилась до дна
и видно как тошно ей

три бабки и баба и два мужичка
дружки-графоманы
один говорят шизофреник
похоже вчера перебрали слегка
а на опохмелку нет денег

три бабки и баба и два мужичка и пацан
высокий худющий кудрявый
и ясно уже по глазам
писательства тоже отравлен отравой

три бабки и баба и два мужичка и пацан
а за столиком я
налили мне чаю
сижу и зачем-то стишки им читаю


* * *
Я сижу в чужой машине и лежу в чужой постели...

Рэна

щёлк и нет меня в рассылке
щёлк и адрес твой исчез
а ведь был когда-то пылкий
и взаимный интерес

не сидели мы в "тойоте"
не валились на диван
вы ребятки фиг поймёте
виртуальный был роман


* * *

ну расскажи как ты живёшь
ну расскажи про юбилей свой в ресторане
что был оркестр
фондю из фруктов на десерт
твой бенци прискакал
принёс билеты на концерт
а уж подарков надарили

ну поучи ну поучи меня как жить
как идиота моего отшить
и как отвадить сына от блондинки
как рис варить
и мясо жарить
и покупать хорошее вино

лежишь на кожаном диване
и только в ванне
знаю боль
большое тело отпускает ненадолго
на голове седой и редкий пух
а голос в трубке телефоной
как будто с юга
в юности звонишь

ну поучи ну расскажи


* * *

стыдно нервозности
временами стервозности
а дело просто видимо в возрасте
в том что трудновато становится
воз вести
и никто не хочет уже
роз нести
вот и тянет порой
взять и всё разнести


* * *

у меня зелёные глаза
и чёрная чёлка густая
волосы на затылке затянуты узлом
а мордашка добрая и простая
вроде я ещё не встречалась со злом
молодое худое тело
с загорелыми руками и ногами
и всё предсказуемо как в хроматической гамме
и я еду к другу

или глаза у меня карие с голубыми белками
волосы длинные рыжие
на крепкой шее "куриный бог"
молодое худое тело
с загорелыми ногами и руками
уши маленькие с розовыми мочками без серёг
и я еду к мужу

да нет
вообще-то я пожилая тётка
глаза у меня цвета пыли
и без очков уже видят нечётко
а волосы редкие цвет свой давно забыли
рыхлое белое тело
со старыми руками и ногами
голова замороченная долгами
и в больницу я еду
к старичку-соседу
у которого
никого больше нету

@темы: Рувинская, содружники

---

Спасибо за поздравления, дорогие ребята. Их было очень много, все они были очень приятны мне, и почти все они были искренни. При этом большинство поздравлений были очень интимны - не желая помещать их в комментарии, мои близкие и дорогие прислали их на у-мейл, а некоторые даже и в имейл. В общей сложности, я получил писаных поздравлений по количеству своему примерно столько, сколько дней в году, и еще безостановочно звонил телефон - на работе и дома. Иногда наступал конфуз - я никак не мог вспомнить некоторых поздравлянтов. Среди них были американские писатели и поэт из Мюнхена, имена которых мне ни о чем не говорили, экзальтированные дамы из Эльзас-Лотарингии, которых я выгуливал на экскурсии в Старом городе лет семь назад и совершенно не помнил; позвонил некий подпольщик из Перу, прямо из джунглей, и поздравил хрипло и отрывисто, и сразу бросил трубку, потому что по пятам его шла контрразведка его страны; и сразу же после этого на мой, засвеченный теперь, телефон стали названивать уже мои отечественные рыцари плаща и кинжала, и тоже поздравлять скучными голосами. Звонили и клялись в вечной любви также привидения, духи и души великих усопших - от Гектора Приамида, Александра Филипповича, которого я зову на досуге просто Сашкой, и Юлия, которого я зову просто Юликом - и до Александра Ивановича и Ивана Сергеича, с которыми я всегда очень пиететно-церемонен.
Потом звонили еще и гномы, и эльфы, и тролли... Голлум тоже звонил. Он гулко, торжественнно, долго откашливался. Он был похож на дядю Мулю, брата моей прабабушки. Бабя Яга тоже звякнула из ельника. Она совершенно незаслуженно хорошо ко мне относится. Она стала относиться ко мне так после того, как на одном собрании я назвал ее - Рожденная свободной. Она была тронута и долго шаркала ногой, обутой в валенок сорок седьмого размера.
Это был симпатичный день, спасибо за него вам и моей жене.

Кстати, о жене. Она говорит, что только люди, не знающие меня лично - в том смысле, что они не живут со мной, счастливой музой судьбы (что за муза такая? слышу впервые) избавленные от сей тяжкой доли - восторженные посторонние легковеры, могут иметь глупость воображать меня таким -

- в то время как в действительности я - просто пьяное чудовище по Блоку, опасный, подозрительный тип с блядскими наклонностями, и дни моей жизни, быстрые как волны, провожу исключительно так -

Знаете, я ведь действительно хотел бы проводить их именнно так. С хмельными красавицами и лихими друзьями, как сказал классик.

Я люблю вас, глаза ваши, губы и волосы (с).

@темы: гебуртстег ун йорцайтн