С днем рождения,  Targa.

---

 Borbo, с днем рождения!

---

С днем рождения,  Pengy!

---

 Agelo, с днем рождения.

---

А.Б.Йегошуа - "Пять времен года". М., "Текст", 2007.

Людмила Улицкая - "Даниэль Штайн, переводчик". М., Эксмо, 2006.

Вторая книга, думаю, может заинтересовать, не в последнюю очередь, llama'-у. Если, конечно, она ее уже и так не читала.

@темы: книги

---

Трусливым Львом по Волкову меня уже называли, и Бешеным Профессором - тоже. Графом зовут иногда до сих пор. Но почетной клички Пупс я удостоился только сейчас. Не знаю, как и реагировать.

Двадцать лет назад одна девушка сказанула, что я похож на кого-то не то из апостолов, не то из младших пророков (не помню, на кого именно, и откуда вообще известно, как они, пророки и апостолы, выглядели; да и выяснилось, что девушка, получившая традиционное атеистическое образование, путала тех и других). А вчера одна старушка заявила, что я - вылитый Николай Второй. И тоже не знаю, как реагировать.

Потому что прогрессивная русская общественность сто лет назад утверждала, что царь - стукнутый бамбуковой палкой по голове.

Скорее всего, все они - девушки, старушки и прогрессивная общественность - имели в виду разные вещи. Вероятно, старушки и прогрессивная общественность прежде всего подразумевали внутреннюю сущность. Прогрессивной общественности я не верю в принципе, но на мнение старушек полагаюсь практически всегда. Тем более, что эта старушка написала шесть книг после того как полвека назад отсидела на зоне; и еще она умеет курить самокрутки и цыкать зубом.







Лично мне всегда хотелось видеть свою внутреннюю сущность вот такой:

http://static.diary.ru/userdir/1/7/...649/6144742.jpg

Или, по крайности, хотя бы вот такой:

http://static.diary.ru/userdir/1/7/...649/5136071.gif

Но на поверку всегда выходит, что она - вот такая:

http://static.diary.ru/userdir/1/7/...649/1942709.jpg

---

...Как ты в целом, я не спрашиваю; приличным людям такой вопрос нонче не задают.


(с) Дальний свет

@темы: цитаты

---

Индетерминист

А-а-а-а-а, пели голоса.

О-о-о-о-о, пели голоса.



Бредбери,

"Уснувший в Армагеддоне"

Я знавал одну персону нон-грата, которая путем генетических манипуляций отучала травоядных от вегетарианства. Первые опыты прошли столь успешно, что персона с легким сердцем перешла на переучивание хищников в обратную сторону. Результаты были столь чудовищны, что персона покончила с собой, не забыв предварительно сжечь все рассчеты.

Года три назад, отстояв полтора часа на почте, я получил от совершенно незнакомого человека ценную бандероль. В ценной бандероли находилась книга под названием "Приключения головы I (суперроман)", И-м, 2002 г. Вся первая страница была исписана странными карандашными каракулями с посвящениями мне, а также с "огромными, ни с чем не соразмерными благодарностями за вклад в великое дело и жизнь автора". С недоумением вертя книгу в руках, я обнаружил на обратной стороне обложки краткую аннотацию, из которой следовало, что "герой романа, эмигрант из фашистского государства, попадает в страну сумасшедших, где получает странное задание - расследовать местных женщин".

-Вот! - удовлетворенно сказала Софа, неслышно зайдя со спины и, привстав на цыпочки, прочла аннотацию. - Вот. Я уверена, что эта книга - о тебе.

И, вздохнув, прибавила:

-Где только эти писатели тебя находят?..

...В общем и целом, Он издал восемь книг - романов, приключенческих вестернов, философских трактатов. Все книги были присланы мне по почте с пространными авторскими автографами, в которых прославлялись некие благодеяния, оказанные Ему мною. Я не знал за собой никаких благодеяний, но такова сила лести, что книги принимал с благодарностью. Я даже поставил их на среднюю полку шкафа в домашней библиотеке, чтобы их было видно издалека. Творческие люди часто пишут вещи странного содержания - на грани гениальности и маразма, как говорит одна моя знакомая. Понукаемый маразмом, я согласился перепечатать несколько присланных Им гениальных статей и вывесить их в интернете. Я не вчитывался в содержание. Он не владел компьютером. Мой долг как человека, которому присланы восемь книг с личными благодарственными автографами - помочь автору. Он непрерывно звонил мне домой и на работу, в самое неподходящее время, с руководящими указаниями - куда, на какой сайт и в какую редакцию отослать очередную вещь. Когда я ошибался в наборе текста или адреса, Он ругался, я виновато вздыхал. Моя жена постепенно возненавидела Его.

Эксцентричность - не всегда признак ума или дурости, но ни одно доброе дело не остается безнаказанным. В роковой день позвонил я Ему, чтобы поблагодарить за присланные книги. В трубке что-то пищало и бибикало, выли далекие голоса, долго никто не подходил к телефону, потом грубый мужской голос сказал, ничего у меня не спрашивая - профессор отдыхает, будить не велел, к нему явились одалиски - и трубка была брошена на рычаг. Он еще и профессор, с уважением подумал я, пропустив одалисок мимо ушей, и в голове нечетко вырисовался облик незабвенного чудака Паганеля.

Он позвонил мне сам, в двенадцать ночи, когда обычно я, позевывая, натягиваю ночной колпак и ищу свой шлафрок. Я до сих пор не знаю, что такое шлафрок, но ищу его всегда. Мне приятно воображать себя в нем - я кажусь себе одним из персонажей "Семи подземных королей".

Он был до крайности возбужден. Пропустив мимо ушей мои вялые ночные благодарности за полученные книги, Он напомнил, что еще год назад я, понукаемый Им, послушно опубликовал в интернете рецензию на одну из Его книг. Я совсем забыл об этом прискорбном случае. Рецензию Он увидел только сейчас - одалиски сообщили Ему об этом буквально пять минут назад. Он повторял это снова и снова, иногда заменяя слово "одалиски" "василисками". В трубке опять что-то пищало и ухало, я переспрашивал и в конце концов решил, что речь идет о Его подруге по имени Василиса, - но не стал уточнять. В конце концов, мне было это в достаточной степени безразлично, как безразлична была и старая, забытая рецензия, и Его благодарности за нее. Я был уверен, что речь вновь зайдет о благодарностях и автографах. Я хотел спать.

Благодарностей не было.

-Ты назвал меня детерминистом! - кричал Он, продираясь сквозь шум на линии. - Я не детерминист, я - индетерминист!

-Хорошо, хорошо, - успокаивающе бормотал я. - Не детерминист, а индетерминист. Да. Хорошо.

-Ин-де-тер-ми-нист! Это - колоссальная ошибка с твоей стороны! Ты немедленно должен опубликовать опровержение! Не-мед-лен-но.

-Ну... - забормотал я. - Ну зачем... все равно никто этой рецензии не читал...

Я сказал не подумавши. Это привело его в ярость. Он крикнул, что Его секретарь давно точит на меня нож, а одалиски (или василиски, я опять не расслышал) намеревались нанести мне визит вежливости еще с полгода назад, и Он с трудом, пользуясь лишь своим именем и общественным положением, сумел отговорить их. В конце концов, Он - лауреат Королевской премии, и имеет право.

-Ненавижу бумагомарак и писак, сующих свой нос в темы, в которых они ничего не понимают, - объяснил он уже более спокойным тоном.

Я похолодел. С тревогой я оглянулся на дверь супружеской спальни. Софа недовольно двигала в ней прикроватный коврик и меняла местами тумбочки.

Я не знал ни Его общественного положения, ни даже места проживания, но полагал, что денег и возможностей устроить шум в прессе у обидчивого автора хватит. Я знаком с такими авторами. Их много.

-Не надо шума! - взмолился я. - Давай, я напечатаю еще одну твою статью, и вывешу ее еще где-нибудь. Хочешь?

-Да! - крикнул он октавой ниже. - За рукопись этой статьи в Таиланде двое слонов затоптали своих погонщиков. Начинай. Диктую...

-Погоди, дай мне подойти к монитору... - обреченно попросил я. Мне было очень стыдно перед Ним. Я так ошибся, - а ведь Он прислал мне восемь книг, по крайней мере за одну из которых получил Королевскую премию, и двое слонов затоптали своих погонщиков в Таиланде. Вероятно, они затоптали их в схватке за право первыми прочесть рукопись статьи, которую я буду сейчас набирать. Мне было очень стыдно. Я должен был искупить свою вину перед Ним. И шум... ненавижу шум. Сыт по горло этим шумом.

-...Диктую! - кричал Он, продираясь сквозь телефонное кваканье и бибканье. - Название: Индетерминистская революция или Почему интеллигенция должна взять власть... Не де-тер-ми-ни-стс-ка-я революция, а ин-де-тер-ми-ни-стс-ка-я, ты понял? Готово?

-Готово, - пробормотал я, стуча одной рукой по клавиатуре, протирая другой слипающиеся глаза. - Готово...

-...Принцип адекватности У! Эр! Эшби! (записал?) гласит, что для достижения оптимального управления структура и закономерности управляющей системы должны соответствовать аналогичным показателям управляемой системы, а число состояний управляющей системы должно быть не меньшим, чем аналогичный показатель управляемой системы, иначе управление невозможно...

Я печатал до утра. Я печатал, что "в целях преодоления информационной неполноты общества и реализации принципа внешнего дополнения Ст.Бира необходимо ввести в правительство большое количество гиперразнообразия", и что "для интеллектуальных ценностей нет математического эвивалента", и что "бюрократов-мафионеров следует полностью изгнать из политических систем западных демократий, а масс-культура должна быть решительно уничтожена", и что "это и будет являться победой индетерминистской революции, - не де-тер-ми-ни-стс-кой, а ин-де-тер-ми-ни-стс-кой, ты понял?!"

В небе гасли последние звезды, и бледневший месяц криво ухмыльнулся мне ущербным своим ртом. Я ничего уже не соображал, когда далекий голос, сквозь вой и хихиканье на трех языках крикнул мне: "Точка!" - и я написал "точка", и стер слово, и поставил точку. Прозвонил будильник, и, покачиваясь, я встал со стула, не отнимая трубки от сведенных единой судорогой головы и плеча. Мне пора было идти на работу.

-В добрый час! - прокричал Голос. - Завтра мы будем лицезреть тысячи откликов! Королевская академия - назовем ее, между нами, кака-демией - побледнеет от виртуального удара, и присудит мне второй первый приз. Я пришлю тебе благодарственный автограф на копии моего почетного диплома... Впрочем, нет. Ты сам должен подъехать сюда и забрать его.

-Спасибо, - забормотал я, - не нужно, не стоит беспокойства, ну что ты, такая честь, что ты...

-Нет, ты подъедешь! - крикнул Он, мгновенно вскипая. - Я скажу василискам, чтобы пропустили без очереди.

-Дети, - пробормотал я заискивающе, - детки, внуки... я живу по часам, по расписанию, мне дохнуть некогда, не то что поехать к тебе... и я даже не знаю, где ты живешь. И, понимаешь, у меня маленький внук, я даже не знаю, говорил ли я тебе, а...

-Не слышу! - крикнул Он яростно. - Не слышу! Говори громче! У тебя что - во рту полипы?!

-Жена, - простонал я. - Жена спит, пять утра...

-Жена - вздор! - прокричал Он, хрипя и задыхаясь. - Я был женат трижды, и что?!

Я не знал - что.

-...И внуки - вздор! - орал Он. - И дети - маленькие, следующие по стезям родивших их самок, животные! Индетерминистская революция...


Я разозлился. Впервые за минувшую ночь, в свете зари, бледневшей перед лицом интеллектуального величия набранной мною чужой статьи, я повысил голос на человека.

-Сам приедешь со своим автографом! Никуда я не поеду! Сам приезжай...

Он засмеялся неожиданно добродушно.

-Да как же я к тебе приеду?.. Ты что - дурак? Меня только позавчера перевели из буйного отделения в обычное, врачи говорят - контрольный отпуск лишь через полгода...


Тихо, тихо, на цыпочках воровато прокравшись в салон, медленным движением дрожащей руки я повесил трубку.

@темы: психические заметки

---

Для  Celtic'a, который просил поделиться соображениями: http://www.diary.ru/~celtic/?commen...postid=23200751 .



Я понятия не имею, как нужно воспитывать детей. Я пользуюсь опытом моих родителей, которые этого тоже не знали, но воспитывать меня были обречены, так как этого требовала общественная мораль (партийной морали в советском смысле этого слова в семье не было). Будучи абсолютно нерелигиозными людьми, происходившими из ассимилированной среды, они (вероятно, интуитивно) пытались вложить в меня нечто нравственное, витавшее в воздухе на пограничьи семейных воспоминаний и литературных примеров. Внедрялось сие трояким, а скорее - трехступенчатым путем: душевными разговорами о смысле жизни, относительное достижение которого неотделимо от чтения хороших книг; путем конкретного приобщения к чтению меня самого; а также - более или менее запутанными рассуждениями о том, что такое хорошо и что такое плохо. Под "Хорошо" и "Плохо" подразумевался некий категорический императив в отношениях между людьми.

В результате я получил общее представление о безвыходном в условиях реальной жизни конформизме и последнем пороге, переступить который порядочный человек не может. Понятие порядочности при этом сформулировано не было - предполагалось, что вещь это сама собой разумеещаяся.

С восьми-девяти лет я интуитивно чувствовал, что есть темы, на которые нормальный человек говорить или не может вовсе, или может, но только со своими в доску.

Когда я вступил в возраст, который специалистами и желающими показать некоторую степень интеллекта обычно именуется пубертатным, то, достаточно неожиданно для самого себя, я пришел к выводу, что "каждый человек сам себя воспитать должен". При этом я не догадывался, что простейшая и радикальная эта идея носится в воздухе, в определенном возрасте, у каждого поколения на протяжении, по меньшей мере, нескольких тысяч лет (возможно даже - еще с эпохи нижнего палеолита). Дальше, и именно в связи с вышесказанным, я осуществил в своей жизни безумное число глупостей, пока, наконец, оторопев, не понял, что обоюдоострый воспитательный процесс неожиданно закончился, и что я - вырос.

В благодарность моим родителям могу сказать, что ни папа, ни мама авторитарно не заставляли меня думать именно так, как они, и никто не предлагал мне категорически и априори ни любви, ни ненависти. Родители действовали исподтишка, как это и принято в демократическом обществе, о котором они, родители, и сами знали лишь понаслышке, но, тем не менее, вполне интуитивно и при этом - осознанно.

Мне подсовывали книжки и устные, жизненные истории со странными, почти неизбежно депрессивными окончаниями, которые вступали в фатальное противоречие с общественными идеалами, приносимыми из школы.



В итоге я уяснил для себя важную вещь: неважно, чему тебя учат, важно, чтобы ты чувствовал, что тебя любят, тогда вкладывающиеся в душу кирпичики сознания встанут на свои места.

Они меня очень любили. Они страшно терзались, что я не проявляю никакого интереса к точным дисциплинам, что я плохо учусь, что у меня мало друзей, что я боюсь девочек, а еще раньше - что до шести лет я не выговаривал восемнадцати букв, и понять меня могла только мама. Я рос на просмотре по старому черно-белому телевизру двадцати минут в день передачи "спокойной ночи, малыши", на чтении книжек, на убегание внутрь себя, воображая мое участие в реально не случившихся событиях, и на собственных бесконечных продолжениях приключений героев детских книг; на слушании полузапрещенных песен на старом бобинном магнитофоне; на беседах с редкими людьми, сближение с которыми на первых порах сводилось к изматывающим душу полутонам, выдающим родство душ; впоследствии - на высказанным отцом только однажды и запомненным навсегда мнении, что женщина - тоже человек.



Главным оставалось воспоминание - зима, больница Эрисмана, я лежу в хирургическом детском отделении, мне вырвали гланды, я выхожу из палаты, бережно прижимая ко рту набухшую кровью тряпку (впрочем, это, наверное, был носовой платок), и на исходе третьего дня, в конце длиннющего, гулкого, каменного коридора вижу закутанную в старое пальто и платок, маленькую фигурку мамы, она пришла забрать меня из ада, и я, спотыкаясь и отхаркиваясь кровью, бегу к ней по коридору, прижимая к лицу, как велела нянечка, тряпку, и кричу сквозь нее своими восемнадцатью непроизносимыми буквами "мааааааааааама!.." - и, наконец, влепляюсь, судорожно обнимаю пальто, и тряпка оставляет на нем темное пятно, и она сперва отшатывается, а потом, крепко держа за руку, отводит меня куда-то, и забирает меня отсюда, и тогда, наконец - тишина и блаженный покой.



Я понимаю, что вырасти на полутонах такого сорта мог только неврастеник; я достиг такого возраста, когда могу спокойно, не дергаясь, сказать об этом, - и поэтому стараюсь осознанно не повторить закладки тех же кирпичиков сознания в новую душу, душу собственного ребенка, - и из всех намеков моего детства оставляю нелюбовь к телевизору, недоверие к газетам, старание поговорить - сблизив глаза, по-человечески, не используя никаких категорических императивов, но подразумевая их; с единственным я не могу справиться - с непреодолимым желанием впихнуть, часто безуспешно - сперва в дочь, теперь и во внука - любовь к чтению; я понял, что не могу впихнуть в них собственный опыт, и уже смирился с этим, хотя и не так давно; я осознал наконец - им нужен свой собственный опыт, и они тоже его переживут и, так или иначе, будут, как манную кашу, вкладывать в давящиеся глотки своих собственных детей.

Дочь в возрасте шести лет знает три языка - я и в двенадцать не знал как следует даже одного, своего родного русского. Осознание этого привносит в душу некоторое умиротворение; но я все равно, внезапно возбудившись к активности, с перекошенным лицом, в самый неподходящий момент внезапно для ребенка кидаюсь к телевизору - выключить, рвануть шнур на себя, не слышать, не видеть, а потом поймать недоуменный взгляд, и схватить, рывком поднять, прижать, зарычать в окно, щеря прокуренные клыки на низкое серое, зимнее небо, на вылезших из своих берлог родственников: моё! никому не отдам - моё!! - и прослыть окончательным психом, и обжалованью не подлежит.



А также - в этом возрасте - не давать никакой национальной или религиозной идентификации - а, тихо рыча и опасливо скаля клыки, бережно держа за руку, медленно подводить к осознанию ей (им) собственного опыта и свободы выбора в этих вопросах, как бы ни было больно; хотя, возможно, и не верно это, - из-за того только, что сам в космополитическом мегаполисе вырос, но ведь сейчас-то живем не в мегаполисе, а в каком-то ином, в сумасшествием нафаршированном доме, и все равно каждый должен испытать свой опыт, и всё решить для себя - сам.

А главное я все равно знаю - что ребенка любить нужно, трудно, сложно, больно, непонятно, не хватает слов, чтобы передать ему то, о чем думаешь, чем болеешь, чем бредишь, он совсем другой, этот ребенок, хоть взгляд у него исподлобья - дедушкин, глаза - твои, волосы - мамины, а характер вообще непонятно в кого, в твою первую жену, наверное, - но плевать на твои нервы и проблемы. Он ждет тебя дома, он твой, он распахивает глаза во время вечерней сказки в постели, он прижимается к тебе, и хочется дать ему всё, а невозможно; и он смотрит на тебя; и вспоминаешь себя, и тогда понимаешь - всё, что ему сейчас надо - это чтобы ты любил его, не больше, и трудно смириться с желанием впихнуть в него чужое, то есть своё, - и трудно любить, а надо любить.

---

 Кошка Селедка, если я буду писать Повесть о настоящем человеке, то посвящу ее, разумеется, тебе.

---

Просьба

Просьба к моим ПЧ - жителям Санкт-Петербурга.

Если есть у кого-нибудь возможность предоставить минимальный кров и ночлег одному моему московскому ПЧ, который на пару дней, между 23-25 февраля, приедет в Питер, и за которого я ручаюсь, - напишите мне, пожалуйста, на у-мэйл. Не желя никому причинить чрезмерных неудобств, буду, тем не менее, вельми понеже. Не желая никого напрягать, я крайне редко с такими просьбами обращаюсь. Будьте ласковы - пусть даже за страх, а не за совесть.

А запись будет возобновляться до получения любого благожелательного ответа.

запись создана: 07.02.2007 в 08:04

---

О профессии

Да, не наука. Только сейчас окончательно понял, что в истории всё было либо не совсем так, либо совсем не так, либо этого не было вовсе. В связи с этим ясно, что в каждом пишущем историке/летописце умер профессиональный романист.

Любая, самым лучшим образом написанная монография/статья выдает авторское отношение к предмету - значит, уже автоматически происходит искривление произошедших событий в восприятии читателя, особенно будущих поколений. Автор не виноват - он не может писать безучастно, он же человек; а если может - не человек он, гнать его в шею.

Это если о пионерском периоде в Палестине судить по роману Кестлера "Как вор в ночи", или об откуда есть пошла русская земля - по "Преданью старины глубокой" Губарева, или о политэкономии капитализма - по носовскому "Незнайке на Луне". Знаю - сам так учился, и других учил. Теперь понял, что мнение оксфордского старца, трясшего в прессе академической ермолкой над моей последней книгой, которая, как он выразился, читается как роман - отнюдь не комплимент, при том что старец считал наоборот. Гнать меня в шею (см. выше).

---

* * *



Горожане в древнем городе Содом

Были заняты развратом и трудом.

Рос разврат и утончался... И всегда

С ним росла производительность труда.

И следил все время строго их Сенат,

Чтоб трудом был обеспечен их разврат.



Телевидение в городе Содом

Просвещение вносило в каждый дом.

Дух прогресса всех учило постигать,

Наслаждаться, но расплаты избегать.

Пусть кто хочет превращает в матерей

Их одиннадцатилетних дочерей.



Что пугаться? - Были б в деле хороши!

В том и жизнь. И нет ни Бога, ни души.

Наслаждайся!.. А к вакханкам охладел,

Есть в запасе свежесть юношеских тел.

Что там грех - забвенье смысла и лица

Перед скукой неизбежного конца?



Все ли думали так в городе Содом?

Может быть. Да кто расскажет нам о том?

Остальные ведь молчали - вот напасть! -

В ретрограды было стыдно им попасть.

И от тех, кто прямо чтил не Дух, а плоть,

Их потом не отделял уже Господь.



Чем все кончилось, известно без меня.

Что вникать в природу Божьего огня.

Все сгорели в древнем городе Содом,

А при жизни размышляли не о том,

Не о том, за что сожгут, на что пенять.

Лишь — куда себя девать и чем занять.



(Н.Коржавин)

---

אױ װײ, ליבער הער גאָטעניו דער מײַן... סיז אַ קאָפּ אין דער ערד, װירקליך



Это я ткнул пальцем в небо. Не обращайте внимания.

---

-Ну, как дела? - спросил Румата благосклонно. - Одних грамотеев режем, других учим?



Отец Кин осклабился.

-Грамотей не есть враг короля, - сказал он. - Враг короля есть грамотей-мечтатель, грамотей усомнившийся, грамотей неверящий! Мы же здесь...

-Ладно, ладно, - сказал Румата. - Верю. Что пописываешь? Читал я твой трактат - полезная книга, но глупая. Как же это ты? Нехорошо. Прокуратор!

-Не умом поразить тщился, - с достоинством ответил отец Кин. - Единственно, чего добивался, успеть в государственной пользе. Умные нам не надобны. Надобны верные. И мы...

-Ладно, ладно, - сказал Румата. - Верю. Так пишешь что новое или нет?

-Собираюсь подать на рассмотрение министру рассуждение о новом государстве, образцом коего полагаю Область Святого Ордена.

-Это что же ты? - удивился Румата. - Всех нас в монахи хочешь?..

Отец Кин стиснул руки и подался вперед.

-Разрешите пояснить, благородный дон, - горячо сказал он, облизнув губы. - Суть совсем в ином! Суть в основных установлениях нового государства. Установления просты, и их всего три: слепая вера в непогрешимость законов, беспрекословное оным повиновение, а также

неусыпное наблюдение каждого за всеми!

-Гм, - сказал Румата. - А зачем?

-Что "зачем"?

-Глуп ты все-таки, - сказал Румата. - Ну ладно, верю.



(с)

---

"And enterprises of great and moment, with this regard their current turn away and loose name of action". (с)

---

Я не пишу о политике. Дюжину лет назад я писал о ней в газетах и журналах, и давал интервью, о которых говорили - "если бы это сказал коренной израильтянин, то его бы посадили, но ты "русский", а они, как известно, все сумасшедшие, как бешеные медведи, чего с них взять", - и ходил на демонстрации (преимущественно - протеста), и выкрикивал лозунги, и махался с полицией. Потом я возвращался домой и опять печатал статьи - на пишущей машинке, потому что компьютеров тогда еще не было, и озлобленная оппозиционная пресса расхватывала их, как горячие пирожки. Потом, когда в этой прессе у меня уже появились свои постоянные читатели, я почувствовал, что меня тошнит, что письменное обсуждение общественных вопросов начинает вызывать у меня идиосинкразию, и прекратил этим заниматься. То, что иногда у меня вырывается в настоящее время на смежные темы здесь, в дневнике, - это не политика, а биология.

Это надо понять. Вы это поймите.


Ладно. Но вот вы сказали - справедливое общество. Это что такое? И чего хотите вы? К чему вы стремитесь, кроме сохранения жизни? И кто вы?

Трубка Доктора шуршала и трещала, тяжелый смрад распространялся от нее по подвалу.

- Дайте мне, - сказал вдруг Лесник. - Дайте я ему скажу... Мне дайте... Ты, мил-человек, того... Не знаю, как там у вас в горах, а у нас тут люди любят жить. Как это так - кроме, говорит, сохранения жизни? А мне, может быть, кроме этого ничего и не надо!.. Ты что полагаешь - этого мало? Ишь ты, какой храбрый нашелся! Ты поживи-ка в подвале, когда у тебя дом есть, жена, семья, и все от тебя отреклись... Ты это брось!

- Подождите, Лесник, - сказал широкоплечий.

- Нет, это пусть он подождет! Ишь ты, какой нашелся! Общество ему подавай, базу всякую...

- Подожди, дядя, - сказал Доктор. - Не сердись. Видишь, человек ничего не понимает... Видите ли, - сказал он Максиму, - наше движение очень разнородно. Какой-то единой политической программы у нас нет, да и быть не может: мы убиваем, потому что убивают нас. Это надо понять. Вы это поймите. Все мы - смертники, шансов выжить у нас немного. И всю политику у нас заслоняет по существу биология. Выжить - вот главное. Тут уж не до базы. Так что если вы явились с какой-нибудь социальной программой, ничего у вас не выйдет.

(с)

@темы: цитаты

---

Выяснилось, что в сети нет не только романа Ицхокаса Мераса "Ничья длится мгновение", но и повести Людвика Ашкенази "Брут". Ежели, паче чаяния, кто-нибудь сей предмет наперекор действительности обнаружит, то проше пана/пани ссылочку соизволить. Для меня и для Крановщицы  taine. В лапидарных целях.

---

Как это в Талмуде сказано?.. "Был тут один с чистой совестью, да и то потому только была она чиста, что он ею никогда не пользовался".

---

Вся страна обсуждает, как министр юстиции ввел язык свой с проникновением в уста секретаря канцелярии премьер-министра. Это обсуждают средства массовой информации, полиция, круги защитников прав животных, пенсионеры, школьники и торговцы подержанными курицами на городских базарах, и нет для них более животрепещущей новости. Когда несколько дней назад в Эйлате взорвался очередной шахид, забрав с собой на небо нескольких прохожих, этот факт обсуждали значительно меньше.

Вывороченные мозги потомков древних начетчиков создают объемную реальность палаты номер шесть.



Это безнадежно, подумал он. Никаких сил не хватит, чтобы вырвать их из привычного круга забот и представлений. Можно дать им все. Можно поселить их в самых современных спектрогласовых домах и научить их ионным процедурам, и все равно по вечерам они будут собираться на кухне, резаться в карты и ржать над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего времяпровождения.

(с)