Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Натела сделала мне подарок ко дню рождения - прислала сказку. Свою сказку, я имею в виду. Подарок был распечатан и вчера вечером опробован. Каким образом можно опробовать подарок такого рода? Конечно, чтением вслух ребенку. Ребенок был в восторге и даже перевозбудился, так что лишь в двенадцатом часу ночи усилиями всей семьи удалось запихнуть его (то есть ее) в постель.
Особенность чтения вслух у нас заключается в развернутом лицедействе и максимально приближенной к условиям произведения пантомиме - там, где пантомима требуется. Кроме того, я пел. Голос у меня противный, но петь надо, потому что, во-первых, в тексте сказки есть песенки, - во-вторых, потому что подарки такого рода на дороге не валяются, а халтурить в педагогическом процессе нежелательно - потом аукнется. Старая ванночка играла роль ступы Бабы-Яги, а я играл роль гипотетического лешего, и кончилось тем, что по ходу действия я забрался на шкаф и упал оттуда на кошку, игравшую роль гипотетической кикиморы болотной, и чуть не сломал ногу и хвост. Ногу - себе, хвост - кикиморе.
Натела, у меня нет слов. "Спасибо" здесь было бы пошлятиной самого низкого пошиба.
Другим папам-мамам рекомендую сделать то же самое, пусть даже и без пантомимы.
читать дальшеЖила-была девочка. И сразу понятно, что это сказка. Раз «жила-была» – значит, сказка.
Имя у девочки тоже было самое сказочное – Маруся, то есть Мария – как Марья Моревна или Марья-царевна. Только мама, папа и бабушка звали ее Марусей. Так уж привыкли.
Вот жила-была, значит, девочка Маруся – глазки, ушки, на носу конопушки, а в косичках два бантика, как у девочек заведено. И родителям с этой Марусей прямо беда была. У других дети занимаются музыкой, фигурным катанием, английским, рисованием. Ну, на худой конец, - карате или дзюдо. А эта как заладила одно – хочу учиться колдовать.
Ну что ты с ней поделаешь! Кружков таких ни в школе, ни во Дворце пионеров, ни на станции юных техников нету. Папа с мамой готовы были даже на дом преподавателя за деньги пригласить. Но сколько ни давали объявления по радио и в газете, так никто и не позвонил. А Маруся все на своем стоит - хочу учиться колдовать, а после школы, говорит, бабой-ягой работать буду. Такая упрямая, хоть кол на голове теши.
И что вы думаете, все-таки добилась своего. Где-то на столбе прочитала объявление про специальные курсы, где готовят баб-яг… Ой, наверное, не так! Бабов-ягов? Нет, тоже смешно получается. Вот вредное слово попалось! Ну, не бабей-ягей же? Ладно, короче, бабинские-ягинские курсы. И стала Маруся там учиться.
Девочка она была старательная. Училась почти на одни пятерки. Только два предмета ей никак не давались, сколько ни билась она над ними – вредность и злодейство. Маруся даже песенку про это сочинила. Вот такую.
Не хочу я продавать конфеты,
Не хочу халвою торговать,
А хочу, скажу вам по секрету,
А хочу учиться колдовать.
А мама, папа, бабушка стали горевать.
Ну, разве это плохо – учиться колдовать?
Говорила мне моя бабуся:
Лучше жить в уюте и тепле.
Неприлично девочкам, Маруся,
По ночам летать на помеле.
Ну, стала бы художницей, пошла бы ты в балет!
А мне по небу хочется промчаться на метле.
Я учусь прилежно чародейству,
Отвечаю у доски на «пять».
Но по вредности и по злодейству
Двойки, двойки у меня опять.
Приду на помощь с радостью, лишь кликните ягу,
Но делать людям гадости я с детства не могу.
Конечно, от этого Марусе было очень грустно. Но что же делать, раз выбрала себе такую профессию.
Долго ли, коротко ли, закончила Маруся свои курсы и получила диплом бабы-яги. Направили ее на работу в самую далекую глухомань. Двойки по вредности и по злодейству подвели. Если б не это, то где-нибудь в подмосковном лесу трудилась бы.
Только Маруся ни капельки не огорчилась: «Не пропаду, везде люди живут!». Приехала она на маленькую станцию, подхватила сундучок с вещами и по тропинке отправилась в глухой лес. Идет себе, не боится. Ой, мне самой смешно стало! Кого же это бабе-яге в лесу бояться?
Шла-шла, наконец, пришла. Стоит посреди болот избушка на курьих ножках. Стоит к лесу передом, к Марусе – задом. А у Маруси ведь только по вредности и по злодейству двойки были, а все остальные предметы она знала на «отлично». В том числе и как с избушками обращаться.
- Избушка, избушка, стань ко мне передом, а к лесу задом.
А избушка и не подумала, да еще куриной лапой отлягнулась, Марусю сухой травой и шишками засыпала.
Маруся обиделась:
- Ах, ты не слушаться! Тогда попляши-ка!
Сказала волшебные слова (она ведь все волшебные слова наизусть знала), и избушка пошла плясать вприсядку. Аж земля задрожала.
- Ох, дритатушки, дри-та-ту! Ох, ноги мои старые! Ох, ох, барыня, барыня, сударыня барыня! Ох, ревматизм, ох, радикулит!
Пожалела Маруся избушку:
- Ну, то-то же, а слушаться будешь?
- Ох, ох, стану… Ты бы сразу мне сказала, что ты – яга. А то тут народу всякого шляется, знаешь, сколько. Так и вертеться, что ли, перед каждым? Ох, ноги мои старые!
Вошла Маруся в избушку и ахнула: а грязи-то! Немыто, неметено, неприбрано. А избушка ворчит:
- Кому прибирать-то было? Двести восемьдесят три года без хозяйки стою. Нынче молодежь в наши заповедные леса не затащишь. Все разбежались – в экстрасенсы да в коммерческие организации. Ты нынче не хлопочи, с дороги спать ложись, а уж утром мы с тобой возьмемся…
Послушалась Маруся, очень устала с дороги. А утром проснулась, так даже не и вспомнила, что прибрать в избушке хотела. Заколдовала ее избушка. Даже умыться, причесаться не подумала, потому что этого бабам-ягам не полагается.
Пошла она по лесу посмотреть свои владения. Елки да березки, полянки да болотца тропинками путаными перевиты. Тихо кругом.
- Что же это, я одна так и буду здесь со скуки пропадать? – огорчилась Маруся. – Эй, есть тут кто живой, отзовитесь!
Никто не отозвался – наверное, тихо крикнула. Тогда Маруся как свистнет по-мальчишечьи на весь лес. Задрожал лес, заволновался. На деревьях птицы проснулись, захлопотали. Из-за кустов зайцы, лисы, ежики выглянули. Прибежали волки, медведи, всякие звери. Что за шум?
Смотрят, стоит на полянке чудище чумазое с двумя бантиками в коротком платьице. Это Маруся перепачкалась, когда в избушке ночевала.
- Ты кто? Что шумишь в заповедном лесу? Что хулиганишь? А то ведь и съесть недолго, у нас тут не зоопарк.
- Здравствуйте, - отвечает Маруся. – Я – баба-яга. Буду в вашем лесу жить и хочу с вами дружить. Очень мне скучно одной.
Одна лисичка и говорит:
- Не похожа ты на бабу-ягу. Баба-яга должна быть старая и колдовать должна уметь. А ты – совсем девчонка.
Обиделась Маруся, хотела диплом свой показать, да вспомнила, что звери читать не умеют.
- Ну, что вам наколдовать?
А лисичка и говорит:
- Курочку.
Тут другие звери застыдили ее, затолкали:
- Ты все только о себе беспокоишься, а у нас дедушка Михаил Потапыч с елки упал, всю спину расшиб, шкуру порвал, болеет. Вылечи его, если умеешь.
Подошла Маруся к больному мишке, пошептала, погладила, через левое плечо три раза плюнула.
- А теперь вставай, Михаил Потапыч, давай попляшем!
Разогнул мишка больную спину – не болит. Топнул ногой, топнул другой - и пустился в пляс, будто и не старый, будто и не болел вовсе.
Стали звери Марусю благодарить:
- Спасибо тебе, девочка-яга.
- А хотите, - говорит Маруся, - я вас аэробике научу? Кто аэробикой занимается, тот никогда не болеет и не старится.
И запела песенку, которую сама придумала. Вот такую.
Это вовсе не трудно,
Это вовсе не нудно,
Это даже не надо учить!
Веселее попрыгать
И ногами подрыгать,
И присесть и разок подскочить.
Все руками дружно машем,
Машем – раз, два, три!
Повернулись, улыбнулись,
А теперь – замри!
А когда Маруся сказала: «Отомри!» – все звери опять стали говорить Марусе спасибо, потому что им очень понравилось танцевать под ее песенку. Особенно медведям. Вы не смотрите, что медведи такие большие и неуклюжие. Они любят поплясать.
Понравилась зверям Маруся, стали они с ней дружить, в гости ходить. Приходили к ней жаловаться, если кто обидит, лечиться, если кто заболеет. Всем девочка-яга помогала. А зверюшки приносили ей грибы, ягоды, орехи, травки душистые. Конечно, Маруся могла наколдовать себе и пирожных, и конфет, и ананасов с бананами, только ей больше нравились лесные гостинцы.
Все, вроде, шло хорошо. Только избушка ворчала:
- Нашла, с кем дружбу водить. Бездельем целыми днями маешься. Нет, чтоб попугать кого, в болото завести… Ступа вся паутиной заросла. Не на отдых - на работу, чай, прислали…
Маруся решила: почему, в самом деле, не полетать над лесом, не посмотреть с высоты на окрестности. Достала из угла ступу, пауков выгнала и полетела. Высоко, быстро, дух захватывает.
Увидела Маруся вдалеке железную дорогу, по которой сюда приехала, маленькую станцию, а за ней – деревню. И захотелось ей к людям. Повернула ступу к станции, хотела через провода перелететь, да высоты не хватило – ступа-то была устаревшей конструкции. Запуталась Маруся метлой в проводах, искры посыпались. Начальник станции в свисток засвистел, чтоб пожарные приехали. Старушка какая-то с испугу закричала:
- Ой, батюшки! Короткое замыкание!
Еле выбралась Маруся и в лес к себе полетела. Опустилась на полянку отдохнуть, слышит – плачет кто-то. Посмотрела из-за кустов – сидит у тропинки девочка маленькая, совсем еще дошкольница, и плачет, платочком слезы вытирает. Маруся говорит ей ласково-ласково:
- Что ты, маленькая, плачешь? Кто тебя обидел?
Девочка глазки утирает и рассказывает:
- Позвал меня братец Ванечка в лес за ягодами, а сам нужную тропинку потерял. Уж мы ходили, уж мы искали, пока я совсем не устала. Тогда Ванечка посадил меня здесь, на дорожку, а сам искать пошел. Наверное, он теперь тропинку нашел, а меня потерял. У-у-у!…
- Не плачь, девочка! Не плачь, маленькая! Я отведу тебя домой.
Подняла девочка глаза, увидела Марусю и еще пуще заплакала:
- Ой, страшная какая! Я тебя боюсь!
А как же Марусе страшной не быть? Вы бы сами-то попробовали неделю не умываться, не причесываться и к тому же спать в грязной закопченной избушке.
- Не бойся, - стала уговаривать ее Маруся. – И совсем я не страшная. Просто немножко неумытая. Знаешь, некогда все, все дела…
- Нет, ты сначала умойся!
Вот какая капризная. Утерлась Маруся подолом. Чище, вроде, не стала, а так – посветлела чуток. Уговорила девочку сесть к ней в ступу. Поднялись они над лесом и увидели – сидит под большой елкой мальчик и плачет.
- Ванечка, Ванечка, - закричала девочка и чуть вниз не прыгнула.
Увидел братец сестренку и испугался:
- Отпусти, пожалуйста, чудище-страшилище, мою Аленушку!
А девочка смеется, она совсем уже перестала бояться Марусю.
Опустились вниз, посадили в ступу и Ванечку. Ванечка в ступу-то залез, а все опасается, поглядывает искоса – уж больно черна да лохмата была Маруся. Прямо баба-яга. А как взлетели, про все страхи забыл, Марусю вопросами замучил:
- А ты как скорости переключаешь? А у тебя задняя передача есть? А ты на водительские права сдавала? А самолет обогнать можешь?
Сначала Маруся пробовала отвечать на его вопросы, но они сыпались из мальчика так быстро, что Маруся махнула рукой и налегла на метлу.
- С водителем во время движения разговаривать запрещено!
- Да, - сказала Аленушка. – Я когда с мамой в город ездила, там во всех троллейбусах так написано.
Тут дети увидели сверху свой дом и закричали от радости:
- Вон наша крыша! И огород! А вон мама в огороде грядки поливает! Мама! Мы здесь! Мы летаем!
Маруся остановила их:
- Тише вы! Что, хотите маму перепугать? Взрослые-то в чудеса не верят. Представляете, какой ужас она себе вообразит? Нет-нет, мы приземлимся подальше, на краю деревни. И, пожалуйста, дома не говорите, что на ступе с бабой-ягой летали, а то родители подумают, что вы заболели и поведут вас в больницу. А это вот вам подарочек от меня.
Достала Маруся две корзинки, одну Аленушкину, другую Ванечкину. А в обеих – полным-полно доверху земляники, крупной, красной, спелой.
Попрощались дети с Марусей, спасибо ей сказали за все – за то, что в лесу их нашла, что на ступе до дому довезла и за землянику тоже. Обещали к ней в лес в гости приходить, чтобы не скучала.
И Маруся полетела домой, а по пути песенку придумала. Вот такую.
Подружитесь с бабою-ягой!
И па-па-па-па-пожалуйста, не трусьте,
Не со страшной вредною каргой,
А с ха-ха-хорошей девочкой Марусей.
Приходите в мой волшебный лес.
Говорят, что нет чудес на свете, бросьте!
Скажут тоже – нет чудес!
У меня их полный лес,
Вот увидите, когда придете в гости.
Одна тайна очень непроста.
Но волшебники ее все знают с детства –
Побеждает в жизни доброта
Даже самое волшебное злодейство.
Если хочешь сильным стать,
Ты не должен обижать
Ни зверюшку, и ни птичку, и ни рыбку.
Должен старым помогать,
Должен младших защищать
И для друга не скупиться на улыбку.
И тогда наверняка
Вдруг запляшут облака
И кузнечик запиликает на скрипке.
С голубого ручейка
Начинается река,
Ну, а дружба начинается с улыбки.
Вот такую песенку пела Маруся по пути к своей избушке. Прилетает на полянку, а там один гость ее уже дожидается. Толстый, важный, в кожаном пиджаке, в кожаной кепке и портфель в руках – кожаный.
- Здравствуйте, - говорит, важно так, и удостоверение ей показывает в обложке кожаной. А в удостоверении написано – “УВД ОЛН”.
- Ой, а что это значит? – спросила Маруся.
- А то и значит, - гордо отвечает кожаный гость, - Управление вредных дел, Отдел лесной нечисти. Я – главный ревизор. Проверять вас буду.
- Что проверять?
- Все проверять. Как вы тут свои вредные дела справляете – скольких до смерти испугали, скольких в болото завели, скольких зверями дикими затравили. Все вот в эту тетрадочку запишу и по начальству доложу.
- А если я ничего такого не делала, тогда что? – спрашивает Маруся.
- А тогда наказание будет. Могут послать в самую что ни на есть глухомань… Впрочем, вы и так в самой глуши живете. Тогда, наверное, в кикимору болотную на 200 лет превратят или еще чего-нибудь…
Задумалась Маруся. А сорока-трескучий язык уже по лесу полетела, всем зверям сообщила. Сбежались звери к Марусиной избушке, слетелись все птицы и даже комары, подняли такой галдеж, вой, писк, что и представить нельзя. Звери рычат, зубы скалят, птицы налетают, крыльями машут. Комары кусаются, что твои волки.
Закричал кожаный, замахал руками:
- Кыш! Брысь! Пошли вон! Всех в мох лесной превращу, в солому, в пыль дорожную! Вот я вас!
Только пока он в начальниках служил да с ревизиями-проверками разъезжал, все волшебные слова напрочь забыл и колдовать разучился. Смотрела -смотрела Маруся , как кожаный начальник без толку бормочет, плюет, пальцами прищелкивает, а ничего у него не выходит. Смешно ей стало. И сказала она гостю незваному:
- Катись-ка ты отсюда колбаской!
А кожаный и в самом деле завалился на бок и покатился. Одной рукой кепку кожаную прихватил, другой портфель обнял и быстро-быстро по лесу катится. Через минуту уже и видно его не стало.
- Вот молодежь-то пошла, - заворчала старуха –избушка. – Ни старшие, ни начальство им не указ. Гляди, превратят тебя в кикимору за своевольство…
Но кожаному начальнику, наверное, стыдно было признаться, что девчонка с ним так расправилась. И он доложил в своем вредном управлении, что в дальнем лесу, мол, все в порядке.
Идет время, идет, а у Маруси все по-старому. Каждый день – одно и то же. А однажды приснился ей родной дом, а там мама, папа, бабушка сидят за столом и говорят:
- Где-то сейчас наша Марусенька? Каково-то ей живется?
И решила Маруся в отпуск съездить. На работе же всем отпуск по закону полагается. Написала Маруся заявление:
“Уезжаю в отпуск к маме, папе и бабушке на две недели согласно закону о труде. Заместителем по всем важным делам остается Михаил Потапыч.
Маруся.”
Приколола заявление на сосну возле избушки, собрала сундучок и пошла на станцию. Подошла к железнодорожной кассе – очередь врассыпную. Заглянула в окошечко, а кассирша как закричит, как под стул полезет. Вышла на платформу, а народ узлы, сумки, чемоданы побросал и с криком разбежался.
- Скажите, что случилось-то? – спрашивает Маруся пробегающую старушку.
- Ой, родимые! Ой, спасите! – заорала старушка. – Человечьим голосом разговаривает! Караул!
Не может Маруся понять, что происходит. Начальник станции под платформу забился и оттуда в серебряный свисток свистит. Пожарные откуда-то примчались на красной машине с громким гудком. Испугалась Маруся и пошла опять в лес, домой. Она же в зеркало не смотрится, а грязь, копоть да сажа еще никого краше не делали. Вот колдовство избушкино что натворило.
В тот же день к вечеру услышала она голос человеческий:
- Эй, избушка! Стань к лесу задом, ко мне – передом.
Выглянула в окошко – стоит на полянке добрый молодец – высокий, пригожий, нарядный такой. Увидал он Марусю, поклонился и говорит:
- Здравствуй, бабушка!
- Какая ж я тебе бабушка! – обиделась Маруся. - Я же еще совсем молодая.
Добрый молодец удивился да плечами пожал.
- Уж, прости, девица, не разглядел – больно много сажи на тебе да копоти. Не могла бы ты, девушка, приютить меня? Человек я нездешний, заблудился в ваших болотах. А дело – к ночи. Что-то боязно одному в темном лесу оставаться.
Пригласила его Маруся в дом.
- Такое, - говорит, - дело наше бабинское-ягинское – путника приютить, накормить и дорогу ему указать.
А молодец как вошел в избушку, так сразу назад и выскочил.
- Тьфу, тьфу, - плюется. – Лучше в темном лесу ночевать, чем в такой грязи да копоти, с пауками да лягушками. Пойду искать ночлега почище. А не найду – так лучше на дереве переночую.
И ушел, не оглянулся. А Маруся осмотрелась и вдруг сама увидела – какая грязь кругом. К ушату с водой наклонилась – и правда, чудище-страшилище. Села на порог избушки и горько заплакала. А избушка ее уговаривает, успокаивает:
- Да было бы из-за чего расстраиваться! Ты у меня еще – красавица, маков цвет. Вот до тебя у меня тут баба-яга жила – кто глянет, замертво падал. Взглянул – все, можно даже пульс не щупать. Нет, ты – красавица. Ишь ты, подумаешь, явился- не запылился, цвет лица ему не нравится, видите ли!..
А Маруся ее не слушает, все плачет. Мимо белочка пробегала – прыг к Марусе на плечо.
- Цок-цок-цок, кто обидел?
Рассказывает Маруся про свое горе, а сама еще пуще плачет. Она ведь еще совсем не взрослая была. Послушала-послушала ее белочка, прыг-прыг – и ускакала опять в лесную чащу.
- Вот уже и звери лесные стали меня пугаться, - окончательно огорчилась девочка-яга.
Не успела она додумать эту мысль до конца, как набежало зверюшек всяких видимо-невидимо. Набились они все в избушку и давай ее мыть, скоблить да чистить.
Прилетели две птицы-орлицы. Сильные такие, подхватили Марусю под руки и к лесному волшебному ручью отнесли. В нем вода чудесная – кто ни умоется, всяк помолодеет да похорошеет. А Марусе-то ни молодеть, ни хорошеть не надо было, вот только грязь да копоть смыть. Уж мыли-мыли Марусю – и хвощем пушистым, мочалкой лесною, и песочком, и перышками терли. Напоследок водицей окатили. Погляделась Маруся в ручей, засмеялась от радости – до чего хороша: брови черные, глаза ясные, щечки малиновые, а губки рябиновые.
А тут и лисички подоспели, праздничный наряд подносят: в старом сундуке на чердаке нашли – такие пронырливые. Ахнули все – красавица! Сарафан-то золотом шит, а кофта всяким кружевом изукрашена, да бусы красные, да серьги жемчужные. Ой!
Одна избушка недовольна, все скрипит:
- И куда нарядилася? И куда нафорсилася? Тому наряду – полтыщи лет, а все как новенький. Уж берегла-берегла его пуще глаза. Редкость музейная, вещь историческая. А ты сейчас круть-верть по лесам да по кустам. Изорвешь ведь, истреплешь. Сама вся разоделась, расфуфырилась, а мне-то хоть дверь бы поправила. Вишь, перекосилась как?…
И то правда, обидно старухе. Взял Михаил Потапыч бревнышков подходящих, смастерил новую дверь, приладил. Засуетилась, завертелась старая с ноги на ногу, забеспокоилась:
- Ну, что, как к лицу новая-то? Ты уж, Потапыч, постарайся, чтобы все путем. Чай, не сарафан, теперь опять на тыщу лет.
Похорошела, помолодела избушка и изнутри. Печка побелена, чугунки-котелки вычищены, половички пестротканные на вымытые полы постланы. А посредине на столе на белой скатерти с узорами медный самовар блестит. Ай, да звери, ай, да птицы! Вот молодцы!
А избушка-то скрипит:
- Ну, что на пустой стол любуетесь? В печку, что ли, лень заглянуть? Да в чуланчике там пошарьте!
Открывают печку – а там чего только нет: котел борща наваристого, каша гречневая рассыпчатая, пироги-ватрушки всякие. А в чуланчике - молоко, сливки, творожок, мед липовый, ягоды лесные… Вот как избушка расщедрилась. Вот она, оказывается, какая волшебная да добрая.
Сели всей компанией за веселый ужин. Смотрят, а Маруся опять грустная. Тут Михаил Потапыч и говорит:
- Уж я-то знаю, как Марусю развеселить, недаром столько лет на свете прожил.
И в лес пошел. А через полчаса выбегает на полянку молодец, тот самый, что от Марусиного ночлега отказался.
- Эй, как тебя, яга! Выйди, пожалуйста, на минутку. Ходил я по лесу, совсем заблудился, из сил выбился. А тут еще медведь за мной увязался, огромный такой да страшный. Уж прости меня, пусти переночевать.
Вышла Маруся, а он и остолбенел. Стоит, как каменный, глаз с нее не сводит, ни слова молвить не может. Взяла его Маруся за руку, повела в избушку. А избушка себе поскрипывает:
- Хоть неучтивый гость, неуважливый, а все-таки – гость. Такое уж наше дело бабинское-ягинское - приютить, накормить путника и дорогу ему указать… Только, ох, чую, чую, этот надолго здесь останется. Ну, ладно, может, еще порог подлатает-починит…
Еле пришел в себя добрый молодец – чудеса да и только. Так ведь лес-то не простой, а волшебный. Усадила Маруся гостя за стол, стали они пировать и веселиться. Всем зверюшкам по пирожку дали, всем птичкам по горсточке зернышек, а комарам да жучкам – все крошечки. Даже избушку угостили – маслица в дверные петельки налили: ты уж не скрипи, старая.
Особенность чтения вслух у нас заключается в развернутом лицедействе и максимально приближенной к условиям произведения пантомиме - там, где пантомима требуется. Кроме того, я пел. Голос у меня противный, но петь надо, потому что, во-первых, в тексте сказки есть песенки, - во-вторых, потому что подарки такого рода на дороге не валяются, а халтурить в педагогическом процессе нежелательно - потом аукнется. Старая ванночка играла роль ступы Бабы-Яги, а я играл роль гипотетического лешего, и кончилось тем, что по ходу действия я забрался на шкаф и упал оттуда на кошку, игравшую роль гипотетической кикиморы болотной, и чуть не сломал ногу и хвост. Ногу - себе, хвост - кикиморе.
Натела, у меня нет слов. "Спасибо" здесь было бы пошлятиной самого низкого пошиба.
Другим папам-мамам рекомендую сделать то же самое, пусть даже и без пантомимы.
Сказка про Марусю
читать дальшеЖила-была девочка. И сразу понятно, что это сказка. Раз «жила-была» – значит, сказка.
Имя у девочки тоже было самое сказочное – Маруся, то есть Мария – как Марья Моревна или Марья-царевна. Только мама, папа и бабушка звали ее Марусей. Так уж привыкли.
Вот жила-была, значит, девочка Маруся – глазки, ушки, на носу конопушки, а в косичках два бантика, как у девочек заведено. И родителям с этой Марусей прямо беда была. У других дети занимаются музыкой, фигурным катанием, английским, рисованием. Ну, на худой конец, - карате или дзюдо. А эта как заладила одно – хочу учиться колдовать.
Ну что ты с ней поделаешь! Кружков таких ни в школе, ни во Дворце пионеров, ни на станции юных техников нету. Папа с мамой готовы были даже на дом преподавателя за деньги пригласить. Но сколько ни давали объявления по радио и в газете, так никто и не позвонил. А Маруся все на своем стоит - хочу учиться колдовать, а после школы, говорит, бабой-ягой работать буду. Такая упрямая, хоть кол на голове теши.
И что вы думаете, все-таки добилась своего. Где-то на столбе прочитала объявление про специальные курсы, где готовят баб-яг… Ой, наверное, не так! Бабов-ягов? Нет, тоже смешно получается. Вот вредное слово попалось! Ну, не бабей-ягей же? Ладно, короче, бабинские-ягинские курсы. И стала Маруся там учиться.
Девочка она была старательная. Училась почти на одни пятерки. Только два предмета ей никак не давались, сколько ни билась она над ними – вредность и злодейство. Маруся даже песенку про это сочинила. Вот такую.
Не хочу я продавать конфеты,
Не хочу халвою торговать,
А хочу, скажу вам по секрету,
А хочу учиться колдовать.
А мама, папа, бабушка стали горевать.
Ну, разве это плохо – учиться колдовать?
Говорила мне моя бабуся:
Лучше жить в уюте и тепле.
Неприлично девочкам, Маруся,
По ночам летать на помеле.
Ну, стала бы художницей, пошла бы ты в балет!
А мне по небу хочется промчаться на метле.
Я учусь прилежно чародейству,
Отвечаю у доски на «пять».
Но по вредности и по злодейству
Двойки, двойки у меня опять.
Приду на помощь с радостью, лишь кликните ягу,
Но делать людям гадости я с детства не могу.
Конечно, от этого Марусе было очень грустно. Но что же делать, раз выбрала себе такую профессию.
Долго ли, коротко ли, закончила Маруся свои курсы и получила диплом бабы-яги. Направили ее на работу в самую далекую глухомань. Двойки по вредности и по злодейству подвели. Если б не это, то где-нибудь в подмосковном лесу трудилась бы.
Только Маруся ни капельки не огорчилась: «Не пропаду, везде люди живут!». Приехала она на маленькую станцию, подхватила сундучок с вещами и по тропинке отправилась в глухой лес. Идет себе, не боится. Ой, мне самой смешно стало! Кого же это бабе-яге в лесу бояться?
Шла-шла, наконец, пришла. Стоит посреди болот избушка на курьих ножках. Стоит к лесу передом, к Марусе – задом. А у Маруси ведь только по вредности и по злодейству двойки были, а все остальные предметы она знала на «отлично». В том числе и как с избушками обращаться.
- Избушка, избушка, стань ко мне передом, а к лесу задом.
А избушка и не подумала, да еще куриной лапой отлягнулась, Марусю сухой травой и шишками засыпала.
Маруся обиделась:
- Ах, ты не слушаться! Тогда попляши-ка!
Сказала волшебные слова (она ведь все волшебные слова наизусть знала), и избушка пошла плясать вприсядку. Аж земля задрожала.
- Ох, дритатушки, дри-та-ту! Ох, ноги мои старые! Ох, ох, барыня, барыня, сударыня барыня! Ох, ревматизм, ох, радикулит!
Пожалела Маруся избушку:
- Ну, то-то же, а слушаться будешь?
- Ох, ох, стану… Ты бы сразу мне сказала, что ты – яга. А то тут народу всякого шляется, знаешь, сколько. Так и вертеться, что ли, перед каждым? Ох, ноги мои старые!
Вошла Маруся в избушку и ахнула: а грязи-то! Немыто, неметено, неприбрано. А избушка ворчит:
- Кому прибирать-то было? Двести восемьдесят три года без хозяйки стою. Нынче молодежь в наши заповедные леса не затащишь. Все разбежались – в экстрасенсы да в коммерческие организации. Ты нынче не хлопочи, с дороги спать ложись, а уж утром мы с тобой возьмемся…
Послушалась Маруся, очень устала с дороги. А утром проснулась, так даже не и вспомнила, что прибрать в избушке хотела. Заколдовала ее избушка. Даже умыться, причесаться не подумала, потому что этого бабам-ягам не полагается.
Пошла она по лесу посмотреть свои владения. Елки да березки, полянки да болотца тропинками путаными перевиты. Тихо кругом.
- Что же это, я одна так и буду здесь со скуки пропадать? – огорчилась Маруся. – Эй, есть тут кто живой, отзовитесь!
Никто не отозвался – наверное, тихо крикнула. Тогда Маруся как свистнет по-мальчишечьи на весь лес. Задрожал лес, заволновался. На деревьях птицы проснулись, захлопотали. Из-за кустов зайцы, лисы, ежики выглянули. Прибежали волки, медведи, всякие звери. Что за шум?
Смотрят, стоит на полянке чудище чумазое с двумя бантиками в коротком платьице. Это Маруся перепачкалась, когда в избушке ночевала.
- Ты кто? Что шумишь в заповедном лесу? Что хулиганишь? А то ведь и съесть недолго, у нас тут не зоопарк.
- Здравствуйте, - отвечает Маруся. – Я – баба-яга. Буду в вашем лесу жить и хочу с вами дружить. Очень мне скучно одной.
Одна лисичка и говорит:
- Не похожа ты на бабу-ягу. Баба-яга должна быть старая и колдовать должна уметь. А ты – совсем девчонка.
Обиделась Маруся, хотела диплом свой показать, да вспомнила, что звери читать не умеют.
- Ну, что вам наколдовать?
А лисичка и говорит:
- Курочку.
Тут другие звери застыдили ее, затолкали:
- Ты все только о себе беспокоишься, а у нас дедушка Михаил Потапыч с елки упал, всю спину расшиб, шкуру порвал, болеет. Вылечи его, если умеешь.
Подошла Маруся к больному мишке, пошептала, погладила, через левое плечо три раза плюнула.
- А теперь вставай, Михаил Потапыч, давай попляшем!
Разогнул мишка больную спину – не болит. Топнул ногой, топнул другой - и пустился в пляс, будто и не старый, будто и не болел вовсе.
Стали звери Марусю благодарить:
- Спасибо тебе, девочка-яга.
- А хотите, - говорит Маруся, - я вас аэробике научу? Кто аэробикой занимается, тот никогда не болеет и не старится.
И запела песенку, которую сама придумала. Вот такую.
Это вовсе не трудно,
Это вовсе не нудно,
Это даже не надо учить!
Веселее попрыгать
И ногами подрыгать,
И присесть и разок подскочить.
Все руками дружно машем,
Машем – раз, два, три!
Повернулись, улыбнулись,
А теперь – замри!
А когда Маруся сказала: «Отомри!» – все звери опять стали говорить Марусе спасибо, потому что им очень понравилось танцевать под ее песенку. Особенно медведям. Вы не смотрите, что медведи такие большие и неуклюжие. Они любят поплясать.
Понравилась зверям Маруся, стали они с ней дружить, в гости ходить. Приходили к ней жаловаться, если кто обидит, лечиться, если кто заболеет. Всем девочка-яга помогала. А зверюшки приносили ей грибы, ягоды, орехи, травки душистые. Конечно, Маруся могла наколдовать себе и пирожных, и конфет, и ананасов с бананами, только ей больше нравились лесные гостинцы.
Все, вроде, шло хорошо. Только избушка ворчала:
- Нашла, с кем дружбу водить. Бездельем целыми днями маешься. Нет, чтоб попугать кого, в болото завести… Ступа вся паутиной заросла. Не на отдых - на работу, чай, прислали…
Маруся решила: почему, в самом деле, не полетать над лесом, не посмотреть с высоты на окрестности. Достала из угла ступу, пауков выгнала и полетела. Высоко, быстро, дух захватывает.
Увидела Маруся вдалеке железную дорогу, по которой сюда приехала, маленькую станцию, а за ней – деревню. И захотелось ей к людям. Повернула ступу к станции, хотела через провода перелететь, да высоты не хватило – ступа-то была устаревшей конструкции. Запуталась Маруся метлой в проводах, искры посыпались. Начальник станции в свисток засвистел, чтоб пожарные приехали. Старушка какая-то с испугу закричала:
- Ой, батюшки! Короткое замыкание!
Еле выбралась Маруся и в лес к себе полетела. Опустилась на полянку отдохнуть, слышит – плачет кто-то. Посмотрела из-за кустов – сидит у тропинки девочка маленькая, совсем еще дошкольница, и плачет, платочком слезы вытирает. Маруся говорит ей ласково-ласково:
- Что ты, маленькая, плачешь? Кто тебя обидел?
Девочка глазки утирает и рассказывает:
- Позвал меня братец Ванечка в лес за ягодами, а сам нужную тропинку потерял. Уж мы ходили, уж мы искали, пока я совсем не устала. Тогда Ванечка посадил меня здесь, на дорожку, а сам искать пошел. Наверное, он теперь тропинку нашел, а меня потерял. У-у-у!…
- Не плачь, девочка! Не плачь, маленькая! Я отведу тебя домой.
Подняла девочка глаза, увидела Марусю и еще пуще заплакала:
- Ой, страшная какая! Я тебя боюсь!
А как же Марусе страшной не быть? Вы бы сами-то попробовали неделю не умываться, не причесываться и к тому же спать в грязной закопченной избушке.
- Не бойся, - стала уговаривать ее Маруся. – И совсем я не страшная. Просто немножко неумытая. Знаешь, некогда все, все дела…
- Нет, ты сначала умойся!
Вот какая капризная. Утерлась Маруся подолом. Чище, вроде, не стала, а так – посветлела чуток. Уговорила девочку сесть к ней в ступу. Поднялись они над лесом и увидели – сидит под большой елкой мальчик и плачет.
- Ванечка, Ванечка, - закричала девочка и чуть вниз не прыгнула.
Увидел братец сестренку и испугался:
- Отпусти, пожалуйста, чудище-страшилище, мою Аленушку!
А девочка смеется, она совсем уже перестала бояться Марусю.
Опустились вниз, посадили в ступу и Ванечку. Ванечка в ступу-то залез, а все опасается, поглядывает искоса – уж больно черна да лохмата была Маруся. Прямо баба-яга. А как взлетели, про все страхи забыл, Марусю вопросами замучил:
- А ты как скорости переключаешь? А у тебя задняя передача есть? А ты на водительские права сдавала? А самолет обогнать можешь?
Сначала Маруся пробовала отвечать на его вопросы, но они сыпались из мальчика так быстро, что Маруся махнула рукой и налегла на метлу.
- С водителем во время движения разговаривать запрещено!
- Да, - сказала Аленушка. – Я когда с мамой в город ездила, там во всех троллейбусах так написано.
Тут дети увидели сверху свой дом и закричали от радости:
- Вон наша крыша! И огород! А вон мама в огороде грядки поливает! Мама! Мы здесь! Мы летаем!
Маруся остановила их:
- Тише вы! Что, хотите маму перепугать? Взрослые-то в чудеса не верят. Представляете, какой ужас она себе вообразит? Нет-нет, мы приземлимся подальше, на краю деревни. И, пожалуйста, дома не говорите, что на ступе с бабой-ягой летали, а то родители подумают, что вы заболели и поведут вас в больницу. А это вот вам подарочек от меня.
Достала Маруся две корзинки, одну Аленушкину, другую Ванечкину. А в обеих – полным-полно доверху земляники, крупной, красной, спелой.
Попрощались дети с Марусей, спасибо ей сказали за все – за то, что в лесу их нашла, что на ступе до дому довезла и за землянику тоже. Обещали к ней в лес в гости приходить, чтобы не скучала.
И Маруся полетела домой, а по пути песенку придумала. Вот такую.
Подружитесь с бабою-ягой!
И па-па-па-па-пожалуйста, не трусьте,
Не со страшной вредною каргой,
А с ха-ха-хорошей девочкой Марусей.
Приходите в мой волшебный лес.
Говорят, что нет чудес на свете, бросьте!
Скажут тоже – нет чудес!
У меня их полный лес,
Вот увидите, когда придете в гости.
Одна тайна очень непроста.
Но волшебники ее все знают с детства –
Побеждает в жизни доброта
Даже самое волшебное злодейство.
Если хочешь сильным стать,
Ты не должен обижать
Ни зверюшку, и ни птичку, и ни рыбку.
Должен старым помогать,
Должен младших защищать
И для друга не скупиться на улыбку.
И тогда наверняка
Вдруг запляшут облака
И кузнечик запиликает на скрипке.
С голубого ручейка
Начинается река,
Ну, а дружба начинается с улыбки.
Вот такую песенку пела Маруся по пути к своей избушке. Прилетает на полянку, а там один гость ее уже дожидается. Толстый, важный, в кожаном пиджаке, в кожаной кепке и портфель в руках – кожаный.
- Здравствуйте, - говорит, важно так, и удостоверение ей показывает в обложке кожаной. А в удостоверении написано – “УВД ОЛН”.
- Ой, а что это значит? – спросила Маруся.
- А то и значит, - гордо отвечает кожаный гость, - Управление вредных дел, Отдел лесной нечисти. Я – главный ревизор. Проверять вас буду.
- Что проверять?
- Все проверять. Как вы тут свои вредные дела справляете – скольких до смерти испугали, скольких в болото завели, скольких зверями дикими затравили. Все вот в эту тетрадочку запишу и по начальству доложу.
- А если я ничего такого не делала, тогда что? – спрашивает Маруся.
- А тогда наказание будет. Могут послать в самую что ни на есть глухомань… Впрочем, вы и так в самой глуши живете. Тогда, наверное, в кикимору болотную на 200 лет превратят или еще чего-нибудь…
Задумалась Маруся. А сорока-трескучий язык уже по лесу полетела, всем зверям сообщила. Сбежались звери к Марусиной избушке, слетелись все птицы и даже комары, подняли такой галдеж, вой, писк, что и представить нельзя. Звери рычат, зубы скалят, птицы налетают, крыльями машут. Комары кусаются, что твои волки.
Закричал кожаный, замахал руками:
- Кыш! Брысь! Пошли вон! Всех в мох лесной превращу, в солому, в пыль дорожную! Вот я вас!
Только пока он в начальниках служил да с ревизиями-проверками разъезжал, все волшебные слова напрочь забыл и колдовать разучился. Смотрела -смотрела Маруся , как кожаный начальник без толку бормочет, плюет, пальцами прищелкивает, а ничего у него не выходит. Смешно ей стало. И сказала она гостю незваному:
- Катись-ка ты отсюда колбаской!
А кожаный и в самом деле завалился на бок и покатился. Одной рукой кепку кожаную прихватил, другой портфель обнял и быстро-быстро по лесу катится. Через минуту уже и видно его не стало.
- Вот молодежь-то пошла, - заворчала старуха –избушка. – Ни старшие, ни начальство им не указ. Гляди, превратят тебя в кикимору за своевольство…
Но кожаному начальнику, наверное, стыдно было признаться, что девчонка с ним так расправилась. И он доложил в своем вредном управлении, что в дальнем лесу, мол, все в порядке.
Идет время, идет, а у Маруси все по-старому. Каждый день – одно и то же. А однажды приснился ей родной дом, а там мама, папа, бабушка сидят за столом и говорят:
- Где-то сейчас наша Марусенька? Каково-то ей живется?
И решила Маруся в отпуск съездить. На работе же всем отпуск по закону полагается. Написала Маруся заявление:
“Уезжаю в отпуск к маме, папе и бабушке на две недели согласно закону о труде. Заместителем по всем важным делам остается Михаил Потапыч.
Маруся.”
Приколола заявление на сосну возле избушки, собрала сундучок и пошла на станцию. Подошла к железнодорожной кассе – очередь врассыпную. Заглянула в окошечко, а кассирша как закричит, как под стул полезет. Вышла на платформу, а народ узлы, сумки, чемоданы побросал и с криком разбежался.
- Скажите, что случилось-то? – спрашивает Маруся пробегающую старушку.
- Ой, родимые! Ой, спасите! – заорала старушка. – Человечьим голосом разговаривает! Караул!
Не может Маруся понять, что происходит. Начальник станции под платформу забился и оттуда в серебряный свисток свистит. Пожарные откуда-то примчались на красной машине с громким гудком. Испугалась Маруся и пошла опять в лес, домой. Она же в зеркало не смотрится, а грязь, копоть да сажа еще никого краше не делали. Вот колдовство избушкино что натворило.
В тот же день к вечеру услышала она голос человеческий:
- Эй, избушка! Стань к лесу задом, ко мне – передом.
Выглянула в окошко – стоит на полянке добрый молодец – высокий, пригожий, нарядный такой. Увидал он Марусю, поклонился и говорит:
- Здравствуй, бабушка!
- Какая ж я тебе бабушка! – обиделась Маруся. - Я же еще совсем молодая.
Добрый молодец удивился да плечами пожал.
- Уж, прости, девица, не разглядел – больно много сажи на тебе да копоти. Не могла бы ты, девушка, приютить меня? Человек я нездешний, заблудился в ваших болотах. А дело – к ночи. Что-то боязно одному в темном лесу оставаться.
Пригласила его Маруся в дом.
- Такое, - говорит, - дело наше бабинское-ягинское – путника приютить, накормить и дорогу ему указать.
А молодец как вошел в избушку, так сразу назад и выскочил.
- Тьфу, тьфу, - плюется. – Лучше в темном лесу ночевать, чем в такой грязи да копоти, с пауками да лягушками. Пойду искать ночлега почище. А не найду – так лучше на дереве переночую.
И ушел, не оглянулся. А Маруся осмотрелась и вдруг сама увидела – какая грязь кругом. К ушату с водой наклонилась – и правда, чудище-страшилище. Села на порог избушки и горько заплакала. А избушка ее уговаривает, успокаивает:
- Да было бы из-за чего расстраиваться! Ты у меня еще – красавица, маков цвет. Вот до тебя у меня тут баба-яга жила – кто глянет, замертво падал. Взглянул – все, можно даже пульс не щупать. Нет, ты – красавица. Ишь ты, подумаешь, явился- не запылился, цвет лица ему не нравится, видите ли!..
А Маруся ее не слушает, все плачет. Мимо белочка пробегала – прыг к Марусе на плечо.
- Цок-цок-цок, кто обидел?
Рассказывает Маруся про свое горе, а сама еще пуще плачет. Она ведь еще совсем не взрослая была. Послушала-послушала ее белочка, прыг-прыг – и ускакала опять в лесную чащу.
- Вот уже и звери лесные стали меня пугаться, - окончательно огорчилась девочка-яга.
Не успела она додумать эту мысль до конца, как набежало зверюшек всяких видимо-невидимо. Набились они все в избушку и давай ее мыть, скоблить да чистить.
Прилетели две птицы-орлицы. Сильные такие, подхватили Марусю под руки и к лесному волшебному ручью отнесли. В нем вода чудесная – кто ни умоется, всяк помолодеет да похорошеет. А Марусе-то ни молодеть, ни хорошеть не надо было, вот только грязь да копоть смыть. Уж мыли-мыли Марусю – и хвощем пушистым, мочалкой лесною, и песочком, и перышками терли. Напоследок водицей окатили. Погляделась Маруся в ручей, засмеялась от радости – до чего хороша: брови черные, глаза ясные, щечки малиновые, а губки рябиновые.
А тут и лисички подоспели, праздничный наряд подносят: в старом сундуке на чердаке нашли – такие пронырливые. Ахнули все – красавица! Сарафан-то золотом шит, а кофта всяким кружевом изукрашена, да бусы красные, да серьги жемчужные. Ой!
Одна избушка недовольна, все скрипит:
- И куда нарядилася? И куда нафорсилася? Тому наряду – полтыщи лет, а все как новенький. Уж берегла-берегла его пуще глаза. Редкость музейная, вещь историческая. А ты сейчас круть-верть по лесам да по кустам. Изорвешь ведь, истреплешь. Сама вся разоделась, расфуфырилась, а мне-то хоть дверь бы поправила. Вишь, перекосилась как?…
И то правда, обидно старухе. Взял Михаил Потапыч бревнышков подходящих, смастерил новую дверь, приладил. Засуетилась, завертелась старая с ноги на ногу, забеспокоилась:
- Ну, что, как к лицу новая-то? Ты уж, Потапыч, постарайся, чтобы все путем. Чай, не сарафан, теперь опять на тыщу лет.
Похорошела, помолодела избушка и изнутри. Печка побелена, чугунки-котелки вычищены, половички пестротканные на вымытые полы постланы. А посредине на столе на белой скатерти с узорами медный самовар блестит. Ай, да звери, ай, да птицы! Вот молодцы!
А избушка-то скрипит:
- Ну, что на пустой стол любуетесь? В печку, что ли, лень заглянуть? Да в чуланчике там пошарьте!
Открывают печку – а там чего только нет: котел борща наваристого, каша гречневая рассыпчатая, пироги-ватрушки всякие. А в чуланчике - молоко, сливки, творожок, мед липовый, ягоды лесные… Вот как избушка расщедрилась. Вот она, оказывается, какая волшебная да добрая.
Сели всей компанией за веселый ужин. Смотрят, а Маруся опять грустная. Тут Михаил Потапыч и говорит:
- Уж я-то знаю, как Марусю развеселить, недаром столько лет на свете прожил.
И в лес пошел. А через полчаса выбегает на полянку молодец, тот самый, что от Марусиного ночлега отказался.
- Эй, как тебя, яга! Выйди, пожалуйста, на минутку. Ходил я по лесу, совсем заблудился, из сил выбился. А тут еще медведь за мной увязался, огромный такой да страшный. Уж прости меня, пусти переночевать.
Вышла Маруся, а он и остолбенел. Стоит, как каменный, глаз с нее не сводит, ни слова молвить не может. Взяла его Маруся за руку, повела в избушку. А избушка себе поскрипывает:
- Хоть неучтивый гость, неуважливый, а все-таки – гость. Такое уж наше дело бабинское-ягинское - приютить, накормить путника и дорогу ему указать… Только, ох, чую, чую, этот надолго здесь останется. Ну, ладно, может, еще порог подлатает-починит…
Еле пришел в себя добрый молодец – чудеса да и только. Так ведь лес-то не простой, а волшебный. Усадила Маруся гостя за стол, стали они пировать и веселиться. Всем зверюшкам по пирожку дали, всем птичкам по горсточке зернышек, а комарам да жучкам – все крошечки. Даже избушку угостили – маслица в дверные петельки налили: ты уж не скрипи, старая.
-
-
03.09.2009 в 18:03-
-
04.09.2009 в 06:51-
-
04.09.2009 в 08:54-
-
04.09.2009 в 22:10И вот вдруг родился вопрос: не была ли ты с ним знакома - прямо ли, косвенно? Или не были ли с ним знакомы твои знакомые? И если да, то не могла бы ты написать о нем пост, поделиться? Мне было бы очень интересно.
Как-то спонтанно пришло в голову.
-
-
04.09.2009 в 23:24Дракончик, ты - рыбка моя! Конечно, я была знакома с Анчаровым, с самого детства. Но, увы, только по книжкам , которые знала почти наизусть. "Девушка в серебряных туфельках! Сойдите со взлетной полосы" "Многозначительность - стартовая площадка кретинов" " В ночь надо уходить с поднятым воротником- так красивше" "Пустыри на рассвете, пустыри, пустыри. Снова ласковый ветер, как школьник. Ты послушай, весна, этот медленный ритм. Уходить - это вовсе не больно..." Анчаров - такая беспредельная любовь моего детства, что я даже сына Гошкой назвала. В честь Гошки Памфилия. Что даже еще и сейчас при повышенном коэффициенте стервозности характера не могу к его прозе относиться критично. Что я его сейчас боюсь читать - вдруг начну шкурить придирчивым редакторским взглядом и все очарование порушу. У нас с ним эта встреча случилась во второй половине 60-х: "Сода-солнце", "Голубая жилка Афродиты", "Поводырь крокодила". Потом "Этот синий апрель" и все прочее. Во мне до сих пор живо ощущение - свежий ветер в форточку, глоток родниковой воды среди жары, лицом в яблоневый цвет. Я его так чувствовала. Никто потом такого во мне не вызывал. Может, Думбадзе и Сароян. Но они все равно другие. Спасибо тебе за пробуждение светлых воспоминаний.
-
-
05.09.2009 в 09:31Позвонила Валентине Невинной. Ты, кстати, не ответил мне, знаешь ли эту поэтессу. Какое омерзительное слово, не находишь? Приличную женщину даже называть им противно. Думаю, должен знать, если увлекаешься бардовской песней. На ее стихи много пела Наталья Дудкина, Андрей Крючков, "Свояси". Андрей Крамаренко. Так вот, я позонила ей и сказала:"Ищи!" Сама она с ним знакома только по песням. Можно еще Марата поспрашивать. Ему кто-то подарил двухтомник Михаила Анчарова, недавно вышедший, с дисками. С автографом. Я, как углядела его, сразу зацапала. На время. Тебе, говорю, все равно читать некогда, потому что ты - писатель. А я вот - читатель. Он согласился. Сейчас вот и отправлю имейл и пойду печь пирог с капустой, пока злой муж не проснулся.
-
-
05.09.2009 в 10:45Увы и ах, о Невинной только слышал от кого-то, а стихов ее не читал... Бардовской песней я и впрямь увлекался большую часть жизни, и до сих пор ее люблю, - но как сущий дилетант. Профессионалом был Курчев, если ты помнишь такое имя. Он собирал магнито-, а впоследствии и видеозаписи выступлений всех-кого-только-можно, составлял каталоги библио- и биографических материалов, его домашний архив уникален. Увы, не знаю, что теперь с этим архивом стало... Настоящая энциклопедия авторской песни и поэзии. Еще профессионалом был такой Миша Кржыжановский, но он уже действовал не столько из идейных соображений, сколько из соображений бизнеса. Зато именно от него я получил самые лучшие по качеству пленки Галича, и именно у него достал пленки с голосом Чичибабина, читавшего свои стихи.
Меня папа с мамой с детства приучили слушать песни и Визбора, и Городницкого, и Окудажавы, и Галича, и Вихорева, и Полоскина, и Генкина, и Клячкина, и Кукина, и других. В подростковом возрасте я ходил с папой в наш ленинградский клуб "Восток", где они выступали.
Я писал в дневнике пару раз об этом, только уже не помню, где именно и когда.
Слушай, чего-то я жутко растрогался сейчас. Как вспомнил. : )
У Анта Скаландиса в его эпохальной монографии о Стругацких (не читала?) есть интересные моменты, связанные с Анчаровым. Я эту грандиозную книгу, которую мне прислала из Москвы моя читательница, принес нашим местным писателям и пустил читать по кругу. Это было уже давно, с год назад, - так до сих пор мне ее не вернули, всё читают. : )
Да, а "поэтесса" - ужасное слово, сродни строительше, докторше и механизаторше. И математичке, и физичке, и историчке. Ибо априори подразумевает тот же уровень.
Прошу передать привет злому мужу. А пироги с капустой я тоже очень уважаю. Моя первая теща их печет классически, и всякий раз, когда я в Питер приезжаю, она меня специально приглашает и именно ими кормит. Обожаю. Под водку, естественно. Это получается, как сказано у классика, - транс-цен-ден-таль-но.
-
-
05.09.2009 в 11:09Давно здесь сидим (с).
www.jewniverse.ru/RED/gonchrok/82.htm
www.jewniverse.ru/RED/gonchrok/110.htm
И где-то было еще о встрече с Кукиным, но не нашел.
-
-
05.09.2009 в 11:52Миш, спасибо. Все скачала и утащила к себе. Тебе, если хочешь, пришлю свое интервью, которое брала у Марата для своей газеты, когда мы только познакомились. Чем-то на твою первую историю похоже.
У Валентины я виделась с Чичибабиным, они дружили. Вообще, ты ее прогугли. Может, интересно будет. Я ее очень люблю. Насчет Анчарова будем искать. Следы Булата находим в 50-х и раньших годах, а Анчарова-то сыщем. Пирог испекся. Эх, можно было бы по имейлу кусочек переслать!
-
-
05.09.2009 в 12:33Спроси у Вали, не была ли она знакома с Мишей Копелиовичем из Харькова. Интересно. : )
Тебе, если хочешь, пришлю свое интервью, которое брала у Марата для своей газеты, когда мы только познакомились
Хочу.
За идею пересылки пирога - спасибо. Сразу чувствую - наши люди. : )
-
-
05.09.2009 в 12:57А ты мне список напиши, кто тебя интересует. Валя ко мне приедет в следующий четверг. Я ее сразу про всех допрошу.
Пирог получился вкусный. Я пробовала!
-
-
06.09.2009 в 11:43Только она так внезапно закончилась... Сегодня даже зашла проверить, всю ли скопировала для распечатки))
Натела А Миша в ней кто, Маруся или Потапыч? Или его в сказке нет, как персонажа.
Спасибо.
-
-
06.09.2009 в 12:03Про Мишу я еще сказку не написала. Я ведь с ним недавно познакомилась. эту написала давно, когда дочка маленькой была.
-
-
06.09.2009 в 12:08эту написала давно, когда дочка маленькой была.
Маленькое чудо...
-
-
06.09.2009 в 12:12А, может, Миша не захочет, чтобы я про него всякие глупости писала?
-
-
06.09.2009 в 13:47Спасибо.
-
-
06.09.2009 в 23:05