Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
* * *



Наиболее просвещенные из коллег

уверяют, что я повторяюсь, что я

постарел, но не вырос. Влажный вечерний снег

бьет в глаза, и перчатки куда-то пропали. Стоит

ли мельтешить, оправдываться на бегу,

преувеличивая свои достоинства во сто

раз – если что и скажу, то невольно, увы, солгу –

без дурного умысла, без корысти, просто

по привычке. От правды в холодный пот

может бросить любого, затем-то поэт, болезный,

и настраивает свой фальцет-эхолот,

проверяя рельеф равнодушной бездны.



В сталактитовых сумерках, когда разницы нет

между ведущим, между ведомым

и неведомым, зажигая свет

в месте, которое я называю домом

(а зачем, если астры и так горят?),

наконец очнусь и лицо умою –

на гранитной равнине, где виноград

вымерзает каждой седьмой зимою, –

я еще готов затвердить, задеть,

заговориться, перед людьми позорясь,

битый час с похмелья готов глядеть

в ослепительную ледяную прорезь

в небосводе, открытую только мне.

Похититель пения при луне,

перестарок-волк, как сияет она, вернее –

схороненное в пустоте за нею.



(c)