Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
-Может быть, хватит на эту тему? - сказал Вепрь тихо.
-А почему - хватит? - возразил Зеф тоже как-то очень интеллигентно. - Почему, собственно, - хватит, Вепрь? Ты знаешь, что я об этом думаю. Ты знаешь, почему я здесь сижу и почему я здесь останусь до конца жизни. А я знаю, что думаешь по этому поводу ты. Так почему же - хватит? Мы оба считаем, что об этом надо кричать на всех перекрестках, а когда доходит до дела - вдруг вспоминаем о дисциплине и принимаемся послушно играть на-руку всем этим вождистам, либералам, просветителям... А теперь перед нами этот мальчик. Ты же видишь, какой он. Неужели и такие не должны знать?
-...Я расскажу ему, - сказал Зеф. Он не спрашивал разрешения и не советовался. Он просто сообщал. Вепрь промолчал, и Зеф стал рассказывать.
То, что он рассказал, было чудовищно. Это было чудовищно само по себе, и это было чудовищно потому, что больше не оставляло места для сомнений. Все время, пока он говорил - негромко, спокойно, чистым интеллигентным языком, вежливо замолкая, когда Вепрь вставлял короткие реплики, - Максим изо всех сил старался найти хоть какую-нибудь прореху в этой новой системе мира, но его усилия были тщетны.
-...На что же вы надеетесь? - проговорил Максим.
Зеф и Вепрь молчали. Максим поднял голову, увидел их лица и пробормотал:
-Простите... Я... Это все так... Простите.
-Мы должны бороться, - ровным голосом произнес Вепрь, - мы боремся, и мы будем бороться.
(с)
-А почему - хватит? - возразил Зеф тоже как-то очень интеллигентно. - Почему, собственно, - хватит, Вепрь? Ты знаешь, что я об этом думаю. Ты знаешь, почему я здесь сижу и почему я здесь останусь до конца жизни. А я знаю, что думаешь по этому поводу ты. Так почему же - хватит? Мы оба считаем, что об этом надо кричать на всех перекрестках, а когда доходит до дела - вдруг вспоминаем о дисциплине и принимаемся послушно играть на-руку всем этим вождистам, либералам, просветителям... А теперь перед нами этот мальчик. Ты же видишь, какой он. Неужели и такие не должны знать?
-...Я расскажу ему, - сказал Зеф. Он не спрашивал разрешения и не советовался. Он просто сообщал. Вепрь промолчал, и Зеф стал рассказывать.
То, что он рассказал, было чудовищно. Это было чудовищно само по себе, и это было чудовищно потому, что больше не оставляло места для сомнений. Все время, пока он говорил - негромко, спокойно, чистым интеллигентным языком, вежливо замолкая, когда Вепрь вставлял короткие реплики, - Максим изо всех сил старался найти хоть какую-нибудь прореху в этой новой системе мира, но его усилия были тщетны.
-...На что же вы надеетесь? - проговорил Максим.
Зеф и Вепрь молчали. Максим поднял голову, увидел их лица и пробормотал:
-Простите... Я... Это все так... Простите.
-Мы должны бороться, - ровным голосом произнес Вепрь, - мы боремся, и мы будем бороться.
(с)
-
-
08.01.2009 в 11:15Человек мыслящий превращался в человека верующего, причем верующего исступленно, фанатически, вопреки бьющей в глаза реальности. Человеку можно было самыми элементарными средствами внушить все, что угодно, и он принимал внушаемое как светлую и единственную истину и готов был жить для нее, страдать за нее, умирать за нее.
А дважды в сутки гигантский пылесос запускали на полную мощность, и люди переставали вообще быть людьми. Все подспудные напряжения, накопившиеся в подсознании из-за несоответствия между внушенным и реальным, высвобождались в пароксизме горячего энтузиазма, в восторженном экстазе раболепия и преклонения. Такие лучевые удары полностью подавляли рефлексы и инстинкты и замещали их чудовищным комплексом преклонения и долга. В этом состоянии облучаемый полностью терял способность рассуждать и действовал, как робот, получивший приказ.
Опасность для режима могли представлять только люди, которые в силу каких-то особенностей были невосприимчивы к внушению. Их называли выродками. Выродков было сравнительно мало, что-то около одного процента, но они были единственными бодрствующими людьми в этом царстве сомнамбул.
-------------------
А мне хочется верить, что в реальной жизни таких бодрствующих людей все-таки значительно больше, чем один процент.