Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Мне установили программу Skype на домашнем компьютере. Несколько дней, при отличном качестве звука в наушниках, не работал микрофон, поэтому я мог лишь слушать абонентов (всегда хочется сказать - абитуриентов). Первым абонентом стала Коллекционер ( http://www.diary.ru/~8574/ ), о которой я всегда думал, что она из Питера, а оказалось - наоборот.
Коллекционер решила даром времени не терять и, узнав, что у меня работают лишь наушники, стала зачитывать вслух отрывки из книги Соломона Волкова. При этом она смущалась и даже закурила, хотя чтец она хороший и смущаться было совершенно нечего; атмосфера при чтении была славная, я бы сказал - теплая, домашняя такая атмосфера. Я, в свою очередь, тоже смущался, потому что не мог ничем ответить её бескорыстному чтению; поэтому, сохраняя непринужденные позу и выражение лица, выкурил подряд полпачки "Ноблесса". Моему восприятию Соломона Волкова не мешала даже параноидальная беспрерывная стрельба из ручного стрелкового оружия разных видов, доносившаяся из-за Стены, строящейся в четырехстах метрах от моего дома. Стена эта - новая граница с будущим палестинским государством, а я теперь, стало быть - невооруженный гражданский пограничник, обреченный, как бы, добровольно жить на передовой, хотя никогда туда не стремился.
Была непроглядная ночь с субтропическими звездами, намаявшийся за день в 34х-градусную жару город спал, уже не обращая внимание на стрельбу (ко всему со временем можно привыкнуть), окно кабинета было распахнуто настежь, с ближайших холмов медленно наплывали волны жара, пахнущие раскаленным за день песком. Рядом с включенным компьютером уютно горела настольная лампа с зеленым абажуром, вокруг неё крутились огромные белые бабочки с незрячими глазами, неподалеку мирно гукали автоматические винтовки, вплетая - не сказал бы, что диссонантно - своеобразный ритм в чтение книги Волкова о Бродском. Иногда голос чтицы прерывался, нервно шелестели страницы, и тогда одиночные хлопки выстрелов из "М-16", приближаясь, сменялись на немузыкально рявкавшие очереди из "Калашникова". Чтение с соседнего континента возобновлялось - и пальба разочарованно затухала. Я сидел в крутящемся кресле, смотрел на звезды за открытым окном, курил, слушал и думал об ассоциациях, рождающихся такой ночью. Это были смешные, трогательные и неожиданные ассоциации: реальная Стена напоминала мне путешествие во времени у фантастической Стены одного из героев раннего романа Стругацких, чтение вслух за три тысячи километров - путешествие Незнайки в Солнечном городе.
Неожиданно заработал микрофон. Мы прервали Соломона Волкова на полуслове и стали разговаривать. Голос у меня противный, и для его компенсации я выкурил ещё полпачки сигарет. Ни вина, ни самогона в эту ночь во всем моем доме не оказалось, и я был трезв и грустен. Мы говорили о семидесятых годах, о питерских хиппи и рокерах, о молодом БГ, о надеждах поколения, давно канувшего в Лету.
От пулеметных очередей проснулась Софа. Она вошла в ночной рубашке в кабинет и предложила закрыть окно - во избежание прямого попадания, как она выразилась. Мне было странно слышать, что стекла закрытого окна могут предотвратить прямое попадание восьмимиллиметровой пули, и я представил Чтицу и Жену друг другу. Во избежание прямого попадания мы расстались с голосом из соседнего континента, Софа ушла спать, в доме вновь воцарилась сонная ночь, огромные звезды за окном мигали сочувственно. Я, не выключая лампы, полез под стол - выяснять, отчего прежде молчал микрофон. Раздался звонок по телефону, и хриплый голос коменданта соседней военной базы, прикрывающей во время обстрелов наш район - совершенно незнакомый мне голос - раздраженно осведомился, отчего я не сплю, как все добрые граждане, и не выключаю свет в своем окне, - разве я не понимаю, что последние полчаса из-за Стены стреляют уже исключительно по нему, как по единственному ориентиру. Я растерялся и ответил, что мы с подругой читали стихи. Голос помолчал и после паузы осведомился, не издеваюсь ли я; и когда я ответил, что нет - предположил, что я являюсь огневым наводчиком противника. Это родило во мне ещё одну ассоциацию, на этот раз - со старой детской книгой патриотического содержания - "Зеленые цепочки", о шпионах в Питере во время блокады, которые с городских крыш приманивали немецкие самолеты, бомбардирующие ночной Город-На-Неве. Я рассказал Голосу об этом, на что в ответ услышал, что этой книги он не читал, так как по-русски он читать вообще не умеет, зато хорошо умеет другое - распознавать реальных арабских шпионов, прикидывающихся знатоками русской литературы.
На этом мы расстались, я выключил свет и ушел в спальню. Стрельба действительно затихла, как по волшебству, и я смог ещё спокойно почитать перед сном о путешествии Незнайки на Луне.
Под утро я уснул. Мне снились арабские шпионы, подающие с крыш Вечного города сигналы немецким "Мессершмиттам" путем зачитывания отрывков из моих научных монографий, и Бродский, читающий мне через компьютерную программу Skype стихи Коллекционера.
---------
В пять утра рассвело. С холмов серебряной нитью протянулся первый призывный клич муэдзина, и огненноглазые джинны, взмахивая волосатыми ушами, улетали в свои пещеры.
Ночная сказка рассеивалась.
Под окнами взревел набитый солдатами бронетранспортер. Соседи выходили на улицу - почтительно оглядывать результаты Ночи - стены нашего дома, испещренные свежими неровными выбоинами.
Город тронулся в будничный свой поход.
Коллекционер решила даром времени не терять и, узнав, что у меня работают лишь наушники, стала зачитывать вслух отрывки из книги Соломона Волкова. При этом она смущалась и даже закурила, хотя чтец она хороший и смущаться было совершенно нечего; атмосфера при чтении была славная, я бы сказал - теплая, домашняя такая атмосфера. Я, в свою очередь, тоже смущался, потому что не мог ничем ответить её бескорыстному чтению; поэтому, сохраняя непринужденные позу и выражение лица, выкурил подряд полпачки "Ноблесса". Моему восприятию Соломона Волкова не мешала даже параноидальная беспрерывная стрельба из ручного стрелкового оружия разных видов, доносившаяся из-за Стены, строящейся в четырехстах метрах от моего дома. Стена эта - новая граница с будущим палестинским государством, а я теперь, стало быть - невооруженный гражданский пограничник, обреченный, как бы, добровольно жить на передовой, хотя никогда туда не стремился.
Была непроглядная ночь с субтропическими звездами, намаявшийся за день в 34х-градусную жару город спал, уже не обращая внимание на стрельбу (ко всему со временем можно привыкнуть), окно кабинета было распахнуто настежь, с ближайших холмов медленно наплывали волны жара, пахнущие раскаленным за день песком. Рядом с включенным компьютером уютно горела настольная лампа с зеленым абажуром, вокруг неё крутились огромные белые бабочки с незрячими глазами, неподалеку мирно гукали автоматические винтовки, вплетая - не сказал бы, что диссонантно - своеобразный ритм в чтение книги Волкова о Бродском. Иногда голос чтицы прерывался, нервно шелестели страницы, и тогда одиночные хлопки выстрелов из "М-16", приближаясь, сменялись на немузыкально рявкавшие очереди из "Калашникова". Чтение с соседнего континента возобновлялось - и пальба разочарованно затухала. Я сидел в крутящемся кресле, смотрел на звезды за открытым окном, курил, слушал и думал об ассоциациях, рождающихся такой ночью. Это были смешные, трогательные и неожиданные ассоциации: реальная Стена напоминала мне путешествие во времени у фантастической Стены одного из героев раннего романа Стругацких, чтение вслух за три тысячи километров - путешествие Незнайки в Солнечном городе.
Неожиданно заработал микрофон. Мы прервали Соломона Волкова на полуслове и стали разговаривать. Голос у меня противный, и для его компенсации я выкурил ещё полпачки сигарет. Ни вина, ни самогона в эту ночь во всем моем доме не оказалось, и я был трезв и грустен. Мы говорили о семидесятых годах, о питерских хиппи и рокерах, о молодом БГ, о надеждах поколения, давно канувшего в Лету.
От пулеметных очередей проснулась Софа. Она вошла в ночной рубашке в кабинет и предложила закрыть окно - во избежание прямого попадания, как она выразилась. Мне было странно слышать, что стекла закрытого окна могут предотвратить прямое попадание восьмимиллиметровой пули, и я представил Чтицу и Жену друг другу. Во избежание прямого попадания мы расстались с голосом из соседнего континента, Софа ушла спать, в доме вновь воцарилась сонная ночь, огромные звезды за окном мигали сочувственно. Я, не выключая лампы, полез под стол - выяснять, отчего прежде молчал микрофон. Раздался звонок по телефону, и хриплый голос коменданта соседней военной базы, прикрывающей во время обстрелов наш район - совершенно незнакомый мне голос - раздраженно осведомился, отчего я не сплю, как все добрые граждане, и не выключаю свет в своем окне, - разве я не понимаю, что последние полчаса из-за Стены стреляют уже исключительно по нему, как по единственному ориентиру. Я растерялся и ответил, что мы с подругой читали стихи. Голос помолчал и после паузы осведомился, не издеваюсь ли я; и когда я ответил, что нет - предположил, что я являюсь огневым наводчиком противника. Это родило во мне ещё одну ассоциацию, на этот раз - со старой детской книгой патриотического содержания - "Зеленые цепочки", о шпионах в Питере во время блокады, которые с городских крыш приманивали немецкие самолеты, бомбардирующие ночной Город-На-Неве. Я рассказал Голосу об этом, на что в ответ услышал, что этой книги он не читал, так как по-русски он читать вообще не умеет, зато хорошо умеет другое - распознавать реальных арабских шпионов, прикидывающихся знатоками русской литературы.
На этом мы расстались, я выключил свет и ушел в спальню. Стрельба действительно затихла, как по волшебству, и я смог ещё спокойно почитать перед сном о путешествии Незнайки на Луне.
Под утро я уснул. Мне снились арабские шпионы, подающие с крыш Вечного города сигналы немецким "Мессершмиттам" путем зачитывания отрывков из моих научных монографий, и Бродский, читающий мне через компьютерную программу Skype стихи Коллекционера.
---------
В пять утра рассвело. С холмов серебряной нитью протянулся первый призывный клич муэдзина, и огненноглазые джинны, взмахивая волосатыми ушами, улетали в свои пещеры.
Ночная сказка рассеивалась.
Под окнами взревел набитый солдатами бронетранспортер. Соседи выходили на улицу - почтительно оглядывать результаты Ночи - стены нашего дома, испещренные свежими неровными выбоинами.
Город тронулся в будничный свой поход.
-
-
13.07.2005 в 09:21-
-
13.07.2005 в 11:55Я вышла из дома практически вовремя, но с не высушенными до конца волосами. Впрочем, за окном +30, да и волнения ни к чему.
— Наташ, ты выключила утюг? — спросила мама, когда мы отъехали от дома километров на 10.
— Да, выключила, — ответила я на автопилоте, и сразу после произнесения этих слов усомнилась в правдивости сказанного.
...Я услышала громкие аплодисменты: кажется, больше шестисот ладоней, попадая в такт друг другу, восхищаются чьим-то мастерством? Оглядываюсь по сторонам, но вижу только 7 длинных рядов с книгами, пособиями по обольщению, энциклопедиями стрелкового оружия, альбомами с репроду... ой, тут плед наброшен сверху, наверное, закрыто? А аплодисменты все продолжаются. Я подняла голову: по пластиковой крыше павильона стучит дождь. Но откуда дождю взяться: +30 и синее небо с белыми полосами где-то слишком высоко...
Аплодисменты дождя продолжались недолго, минуту или две, а восхищенный Коллекционер, немножко расстроенный наброшенным на альбомы пледом, - ибо целью была покупка книги репродукций Босха, - медленно бродил между рядов в поисках (робко) "мне бы почитать что-нибудь... эээ нет, не trash... нет-нет, Донцову не надо... Мне бы что-нибудь... ээээ... красивое... и не отупляющее... Ах, нет... ладно, я еще поищу".
Я вышла из павльона с книгой "История культуры Санкт-Петербурга с основания до наших дней" и свечами в рюкзаке (3 ароматических, три обычных, с моим любимым запахом нет, а другие заставляют чиииииихнуть! ой).
Дождь еще немножко капает, набросила платок на плечи, на часах 18.30, и все бы хорошо, но в памяти не сохранился момент доставания вилки утюга из розетки, и что-то подсказывает мне, что не мешало бы вернуться домой... Но понимаю, что посиделки у "подруги семьи" вряд ли будут из серии "Здравствуй, Валечка, чмок-чмок, как давно не виделись, нет-нет, шампанское убери, мы только на кофе" , и пытаюсь убедить себя, что домой действительно не мешало бы прогуляться, кофий кофием, посиделки посиделками, но вдруг я все-таки?.. И вот как гром среди почти уже ясного неба девичья память ошарашивает: я ведь сегодня, в 22 по Москве, должна непременно быть в Сети!!! Практически сразу отбросив мысль зайду в интернет-кафе, напишу u-mail, что приду позже или приду завтра, я направилась в сторону стоянки маршрутных такси.
За 40 минут пути я успела прочесть примерно 40 страниц, сделать 2 закладки зелеми клейкими листочками и порадоваться тому, что я устояла перед искушениями торговцев купить у них Донцову.
Уже в городке, пересев из маршрутки в последний автобус, посмотрела на часы: ехать несколько минут, потом 15 пешком - успеваю к московским 22.00 и даже будет время заварить себе чайку перед сеансом Интернет-моста "Минск-Иерусалим и обратно". Хотя воображение услужливо рисует малоприятные картинки, в свете которых я не то что в Интернет не выйду, я даже чайку себе домашнего еще долго не заварю... А виновник разгулявшегося воображения сложен в 16 раз и за ненадобностью отправлен куда подальше.
Выйдя из автобуса, я понимаю, что куда подальше вещь эта была отправлена ой как зря. Сильный ветер и внушительная туча над моей головой обещали разгул стихии в местных масштабах. Укрывшись этим продуктом труда вьетнамских рукодельниц, я быстренько двигаюсь в сторону дома. Стихия шумит, поливает, срывает платок с головы. Не прошло и пяти минут, как совершенно вся одежда на мне промокла до ниточки. Но увидев угол крыши дома, я успокоилась, попеняла себе за беспочвенные истерики, отыскала в рюкзаке ключи, перевела дух.
Вместо чая был выбран алкоголь, вся одежда снята и развешана на веревочки в ванной, и я порадовалась тому, что в сегодняшнем сеансе не предусмотрена видеоконференция: негоже приличным барышням являть себя неглиже приличным джентльменам, особенно если речь идет о первой встрече. Краем глаза был зафиксирован переброшенный через гладильную доску провод от утюга. Что ж, будем лечить нервы и восстанавливать память.
И вот установлено соединение с Интернетом, и включена ICQ, и запущен Skype, и ежеминутно обновляется главная страница @-дневников в ожидании увидеть там выделенное жирным шрифтом имя Либертарный Дракон. Я опять тихо истерю и подкармливаю организм никотином. Боюсь молоть глупости, не попадать в ритм, закашляться, что оборвется соединеие. Ведь, по сути, это будет мой монолог, поскольку у Дракона свобода слова ограничена по техническим причинам, и я очень слабо себе представляю, как можно построить это сольное пение. В ожидании я достаю из промокшего рюкзака книгу о Петербурге и осознаю, что с этого можно было бы и начать... Зелеными листочками были заложены страницы, кое-какие отрывки с которых я хотела набрать и выложить на livejournal - но чем черт не шутит, попробую зачитать их Дракону: быть может, ему как любителю петербургской культуры (и, наверное, истории) будут интересны кое-какие фрагменты этого культорологического труда, и он не заснет богатырским драконьим сном под невнятный мой лепет?
Мой микрофон ожил: время говорить, рассказывать, пересказывать и недосказывать. Волнение растворилось в
выпитом алкопламени ароматической свечи (запах не так уж плох), и я стараюсь не думать о том, что скажу в следующую минуту: так всегда бывает — волнение перед , — а когда делашь то, из-за чего волновался, делаешь это так, как будто делаешь это каждый день. С толку безумно сбивает свой собственный голос в колонках, брррр какой же детский голосок, не иначе как юная дева осьмнадцати лет, как это вообще можно слушать без жалости. Но пролема решается выключением колонок и погруженим в относительную тишину. Каким-то чудом у меня хватает ума включить их, когда Дракон тестирует микрофон - и о чудо! Я слышу биение егосердклавиатуры и радостно верещу. Я рада слышать удивительно спокойный приятный голос, трогательно недоумевающий как это все работает, и тишина, нарушаемая только нашими голосами и звуком чиркающей зажигалки, умиротворяет...Мы говорили, наверное, час, мне нравилось слушать куда больше, чем говорить, ибо воспоминания Дракона о времени, в котором я никогда не жила, но люблю его и ностальгирую о нем как по своему собственному прошлому, рассказаные в тишине, только для меня, в спокойную ночь после странно нервного дня, казались мне двумя словами, повторяющимися на выдохе - все хорошо... все хорошо... Хотя со стороны это выглядело, наверное, странно: раздетая девушка внимает незнамо откуда доносящемуся голосу, улыбается монитору и разгоняет вокруг себя сигаретный дым...
Тишина нарушилась вторым голосом с иерусалимской стороны. Слов я не слышала, но подумала, что это что-то вроде напоминания о том, что завтра рано вставать. Мои мысли отчасти подтвердились Мишиными словами "Без двадцати пять" в ответ на тот голос. Мы попрощались, я нажала на красную кнопку Skype. Огляделась по сторонам, чтобы вернуться из воображаемого в реальность. Я была уже немножко пьяна, настроение было волшебным и каким-то неприлично счастливым. С книгой Волкова о Петербурге я отправилась в спальню, намереваясь сделать еще несколько закладок, но уже не для livejournal, а для чудесного сегодняшнего собеседника, но уже через несколько страниц заснула.
Было несколько снов, проснувшись, я помнила три, сейчас - только два. Мне снился Дракон, сидящий у меня дома, вечером, вместе с моей семьей за столом, и я завариваю ему зеленый чай в огромной поллитровой кружке, и помню, что без сахара, но на всякий случай спрашиваю его об этом.
Я включила компьютер и отправилась по привычным закладкам в "Избранном": форум, дневники, livejournal... Вижу на главной странице дневников, в списке присутсвующих, знакомый никнейм — улыбаюсь и нажимаю на "u-mail", чтобы написать Либертарному Дракону о том, что видела его во сне. А в другом окне я вижу записи из избранных дневников, и вижу, что в «Записках маргинала» появилось новое сообщение, и увидев набранный в первом абзаце жирным шрифтом свой ник, откладываю написание u-mail и начинаю читать.
...Я слышала тишину, нарушаемую только голосом Дракона, но не слышала выстрелов. Спокойный голос среди этого хаоса - удивительно, правда? Слышала "Без двадцати пять", но не слышала того, что "От пулеметных очередей проснулась Софа. Она вошла в ночной рубашке в кабинет и предложила закрыть окно - во избежание прямого попадания, как она выразилась". Какое-то оцепенение. Сейчас зачем-то вспомнилась фраза "танцы на грани весны". Миша танцевал на грани, а я - в весне. Странно гармоничным и красивым получился танец...
Ночная сказка рассеивалась.
Под окнами взревел набитый солдатами бронетранспортер. Соседи выходили на улицу - почтительно оглядывать результаты Ночи - стены нашего дома, испещренные свежими неровными выбоинами.
Я была виной этих выбоин, виной горящей лампы под зеленым абажуром, виной разбуженной выстрелами Женщины.
Спасибо за этот танец. Я хочу прислать тебе свечи, который горят у меня каждую компьютерную ночь. Слишком яркий свет мешает уюту; оказалось, что не только ему. Ведь если в разных странах одновременно будут гореть два маленьких огонька - их никто не заметит, правда?
-
-
13.07.2005 в 11:58цветёт меж библейских букв.
(с)
: )
-
-
13.07.2005 в 12:20Но я ТАК рада, что хотя бы некоторое время вы будете общаться не с израильскими комендантами, а с греческими богами. И, надеюсь, на Олимпе не стреляют.
И снова и снова - спасибо за всё.
-
-
13.07.2005 в 12:49-
-
13.07.2005 в 13:01-
-
13.07.2005 в 20:23Ребят, здорово.
Очень рад, что все-таки попал на Ваши дневники
З.Ы. А мы осенью с Mirion по два с половиной часа болтали: Я на работе ночью, а у нее как раз утро было. Понимаю вас, и Коллекционер в частности, потому, что и у меня в тот момент настроение было волшебным и каким-то неприлично счастливым.