Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Помнится, в детстве, когда играли
В рыцарей, верных только одной, -
Были мечты о святом Граале,
С честным врагом - благородный бой.
Что же случилось? То же небо,
Так же над нами звезд не счесть,
Но почему же огрызок хлеба
Стоит дороже, чем стоит честь?
Может быть, рыцари в битве пали
Или, быть может, сошли с ума -
Кружка им стала святым Граалем,
Стягом - нищенская сума?
- Нет! Не о хлебе едином - мудрость.
- Нет! Не для счета монет - глаза:
Тысячи копий осветит утро,
Тайная зреет в ночи гроза.
Мы возвратимся из дальней дали
Стремя в стремя и бронь с броней.
Помнишь, как в детстве, когда играли
В рыцарей, верных всегда одной.
(c)
В рыцарей, верных только одной, -
Были мечты о святом Граале,
С честным врагом - благородный бой.
Что же случилось? То же небо,
Так же над нами звезд не счесть,
Но почему же огрызок хлеба
Стоит дороже, чем стоит честь?
Может быть, рыцари в битве пали
Или, быть может, сошли с ума -
Кружка им стала святым Граалем,
Стягом - нищенская сума?
- Нет! Не о хлебе едином - мудрость.
- Нет! Не для счета монет - глаза:
Тысячи копий осветит утро,
Тайная зреет в ночи гроза.
Мы возвратимся из дальней дали
Стремя в стремя и бронь с броней.
Помнишь, как в детстве, когда играли
В рыцарей, верных всегда одной.
(c)
Когда сквозь пики колоколен
Горячей тенью рвется ночь -
Никто в предчувствиях не волен,
Ничем друг другу не помочь.
О, ритмы древних изречений!
О, песен звонкая тщета!
...Опять на улицах вечерних
Прохожих душит темнота.
Раздвинув тихие кварталы,
Фонарь над площадью возник -
Луна лелеет кафедралы,
Как кости мамонтов - ледник.
Веселятся ночные химеры,
И скорбит обездоленный кат:
Облака - золотые Галеры -
Уплывают в багровый закат.
Потушив восходящие звезды,
Каменея при полной луне,
Небеса, как огромная роза,
Отцветая, склонилась ко мне.
Где душа бесконечно витает?
Что тревожит напрасную грусть?
Поутру обновленного края,
Я теперь никогда не проснусь.
Там, где день, утомленный безмерно,
Забывается радостным сном -
Осторожный, опустит галерник,
На стеклянное небо весло.
Получившего новую веру,
Не коснется застенчивый кат.
...Уплывают, качаясь, галеры
На багрово-цветущий закат.
Я не знал, отчего проснулся
И печаль о тебе легка,
Как над миром стеклянных улиц -
Розоватые облака.
Мысли кружатся, тают, тонут,
Так прозрачны и так умны,
Как узорная тень балкона
От летящей в окно луны.
И не надо мне лучшей жизни,
Сказки лучшей - не надо мне:
В переулке моем - булыжник,
Будто маки в полях Монэ.
Вечерами в застывших улицах
От наскучивших мыслей вдали,
Я люблю, как навстречу щурятся
Близорукие фонари.
По деревьям садов заснеженных,
По сугробам сырых дворов
Бродят тени, такие нежные,
Так похожие на воров.
Я уйду в переулки синие,
Чтобы ветер приник к виску,
В синий вечер, на крыши синие,
Я заброшу свою тоску.
Если умерло все бескрайнее
На обломках забытых слов,
Право, лучше звонки трамвайные
Измельчавших колоколов.
Вечер красные льет небеса
В ледяную зелень стекла.
Облетевшие паруса
Серебром метель замела.
И не звезды южных морей,
И не южного неба синь:
В золотых когтях якорей
Синева ледяных трясин.
Облетевшие мачты - сад,
Зимний ветер клонит ко сну,
А во сне цветут паруса -
Корабли встречают весну.
И синее небес моря,
И глаза - синее морей,
И, краснея, горит заря
В золотых когтях якорей.
Тяжкой поступью входят трибуны
Легионов, закованых в медь.
На щиты, как осенние луны,
Издалека приходят глядеть.
Впереди - ветераны: легаты,
консулаты заморских полков.
Еле зыблются темные латы
Над сверкающим вихрем подков.
И смятенно следят иностранцы,
Как среди равнодушных солдат,
Молча шел Сципион Африканский,
Окруженный друзьями, в сенат.
Я полон злорадного чувства,
Читая под пылью, как мел,
Тисненое медью "Саллюстий" -
Металл угрожающих стрел.
О, литеры древних чеканов,
Чьих линий чуждается ржа,
Размеренный шаг ветеранов
И яростный гром мятежа.
Я пьян, как солдат на постое,
Травой, именуемой "трын",
И проклят швейцаром. Пустое!
Швейцары не знают латынь.
Закатом окованный алым, -
Как в медь, - возвращаюсь домой,
Музейное масло каналов
Чертя золотой головой.
А в сквере дорожка из глины,
И кошки, прохожим подстать -
Приветствуя бунт Катилины,
Я сам собирался восстать.
Когда на пустой "канонерке"
Был кем-то окликнут: "Роальд!"
-Привет вам, прохожий Берсеркер!
-Привет вам, неистовый Скальд!
Сырую перчатку, как вымя,
Он выдоил в уличный стык.
Мы, видно, знакомы, но имя
Не всуе промолвит язык.
Туман наворачивал лисы
На лунных жирок фонарей...
-Вы все еще пишете Висы
С уверенной силой зверей?
Пишу (заскрипев, как телега,
Я плюнул на мокрый асфальт).
А он мне: - Подальше от снега,
Подальше, неистовый Скальд!
Здесь в ночи из вара и крема
Мучителен свет фонаря.
На верфях готовы триремы -
Летим в золотые моря!
Пускай их (зловещие гномы!)
Свой Новый творят Вавилон...
(Как странно и страшно знакомы
Обломки старинных колонн!)
Затихли никчемные речи.
(Кто знает источник причин!)
Мы бросили взоры навстречу
Огням неподвижных пучин.
Закат перестал кровоточить
На темный гранит и чугун.
В протяжном молчании ночи
Незыблемость лунных лагун.
А звезды, что остро и больно
Горят над горбами мостов, -
Удят до утра колокольни
На удочки медных крестов.
Я предан изысканной пытке -
Бессмысленный чувствовать страх,
Подобно тоскующей скрипке
В чужих неумелых руках.
А где-то труба заиграла:
Стоит на ветру легион -
Друзья опускают забрала
В развернутой славе знамен.
Теряя последние силы
На встречу туманного дня...
-Восстаньте, деревья, на вилы -
Туманное небо подняв!
На тихой пустой "канонерке"
Останусь, хромой зубоскал:
-Прощайте, прохожий Берсеркер!
-Прощайте, неистовый Скальд!..
Когда-то в утренней земле
Была Эллада...
Не надо умерших будить,
Грустить не надо.
Проходит вечер, ночь пройдет -
Придут туманы,
Любая рана заживет,
Любая рана.
Зачем о будущем жалеть,
Бранить минувших?
Быть может, лучше просто петь,
Быть может, лучше?
О яркой ветренней заре
На белом свете,
Где цепи тихих фонарей
Качает ветер,
А в желтых листьях тополей
Живет отрада:
-Была Эллада на земле,
Была Эллада...
Да, мне очень понравилось, спасибо.
Мне показалось, что в этом поэте (прости меня за размышлизм) отразились другие поэты. Так, самое первое стихотворение - это Высоцкий. Третье, про закат и галеры, - Гумилев. Про вечер и ветер у виска - Есенин. И тут дело не во времени, просто отразились - и все.
Образ "булыжник, будто маки Моне" убил навсегда.
Спасибо еще раз. Завтра все дочитаю.