Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
В июне - июле 1980 года, после окончания первого курса института, нас послали на практику в археологическую экспедицию. Можно было выбирать, куда и с каким сотрудником Института археологии ехать. Кто-то выбрал Херсонес, кто-то - Среднюю Азию. Я поехал копать угро-финские курганы в Волосовский район Ленобласти - всегда любил историю чуди, веси, карелов, зачитывался "Калевалой"; научным руководителем был кандидат ист.наук Р., тихий алкоголик, всецело находившийся под влиянием своей жены, мужеподобной Татьяны Викторовны. Татьяна Викторовна ночами квасила с мужем чистый спирт, и под влиянием спирта в неё вселялся дух приключений; когда археолог засыпал, она отправлялась в палатку к студентам, выбирала того, кто ей на эту ночь глянулся, молча выдирала его из спального мешка и, вцепившись в избранника железными пальцами, тащила в раскоп - всё так же молча, напористо, как муравей - дохлую гусеницу. У неё была извращённая фантазия - любовью она предпочитала заниматься на вершинах погребальных курганов.
Это был погост, смешанное весско-славянское кладбище 9-го века. Мы безбожно разоряли могильники. Нас было двадцать человек, и каждый день мы срывали до основания один из курганов. Татьяна Викторовна работала наравне со всеми, вгрызаясь в сухую землю гигантской лопатой. Иногда мы находили более или менее сохранившиеся костяки охотников, женщин, детей. Детские скелеты сохранялись хуже всего. Научный руководитель трясущимися с ночной попойки руками фотографировал раскопанный курган, потом кивал жене; Татьяна Викторовна молча швыряла останки в картонные коробки, предварительно сняв с костей то, что, по мнению археологов, могло заинтересовать кафедру их Института. Студенты, столпившись вокруг, почтительно взирали на процесс.
Парни жили в палатке, девочки - в старом, покосившемся сарае, стоявшем между полем, где находились погребения, и ближним лесом. В сарае обитала древняя старуха, за гроши сдавшая студенткам единственную комнату. Археологов она ненавидела. Мимо Татьяны Викторовны и её мужа проходила, как мимо пустого места; я понял, почему, лишь после того, как увидел её, стоявшую возле грузовика, куда грузились картонные коробки с костями умерших тысячу лет назад. Коробки складывались в кузов грузовика, как маленькие гробы, щтабелями. Старуха мелко крестилась и бормотала одно слово: "Бляди..." У неё слегка тряслась голова.
Девятого июля, под вечер, мы закончили раскапывать маленький курган, стоявший несколько особняком от других. Я подошёл к границе раскопа. Передо мной лежал на спине маленький скелет, совершенно сохранившийся, в странном одеянии. Скелет изумительно сохранился вместе с одеждой - и я услышал, как захрустел пальцами наш начрук и радостно зарычала без слов Татьяна Викторовна. Это была удивительная, редчайшая удача. Сохранилось всё, можно было разглядеть даже цвета одежд, покрывавших кости. Бусы на шее, серебряный головной убор... Светлые завитки волос выбивались из-под него. Ветер теребил их - впервые за тысячу лет. Скелет пустыми глазницами смотрел на быстро темнеющее небо, где уже загорались первые звёзды. Мы раскопали захоронение невесты.
Отчего она умерла? Кто приходил к ней на могилу, кто лежал и плакал на погребальном кургане? Мать, сестры, жених? Ей, бляди, было не больше 12-и лет, сказала Татьяна Викторовна, покачиваясь и дыша вчерашним перегаром.
Со скелета с предосторожностями сняли погребальный наряд, бусы и подвенечный убор. Уже совсем стемнело, и покойницу оставили на ночь в могиле.
В полночь мы проснулись от гогота. В поле мелькали факелы и прыгали тени. Я пригляделся и узнал парней из моей группы. За ближней стенкой мертвым сном с устатку спал руководитель экспедиции. На ближнем кургане рычала и хрипела его жена. Я вылез из палтки, пошёл в поле и, пробираясь между курганами, вышел на факелы. Пьяные студенты вытащили из раскопа скелет невесты и разбросали кости по полю. Они прыгали, гоготали и матерились, подбадривая двоих - Валерку и Костю, бегавших между могилами. Они играли в футбол. Они играли в футбол маленьким черепом, у которого сохранились все зубы. Одуряюще пахли травы полыни. При свете факела я нагнулся и подобрал с земли прядку светлых волос.
Я не сдал её наутро, её не уложили в картонный ящик, не отправили в Институт археологии. Я сохранил её.
Сегодня ночью мне не спалось. Копаясь в домашнем архиве, я наткнулся на старый раздавленный спичечный коробок. В нём лежала светлая прядь. И я вспомнил девятое июля душного Олимпийского лета.
Это был погост, смешанное весско-славянское кладбище 9-го века. Мы безбожно разоряли могильники. Нас было двадцать человек, и каждый день мы срывали до основания один из курганов. Татьяна Викторовна работала наравне со всеми, вгрызаясь в сухую землю гигантской лопатой. Иногда мы находили более или менее сохранившиеся костяки охотников, женщин, детей. Детские скелеты сохранялись хуже всего. Научный руководитель трясущимися с ночной попойки руками фотографировал раскопанный курган, потом кивал жене; Татьяна Викторовна молча швыряла останки в картонные коробки, предварительно сняв с костей то, что, по мнению археологов, могло заинтересовать кафедру их Института. Студенты, столпившись вокруг, почтительно взирали на процесс.
Парни жили в палатке, девочки - в старом, покосившемся сарае, стоявшем между полем, где находились погребения, и ближним лесом. В сарае обитала древняя старуха, за гроши сдавшая студенткам единственную комнату. Археологов она ненавидела. Мимо Татьяны Викторовны и её мужа проходила, как мимо пустого места; я понял, почему, лишь после того, как увидел её, стоявшую возле грузовика, куда грузились картонные коробки с костями умерших тысячу лет назад. Коробки складывались в кузов грузовика, как маленькие гробы, щтабелями. Старуха мелко крестилась и бормотала одно слово: "Бляди..." У неё слегка тряслась голова.
Девятого июля, под вечер, мы закончили раскапывать маленький курган, стоявший несколько особняком от других. Я подошёл к границе раскопа. Передо мной лежал на спине маленький скелет, совершенно сохранившийся, в странном одеянии. Скелет изумительно сохранился вместе с одеждой - и я услышал, как захрустел пальцами наш начрук и радостно зарычала без слов Татьяна Викторовна. Это была удивительная, редчайшая удача. Сохранилось всё, можно было разглядеть даже цвета одежд, покрывавших кости. Бусы на шее, серебряный головной убор... Светлые завитки волос выбивались из-под него. Ветер теребил их - впервые за тысячу лет. Скелет пустыми глазницами смотрел на быстро темнеющее небо, где уже загорались первые звёзды. Мы раскопали захоронение невесты.
Отчего она умерла? Кто приходил к ней на могилу, кто лежал и плакал на погребальном кургане? Мать, сестры, жених? Ей, бляди, было не больше 12-и лет, сказала Татьяна Викторовна, покачиваясь и дыша вчерашним перегаром.
Со скелета с предосторожностями сняли погребальный наряд, бусы и подвенечный убор. Уже совсем стемнело, и покойницу оставили на ночь в могиле.
В полночь мы проснулись от гогота. В поле мелькали факелы и прыгали тени. Я пригляделся и узнал парней из моей группы. За ближней стенкой мертвым сном с устатку спал руководитель экспедиции. На ближнем кургане рычала и хрипела его жена. Я вылез из палтки, пошёл в поле и, пробираясь между курганами, вышел на факелы. Пьяные студенты вытащили из раскопа скелет невесты и разбросали кости по полю. Они прыгали, гоготали и матерились, подбадривая двоих - Валерку и Костю, бегавших между могилами. Они играли в футбол. Они играли в футбол маленьким черепом, у которого сохранились все зубы. Одуряюще пахли травы полыни. При свете факела я нагнулся и подобрал с земли прядку светлых волос.
Я не сдал её наутро, её не уложили в картонный ящик, не отправили в Институт археологии. Я сохранил её.
Сегодня ночью мне не спалось. Копаясь в домашнем архиве, я наткнулся на старый раздавленный спичечный коробок. В нём лежала светлая прядь. И я вспомнил девятое июля душного Олимпийского лета.
А кто знает, в чем больше истинного уважения к тому, кто был живым - отправить его остатки в пыльный институт или погонять его череп под ночным небом, пахнущим полынью.
но второе - особенно...
иногда разницу между людьми сформулировать очень просто.
если моим черепом будут играть в ночной футбол, да еще среди полыни, я поспосчитаю, что мне повезло. А вы - нет.
Впрочем, я понимаю, речь идет об уважении к духу, а не к горстке костей. Только, что забавно, дух нельзя оскорбить.
просто два разных взгляда на мир, ваша правда...
Это вообще больная тема - у каждого из нас есть свои личные святыни, посягательство на которые бывает очень болезненным.
И при всем уважении к науке, я предпочту не знать, как жили люди до меня, вскрытию могил и усыпальниц.
Если говорить глобально, то человек высокоосознающий уважает _любые_ проявления божественного. Но, увы и ах, до этого еще топать и топать.
Немного не так, не "не вижу необходимости разделять их взгляды" (это само собой разумеется), а не вижу возможности соблюдать их правила. Здесь тоже как раз тот случай, когда нельзя посягать на свободу другого (мою). То есть они не могут от меня требовать или ожидать разделения их взглядов и соблюдения их правил, тем более, что я лишена возможности это делать. При всём моем уважении к взглядам вегетарианцев, я не могу обойтись без животной пищи, не причиняя вреда своему здоровью. Я не могу сохранить все существующие деревья, потому что мне нужно где-то жить и тд. Другое дело, что в моих интересах использовать эти ресурсы разумно. Но это уже совсем другая песня. В то же время, я не стану запихивать в рот вегетарианцу мой кусок курицы, или убивать ее в качестве развлечения, и не стану только ради собственой забавы рубить дерево (и как можно медленнее) на глазах у друида.
спасибо за историю Миша.
слава Джа на нашей археологической практике курганов не было*(
игра в футбол человеческим черепом - вынужденное действие???
ну, звиняйте!
Целью моих словоблудствований было только одно - не стоит идти на поводу у внешней стороны дела. Полагаю, что дальнейшие разговоры на темы морали и этики являются бессмысленными. %)
Человек, который в Третьяковке совершенно вандальским образом изрезал репинского "Ивана Грозного, убивающего своего сына", потом говорил, что пытался спасти посетилелей третьяковки от невыносимо темных эманаций, исходящих от этой картины.
Я тоже археолог, в этом году еду в Новгородскую область на раскоп поселений славян. Таких "людей", которых Дракон назвал археологами никогда не встречал и при встрече бы не приминул двинуть в рыло. Не равняйте всю профессию по некоторым её представителям.
И при всем уважении к науке, я предпочту не знать, как жили люди до меня, вскрытию могил и усыпальниц.,следуя вашей логике надо отказаться от вскрытия трупов для нужд медицины, от трансплантологии и ещё целого ряда других наук.
ТАк получилось, что мёртвый, человек представляет для науки не меньший интерес, чем живой, вопрос стоит не в "использовать или нет?", а как использовать, с подчтением или принебрежением.
Меня не смущает собственная предсказуемость. Напротив
Давайте без морали.
Моя богатая фантазия не в состоянии предложить мне обоснование, в соответствии с которым игра в футбол человеческим черепом не членами племени мяу-мяу из джунглей Амазонки, отнюдь - молодыми людьми, проживающими в 20 веке в крупном городе, могла бы стать для них жизненной необходимостью. А Вы сможете предложить мне такое обоснование? Только в этом случае я признаю, что их поступок был, если не высокодуховен, то во всяком случае необходим. В противном случае они останутся для меня людьми, с которыми я не хотела бы оказаться рядом.
вероятно, вы правы.
я ведь говорила только о себе, и только о своем отношении. К тому же я говорила о могилах и других святилищах. Если не будут изучать трупы, не научатся лечить живых. А если не раскроют могилу, что произойдет? Мы не узнаем, что умели наши предки. Не увидим какие-то уникальные вещицы. Не уверена, что оно стоит того. Это покажется странным или ханжеским, но даже в различного рода молитвенные дома мне входить неловко, поскольку я не признаю религий, во имя которых их возвели, их посещение для меня - удовлетворение любопытства, а для кого-то эти здания - святыни.
Поэтому не стану спорить. Если Вы считаете, что без этих знаний прогресс человечества невозможен... что ж, вскрывайте могилы,.. но без меня.
Извини, я была не права. Мне даже в голову не могло бы прийти, что это можно (или нужно?) обсуждать. Казалось, всё настолько очевидно. Ан нет!
------------
Демон, по-моему, ты перепутал руководителей экспедиции - профессиональных археологов - и студентов-первокурсников, игравших в "футбол". Руководители экспедиции в "футбол" не играли. Но именно потому, что это - вполне реальные люди, я руководителя и не назвал полным именем, заранее предполагая, что кому-нибудь захочется двинуть ему в рыло сходу - независимо от того, занимался ли он вандализмом при свете факелов или спокойно спал по ночам.
Жену же его я назвал полным именем-отчеством, о чём сейчас уже сожалею; добавлю, что у всех, участвующих в этом году в сезоне раскопок на Северо-Западе, есть реальная возможность встретиться с ними обоими. Так что я прошу иметь в виду, что прежде, чем двигать в рыло, нужно вспомнить, что оба они, в общем-то, не при чём. При чём - те студенты, которые давно уже не студенты...
Кстати, оба руководителя экспедиции были наутро крайне недовольны: им попортили скелет. Недовольны, впрочем, они были вовсе не из морально-этических соображений.
Мумрик, я археолог, и тоже у нас был и алкоголь и жара, но на какие-либо действия с костями было ВЕТО! Большинство археологов очень суеверны и набожны.
уговорили
мир-дружба-первомай! ))