Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Я проснулся одетым, в кресле, в своей каморке, средь знакомых стен. Песню, начинающуюся с этой строчки, я мог бы спеть, если бы помнил, что случилось вчера. Отнюдь. Я не стал её петь, потому что у меня был блэк-аут. читать дальшеНаоборот, я проснулся в прекрасном настроении. Давно уже у меня не было такого одухотворённого состояния. Голова моя была пронзительно свежа, мысли - глубоки и ясны, и я не заинтересовался вопросом, отчего лежу одетым на застеленной кровати. Я встал, умылся и поехал на работу. Настроение оставалось приподнятым. Ночью, кажется, мне приснился прекрасный сон. Я не помню его, но настроение, возможно, было связано именно с ним. С работы я обычно названиваю любимым родственникам по разным деловым вопросам. Я позвонил жене - она не пожелала со мной разговаривать. Я немного удивился и позвонил маме. Мама бросила трубку. Я удивился еще больше и позвонил моему троюродному дядюшке Иле, знаменитому психиатру, с которым мы вчера выпивали на девяностолетии нашей общей любимой тётушки Бэли. Дядя Иля, скажите мне как родной маме - что было вчера, - спросил я, - у меня, видите ли, блэк-аут. - Вчера, - ответил дядя Иля голосом Черчилля, затягиваясь пятидесятидолларовой гаванской сигарой (ему можно курить сигары, хотя ему уже восемьдесят шесть лет, и никто против этого не возражает, в то время как все возражают, когда курю я, и даже не пятидесятидолларовые сигары, и хотя мне не исполнилось даже пятидесяти - странно, верно ведь? Может быть, это потому, что он писхиатр), - вчера ты читал стихи:
- Так вот она, ваша победа,
Заря долгожданного дня!
Кого там везут? - Грибоеда.
Кого отпевают? Меня.
- Так, - озадаченно сказал я. - А дальше что было?
- А дальше, - сказал дядя Иля, ароматно затягиваясь, - я решил, что ты - мой клиент.
- Из-за стихов? - спросил я и на всякий случай начал оправдываться (оправдание - моё слабое место. Я всю жизнь оправдываюсь) : - Это не мои стихи...
- Я знаю, чьи это стихи, - заметил дядя Иля, - хотя тебе, судя по всему, следовало бы прочесть другие, начинающиеся со строки "А наутро я встал - мне давай сообщать..."
- Так, - горько сказал я. - И если бы я прочёл это стихотворение, вы решили бы, что я - ваш клиент?
- Не поэтому. А потому, что ты упал.
- Упал?
- И лежал. И наша милая, но бестолковая тётушка пыталась тебя поднять.
- Поднять... - одними губами прошептал я.
- И все тебя пытались поднять, - беспощадно продолжал он голосом премьер-министра, - все сорок четыре гостя, а ведь среди них, если ты обратил внимание, было восемь профессоров, три академика и вдова раввина. Но ты отказался встать, заявив... как это... что грязен и многогрешен от природы, и желаешь... как это... таковым предстать.
- Так, - убито сказал я.
- Всего хорошего, - доброжелательно сказал он, - ты хороший парень, и я всегда буду рад оказать тебе любые посильные профессиональные услуги, если... когда ты в них будешь нуждаться.
Что делает Дракон (не хочется даже писать его с большой буквы), когда с ним происходит приступ асфальтовой болезни, как это я называю? Он звонит коллегам, чтобы убедиться, что не он первый, не он последний. Слабое утешение.
Первым я позвонил Боре Камянову.
- Скажи мне, о Председатель, были ли у тебя случаи падения в пьяном виде? Я, видишь ли, вчера упал. Третий раз в жизни.
- Бессчётно, - коротко ответил он. Помолчав, прибавил: - В основном, еще в России, лет тридцать пять назад и раньше. Ты не ушибся, надеюсь?
- Последнее, что меня в этой ситуации волнует, это не ушибся ли я, - горько сказал я. - Со мной не разговаривают. Никто со мной не желает разговаривать.
- Я с тобой разговариваю, - утешил он меня. - Всё в порядке. Ну, бывай, мне работать нужно.
Я позвонил Губерману. У него было занято. Я положил трубку и уставился в окно. Через минуту телефон грянул.
- Мне рассказали, что ты упал! - жизнерадостно крикнул он. - И что ты проводишь статистическое исследование на предмет аналогичных случаев у коллег. Так ли я понял?
- Да, вы поняли так, - печально сказал я.
- Это такая чепуха, что не стоит даже обращать внимания; я падал многократно. Правда, в основном, до шестидесятилетнего возраста. Потом я просто стал высчитывать свою дозу более внимательно. Заранее. А в чём проблема-то? Ну, упал...
- Со мной мама теперь не разговаривает, - пожаловался я.
- А, это дело другое. Никогда не стоит падать при мамах. Я при своей маме никогда не падал. Потому что я вообще при ней никогда не пил. С мамами рюмку нужно держать востро - ты понял?
- Понял, большое спасибо.
- В принципе, ты можешь теперь проводить другое исследование. На предмет статистики коллег, когда-либо падавших при маме.
- Хорошо, - послушно сказал я.
- ...и знаешь что? Позвони Бяльскому. У него может оказаться интере-е-есная статистика на сей счёт.
Я позвонил Бяльскому. Там не хотели брать трубку. Когда я уже отчаялся, трубку сняли и задышали в неё.
- Здрасьте, - сказал я, - можно Игоря?
- А ето хтой-то? - спросил главный редактор журнала голосом Бабы-Яги в исполнении замечательного актёра Милляра. - Ихаря нетути дома.
- Да Игорь, я же слышу, что это ты, - раздраженно сказал я.
- Ой, хто ето? - испугался он. Я скрипнул зубами.
Рассказав в двух словах о случившемся и поинтересовавшись статистикой, я услышал дикий смех. Смеялся он минуты полторы.
- Чего ты ржёшь? - не выдержал я. - Ты падал или нет?
- Ой, не могу... - стонал он. - Ой, я щас уписаюсь... Вот, уже... ой...
- Чего ты вообще сейчас делаешь?! - крикнул я, выведенный из себя такой бессердечностью.
- Сейчас?.. Ой... Я лежу на полу. Я упал минут десять назад и не могу это... подняться.
Однако, - подумал я, взглянув на часы. Полдевятого утра. Однааако...
- Ты упал при маме? - поинтересовался я, вспомнив предложение Губермана.
- Какой еще маме? - очень натурально удивился он сквозь всхлипы.
- Никакой, - буркнул я. - Ну, ладно...
- Позвони еще Дине Рубиной, - прорыдал он.
- Не буду я Рубиной звонить. У нее нет такой статистики.
- Ты уверен?
- Абсолютно.
- А я нет.
Из телефона донеслось исступлённое дребезжащее ржание. Кто-то бил ногами по ковру. Я повесил трубку.
Утешайте, утешайте народ мой, говорит пророк Исайя в главе 40, стих 1.
- Так вот она, ваша победа,
Заря долгожданного дня!
Кого там везут? - Грибоеда.
Кого отпевают? Меня.
- Так, - озадаченно сказал я. - А дальше что было?
- А дальше, - сказал дядя Иля, ароматно затягиваясь, - я решил, что ты - мой клиент.
- Из-за стихов? - спросил я и на всякий случай начал оправдываться (оправдание - моё слабое место. Я всю жизнь оправдываюсь) : - Это не мои стихи...
- Я знаю, чьи это стихи, - заметил дядя Иля, - хотя тебе, судя по всему, следовало бы прочесть другие, начинающиеся со строки "А наутро я встал - мне давай сообщать..."
- Так, - горько сказал я. - И если бы я прочёл это стихотворение, вы решили бы, что я - ваш клиент?
- Не поэтому. А потому, что ты упал.
- Упал?
- И лежал. И наша милая, но бестолковая тётушка пыталась тебя поднять.
- Поднять... - одними губами прошептал я.
- И все тебя пытались поднять, - беспощадно продолжал он голосом премьер-министра, - все сорок четыре гостя, а ведь среди них, если ты обратил внимание, было восемь профессоров, три академика и вдова раввина. Но ты отказался встать, заявив... как это... что грязен и многогрешен от природы, и желаешь... как это... таковым предстать.
- Так, - убито сказал я.
- Всего хорошего, - доброжелательно сказал он, - ты хороший парень, и я всегда буду рад оказать тебе любые посильные профессиональные услуги, если... когда ты в них будешь нуждаться.
Что делает Дракон (не хочется даже писать его с большой буквы), когда с ним происходит приступ асфальтовой болезни, как это я называю? Он звонит коллегам, чтобы убедиться, что не он первый, не он последний. Слабое утешение.
Первым я позвонил Боре Камянову.
- Скажи мне, о Председатель, были ли у тебя случаи падения в пьяном виде? Я, видишь ли, вчера упал. Третий раз в жизни.
- Бессчётно, - коротко ответил он. Помолчав, прибавил: - В основном, еще в России, лет тридцать пять назад и раньше. Ты не ушибся, надеюсь?
- Последнее, что меня в этой ситуации волнует, это не ушибся ли я, - горько сказал я. - Со мной не разговаривают. Никто со мной не желает разговаривать.
- Я с тобой разговариваю, - утешил он меня. - Всё в порядке. Ну, бывай, мне работать нужно.
Я позвонил Губерману. У него было занято. Я положил трубку и уставился в окно. Через минуту телефон грянул.
- Мне рассказали, что ты упал! - жизнерадостно крикнул он. - И что ты проводишь статистическое исследование на предмет аналогичных случаев у коллег. Так ли я понял?
- Да, вы поняли так, - печально сказал я.
- Это такая чепуха, что не стоит даже обращать внимания; я падал многократно. Правда, в основном, до шестидесятилетнего возраста. Потом я просто стал высчитывать свою дозу более внимательно. Заранее. А в чём проблема-то? Ну, упал...
- Со мной мама теперь не разговаривает, - пожаловался я.
- А, это дело другое. Никогда не стоит падать при мамах. Я при своей маме никогда не падал. Потому что я вообще при ней никогда не пил. С мамами рюмку нужно держать востро - ты понял?
- Понял, большое спасибо.
- В принципе, ты можешь теперь проводить другое исследование. На предмет статистики коллег, когда-либо падавших при маме.
- Хорошо, - послушно сказал я.
- ...и знаешь что? Позвони Бяльскому. У него может оказаться интере-е-есная статистика на сей счёт.
Я позвонил Бяльскому. Там не хотели брать трубку. Когда я уже отчаялся, трубку сняли и задышали в неё.
- Здрасьте, - сказал я, - можно Игоря?
- А ето хтой-то? - спросил главный редактор журнала голосом Бабы-Яги в исполнении замечательного актёра Милляра. - Ихаря нетути дома.
- Да Игорь, я же слышу, что это ты, - раздраженно сказал я.
- Ой, хто ето? - испугался он. Я скрипнул зубами.
Рассказав в двух словах о случившемся и поинтересовавшись статистикой, я услышал дикий смех. Смеялся он минуты полторы.
- Чего ты ржёшь? - не выдержал я. - Ты падал или нет?
- Ой, не могу... - стонал он. - Ой, я щас уписаюсь... Вот, уже... ой...
- Чего ты вообще сейчас делаешь?! - крикнул я, выведенный из себя такой бессердечностью.
- Сейчас?.. Ой... Я лежу на полу. Я упал минут десять назад и не могу это... подняться.
Однако, - подумал я, взглянув на часы. Полдевятого утра. Однааако...
- Ты упал при маме? - поинтересовался я, вспомнив предложение Губермана.
- Какой еще маме? - очень натурально удивился он сквозь всхлипы.
- Никакой, - буркнул я. - Ну, ладно...
- Позвони еще Дине Рубиной, - прорыдал он.
- Не буду я Рубиной звонить. У нее нет такой статистики.
- Ты уверен?
- Абсолютно.
- А я нет.
Из телефона донеслось исступлённое дребезжащее ржание. Кто-то бил ногами по ковру. Я повесил трубку.
Утешайте, утешайте народ мой, говорит пророк Исайя в главе 40, стих 1.
@темы: психические заметки