Миньян с Бен-Гурионом

[Либертарный Дракон]

Техником в Центральном сионистском архиве работает Элиэзер Джино. Волоча больную ногу, целый день ходит он по этажам — проверяет сигнализацию и протечку кранов в туалетах. Когда выпадают несколько свободных минут, спускается к себе в подсобку, заставленную ящиками с инструментом и полинялыми государственными флагами, и плотно закрывает за собой дверь. Тогда в коридор доносится невнятное бормотание - Джино спешит успеть прочесть Теиллим, псалмы на текущий день.

Читая, он косится на селектор. В любой момент оттуда может рявкнуть голос начальства, и тогда, судорожно захлопнув книгу, он, ковыляя и держась за стенку, устремится прочь из комнаты. Но всякий раз Джино успевает схватить тряпочку и рефлекторным движением протирает стоящую на столе у него старую черно-белую фотографию. Мы знаем, что эта грустная молодая женщина — его давно умершая жена. Известно лишь то, что звали ее Эстер. И про Джино известно, что зовут его Элиэзер и что родился он а Марокко. Начальство относится к нему снисходительно и, общаясь, регулярно забывает, как его зовут. Профессора из университета не замечают его, сотрудники морщатся от его иврита, посетители-иностранцы вежливо удивляются, что он не знает английского.
Я очень люблю Элиэзера.

Раз в месяц, получив тлуш-маскорет, ведомость по зарплате, он крутит ее в руках, разглядывает на свет, потом обычно тихо ругается по-арабски. Ковыляя, добредает до своей подсобки, закрывает ее на ключ и достает из шкафа бутылку «арака» и стакан...

Он родился в 1936 году в Мекнесе, в семье, где было четырнадцать детей. Учился в школе, организованной «Альянсом». Полдня учили Тору и иврит, полдня — французский. Покойный отец нынешнего короля Марокко Хасана II, мягко говоря, сионизм не одобрял, но к еврейскому традиционному воспитанию претензий не имел. Антисемитские чувства в массах сдерживались официальной пропагандой, повторявшей, что евреи — Народ Книги и, в соответствии с Кораном, имеют право на спокойную жизнь под опекой мусульманской общины.
Когда в 1948 году началась Война за независимость, браться и сестры Элиэзера захотели репатриироваться. У старшего поколения этот вопрос не стоял — отец вел выгодные дела по продаже фруктов и овощей в богатые арабские дома и не желал терять выгодный бизнес. Имея влиятельного покровителя в лице чиновника местного аэропорта, он сумел достать детям заграничные паспорта и сопроводительные документы. С помощью приятеля-араба — владельца магазина одежды — были куплены новенькие французские костюмы и ботинки (даже в состоятельных семьях Мекнеса дети большую часть года бегали по улицам босиком): «Чтобы не стыдно было взойти в Эрец Исраэль». Справили новенькие тфиллин и талиты: «Ведь в Святой Земле все евреи каждую минуту ждут прихода Машиаха. И, может быть, вам выпадет честь как-нибудь помолиться с самим господином Бен-Гурионом!» Так наставлял их отец.

В первый раз в жизни дети поднялись в самолет — и через несколько часов оказались в Алжире. Там, в наспех созданном лагере для перемещенных лиц, они встретились с большим количеством еврейских семей — местных, а также марокканских, тунисских и ливийских, которых готовили к алие посланцы Сохнута. Это были первые израильтяне, которых видели североафриканские евреи, и встреча с ними вызвала настоящий взрыв эмоций и экзальтацию религиозных чувств. Толпа подбрасывала их в воздух, кричала «ура»... Посланникам целовали одежды, старики произносили благодарственные молитвы. Несколько смущало, правда, что у посланников еврейского государства отсутствовали пейсы и головные уборы. А женщины изумленным шепотом передавали друг дружке, что под рубахами вроде не видно талит-катан... Но это были настоящие израильтяне, вдобавок говорящие на святом языке, и поэтому им с легкостью прощалось то, за что почтенные отцы семейств из Касабланки, Рабата и Фесы безжалостно пороли бы собственных сыновей.

Неожиданно было объявлено, что алие в Израиль будет предшествовать поездка в Марсель, где в специальном интернате молодые «арабоязычные евреи» должны будут готовиться стать полноценными «новыми евреями». Что это означает, никто не понимал, но старики степенно кивали головами — конечно, такому деянию, как восхождение в Иерусалим, должна предшествовать духовная подготовка. В том, что все они будут жить именно в Святом городе, — не сомневался никто.
В Марселе, однако, Сохнут обучал детей отнюдь не ТАНАХу и не соответствующим разделам Галахи, а современному ивриту, математике, «ремеслам» и истории социалистического сионизма.

Элиэзера социалистический сионизм интересовал мало, он с нетерпением ожидал момента, когда сможет ступить на землю Израиля и вознести благодарственную молитву, облачившись в новый тфиллин и талит, как учил отец. Почему-то ему казалось, что произойдет это на рассвете... Обучение в Марселе продолжалось восемь месяцев, после чего репатрианты отправились на родину отцов.

На Хануку 1949 года переполненный старый пароход, пыхтя, причалил к берегу Эрец Исраэль.
Элиэзера тут же отделили от братьев. Чиновник МВД отправил мальчика в киббуц Маале-Хамиша, что в Иерусалимском коридоре, недалеко от Абу-Гош. «Там я научился трем нужным вещам — стрелять, столярному делу и умению быть как все, не задавая лишних вопросов». Синагоги в киббуце не оказалось, и, к неописуемому изумлению новичков, ни в одном доме не оказалось мезузы. Приняли Элиэзера хорошо, но местные сверстники недоумевали, для чего он молится кождый день, да еще по три раза... Кроме того, его фамилия — Бен-Зино — вызывала искреннее веселье юных сабр; Элиэзера немедленно нарекли «Бен-Зона», попутно объяснив смысл прозвища, а некоторые звали его просто Бензином. Тогда же, в киббуце, он поменял фамилию на более благозвучную — он стал Джино. Впоследствии новые знакомые принимали его за итальянца.

Раскомплексованные ребята-киббуцники смеялись, когда Элиэзер первые месяцы отказывался есть мясо на обед (в киббуце было подсобное хозяйство, коровы и овцы, но не было шойхета), а воспитатель, долго присматривавшийся к мальчику, решил, наконец, приступить к перековке «застенчивого юного дикаря» в «гордого нового еврея-израильтянина». Всех этапов перековки, одобренной общим собранием членов киббуца, Элиэзер не помнит, - но помнит, что в один из дней воспитатель-механех предложил «отдать тфиллин на проверку», на два дня. С тех пор этих тфиллин, купленных отцом, Элиэзер больше не видел. Надежда помолиться с Бен-Гурионом в одном миньяне сильно потускнела.

… Прошло много лет. Джино вырос, оставил киббуц, овладел специальностью. Устроился, как и мечтал, в Иерусалиме — стал работать в столярной мастерской. Работал у ашкеназов-харедим. С тех пор умеет ругаться на идиш. Живя в Святом городе, регулярно посылал весточки родителям. Из их писем, переданных с оказией, знал, что антисионисткая пропаганда в Марокко набирает обороты. В середине 50-х годов Элиэзер окончил сохнутовские курсы и сам стал готовиться к роли посланца Эрец Исраэль за границей. Отец писал, что всерьез подумывает об алие и что уже присмотрел сыну хорошую невесту. Изредка спрашивал о Бен-Гурионе. В своих ответных письмах Элиэзер по поводу взаимоотношений с премьер-министром был несколько невнятен; правда, подтверждал, скрепя сердце, предположения старика о том, что киббуцники, рабочие и служащие день и ночь изучают тайны Торы.

В 1960 голу он, наконец, оказался в Марокко. Успел увидеться с родителями. На второй день ему представили невесту — симпатичную скромную девушку из небогатой семьи. Они немедленно провели обряд обручения. Он объявил, что, в общем-то, приехал, с одной целью — организовать выезд марокканских евреев и в первую очередь — своих родителей и родственников невесты. Когда разбили кубок и произнесли шева брахот, все двери дома распахнулись. На пороге стояли солдаты и офицер тайной полиции. Джино был арестован и препровожден в тюрьму. Обвинение — нелегальное пребывание на территории королевства, сионистская пропаганда, попытка нарушить экономическую стабильность общества. Контрразведку интересовали подробности.

Два месяца его били. Четыре здоровенных полицейских отбивали ему почки деревянными дубинками, расшатывали зубы специальными приспособлениями; офицер сидел за столом и задумчиво курил. «Обиднее всего было, что этот гад был другом детства — сын владельцев соседнего дома, мы еще играли мальчишками...» Потом его пытали электрошоком — сам друг детства и подводил провода («Прости, Эли, что поделаешь — работа такая»). Потом ему сломали ногу и два ребра. Потом, когда, вразрез с воспитанием отца, к нему впервые пришла мысль о самоубийстве, бить неожиданно перестали. Без предъявления обвинения бросили в одиночную камеру («два на три, бетонный пол, нет ни койки, ничего вообще, в углу — дыра вместо туалета»).
Допросы прекратились, про него как будто забыли. Полтора года он просидел в камере на корточках. Отцу удалось через знакомого — приятеля начальника тюрьмы — передать ему книгу Псалмов. «Так я, сидя на корточках, начал учить Теиллим, чтобы не спятить... Через год знал все псалмы наизусть». Отец тем временем развил бурную деятельность — с кем-то встречался, кому-то что-то передавал. Элиэзеру стали приносить в камеру кашерное мясо. «Я тогда весил пятьдесят килограммов... Но и среди надзирателей встречались хорошие люди, тут сказать нечего!..»

К исходу 1960 года американцы заявили марокканскому правительству, сто если оно желает получить заем на выгодных условиях, то должно освободить политзаключенных-евреев, а зодно и прочих инакомыслящих. Так Джино оказался на свободе. Времени ему дали — ровно сутки. За это время его родственники и жена, которую он ни разу еще в жизни не поцеловал, собрались в порту Танжера. Оттуда на яхте они все были переправлены в Италию и уже оттуда добрались до Святой Земли...
Прошли годы. Родились и вырастали дети. Умерли отец с матерью, а вскоре после них — умерла Эстер. Он один вырастил пятерых. Одного уже женил, скоро — свадьба второго.

— А что, Элиэзер, какие-нибудь компенсации ты получил?
— Да какие компенсации! Приехал, пошел в Битуах Леуми. Там говорят: знать ничего не знаем, иди, мол, в Сохнут, ты же от них работал. Я пошел в Сохнут. Они удивляются — а где ты был, малый, полтора года последних? Мы уже и из списков тебя повычеркивали. Спасибо, техником в архив на полторы тысячи шекелей устроили. Вечером — подрабатываю. Про компенсации и разговора не было. И не надо. Я, дорогуша, в Эрец Исраэль живу — что еще нужно!

… Рассказывая, он бродит по комнате, припадая на перебитую ногу, щупает полинялые флаги, валяющиеся горой в углу, еще раз вытирает пыль на фотографии покойной жены. Останавливается и подмигивает:
— Чего ты такой грустный? Это же я в одиночке сидел, а не ты. Знаешь, что? Расскажи ты своим «русским», что со мной было. Только обязательно прибавь в конце: Джино Элиэзер теперь в Эрец Исраэль живет, а это — самое главное! Это, а не компенсации и не Бен-Гурион, с которым я так в миньяне и не помолился. Понял, да? Я в Мекнесе начальнику тюрьмы крикнул: «Я все равно в Иерусалиме жить буду, у Гар а-Байт восходы встречать буду!» Он ко мне кинулся, по тру дубинкой как даст! У меня руки связаны, так я ему в рожу полный рот зубов выплюнул, весь костюм перепачкал, чтоб ему... Знаешь, когда все прошел — уже ничего не боишься!

Над головой послышался хрип селектора. Начальственный голос прохрипел:
— Джино! Элиэзер Джино — к директору!
Сжавшись за секунду до неузнаваемости и глянув на меня расширенными глазами, бывший узник Сиона кинулся прочь из комнаты.


(Из первых публицистических опытов. "Неделя", Иерусалим, 16.03.1994)

Comments

[eden]

Утащила к себе.

[Сорринка]

Либертарный Дракон
Дракоша, ты неподражаемо великолепен

но блин, что за дурные манеры: по случаю праздника публиковать душепродирающую драму, невозможно пронзительную в своей правдивой жестокости

с праздником тебя! и традиционно: пусть с тобой всегда будут кого нужно защищать, но никогда не возникает необходимость в их защите! Мир вашему дому, семье, стране!

[Либертарный Дракон]

Спасибочки. Именно в связи с праздником я этот старый текст выкопал и вывесил. Я имею в виду ДР Ясперса, естественно. : )

[stander-by]

Дивная грустная история. Восхитительный рассказчик. Спасибо за работу моей души.

[Сорринка]

Либертарный Дракон, а это кто? прости мое невежество

[Либертарный Дракон]

ksenan - это такая моя читательница. : ) Она хорошая. : )

[Сорринка]

Либертарный Дракон, )))) ну ты даешь! кто такой Ясперс? ))))

[Либертарный Дракон]

*Господи, и в голову не пришло. : )))*
Карл Ясперс был такой немецкий философ-экзистенциалист. Я люблю экзистенциалистов, потому что и сам немного того. Хоть и не философ.

Я это к тому его упомянул, что у него сегодня - день рождения.

[Сорринка]

Либертарный Дракон, да, милый, такая вот я дикая ))))
имена-фамилии - моя извечная проблема, увы, как и названия

[stander-by]

ksenan - это такая моя читательница. : ) Она хорошая. : )

Какие писатели, такие и читатели ))

На счет извечной проблемы (а для меня это еще и слова на древнем непонятном языке) - да здравствует Интернет - поняла практически все ))