Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
А Гриша Трестман - впервые в жизни - сел писать роман. Мне всегда было интересно, как поэты пишут романы. Я не пишу романов, потому что не умею. Кроме того, я не поэт.
Вступление написано в форме стихотворения.
ПОСЛЕ КАЗНИ
В ладонь с расстрельной каменной стены мои мозги сгребает мой отец. Я на него смотрю со стороны, еще не осознав, что я – мертвец. Мне безразлична дрожь умерших губ, когда по бездорожью грузовик увозит бывший мной дырявый труп. Я быстро к смерти собственной привык. Мой жертвенный костер в который раз сжигает тело легкое дотла… Но память рода в этот самый час в моем бесплотном духе проросла. Моей могилы в мире этом нет. Мне, Господи, не до могильных плит. Среди живых я пробыл восемь лет. А человечий пепел не болит. Я похоронен, Господи, везде – вот адрес безмогильных мертвецов. Я, как птенец, в разрушенном гнезде, среди змеей задушенных птенцов. У мертвых я пока что новичок. Дня не пройдет, и чьи-то сапоги земли затопчут крохотный клочок, где папа схоронил мои мозги. Уже ничто: не тлен, не персть, не прах, я во вращенье круглогодовом привычно обитаю в двух мирах: послерасстрельном и дородовом.
Господь, бросает кости: нечет – чёт… и мечет карты: в масть – или не в масть... Но мой отец меня опять зачнет, и вновь меня родит другая мать. И от расстрельной, каменной стены отныне я навечно отрешен… а пули переплавились во сны, и я из сна перетекаю в сон. Смертельных ран моих последний след, уходит вон из памяти моей…
Я вижу прошложизненный рассвет и корни вековечных тополей…
Вступление написано в форме стихотворения.
ПОСЛЕ КАЗНИ
В ладонь с расстрельной каменной стены мои мозги сгребает мой отец. Я на него смотрю со стороны, еще не осознав, что я – мертвец. Мне безразлична дрожь умерших губ, когда по бездорожью грузовик увозит бывший мной дырявый труп. Я быстро к смерти собственной привык. Мой жертвенный костер в который раз сжигает тело легкое дотла… Но память рода в этот самый час в моем бесплотном духе проросла. Моей могилы в мире этом нет. Мне, Господи, не до могильных плит. Среди живых я пробыл восемь лет. А человечий пепел не болит. Я похоронен, Господи, везде – вот адрес безмогильных мертвецов. Я, как птенец, в разрушенном гнезде, среди змеей задушенных птенцов. У мертвых я пока что новичок. Дня не пройдет, и чьи-то сапоги земли затопчут крохотный клочок, где папа схоронил мои мозги. Уже ничто: не тлен, не персть, не прах, я во вращенье круглогодовом привычно обитаю в двух мирах: послерасстрельном и дородовом.
Господь, бросает кости: нечет – чёт… и мечет карты: в масть – или не в масть... Но мой отец меня опять зачнет, и вновь меня родит другая мать. И от расстрельной, каменной стены отныне я навечно отрешен… а пули переплавились во сны, и я из сна перетекаю в сон. Смертельных ран моих последний след, уходит вон из памяти моей…
Я вижу прошложизненный рассвет и корни вековечных тополей…
-
-
23.03.2011 в 17:49