08:48

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Как бы это сказать по-русски... Свалки Афин, Флоренции и Иерусалима, приветстую вас. Меня не покидает смутное ощущение, что мы знакомы.

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
"Динах" - как много в этом слове.

Ал, хватит уже выёживаться. Открываться пора, лепить нетленку чтобы. Просто всякому, кто залезет говнодавами в бассейн с живой водою, следует говорить это волшебное слово - и он тут же пропадет. Это как Серая Звёздочка: взглянет лучистыми своими глазами, и Враги деревьев, кустов и цветов в тот же миг исчезают.

12:16

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
У К А З



О достоинстве гостевом на ассамблеях имеющим



Перед появлением многонародным гостю надлежит быти:

- мыту старательно, без пропускания оных мест;

- бриту тщательно, дабы нежностям дамским щетиною мерзкой урону не нанести;

- голодному наполовину и пьяному самую малость.



В гости придя, с расположением дома ознакомиться заранее на легкую голову, особливо отметив расположение клозетов, а сведения в ту часть разума отложи, кои винищу менее остальных подвластна.



Яства употребляй умеренно, дабы брюхом отяжелевшим препятствий танцам не учинить. Зелье же пить вволю, нежели ноги держат; буде откажут - пить сидя. Лежачему не подносить, дабы не захлебнулся, хоть бы и просил. Захлебнувшимся же слава, ибо сия смерть издревле на Руси почетна.



Ежели меры не знаешь, на супругу положись - оный страж поболе государевых бдение имеет.



Упитых складывать бережно, дабы не повредить и не мешали бы танцам. Складывать отдельно, пол соблюдая, иначе при пробуждении конфуза не оберешься.



Беду почуяв, не паникуй, но скорым шагом следуй в место упомянутое, но по дороге не мешкай, и все силы употребляй на содержание в крепости злодейски предавшего тебя брюха.



Будучи без жены, а то и, дай бог, холостым, на прелести дамские взирай не с открытой жадностью, но исподтишка - они и это примечают, не сомневайся. Таким манером и их уважиш, и нахалом не прослывешь. Руками не действуй, сильно остерегаясь и только явный знак получив, что оное дозволяется, иначе конфуз свой на лице будешь носить долго.



Без пения нет веселия на Руси, но оное начинают по знаку хозяйскому. В раж не входи, соседа слушай - ревя в одиночку уподобляешься ослице Валаамовой, музыкальностью и сладкоголосием же, напротив снискаешь многие похвалы гостей. Помни - сердце дамское на музыку податливо.


Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
http://www.livejournal.com/users/bujhm/163920.html

(часть первая: главы 1 - 6)



http://www.livejournal.com/users/bujhm/164216.html

(часть вторая: главы 7 - 9)



http://www.livejournal.com/users/bujhm/164452.html

(окончание: главы 10 - 11)



(Взято у Вороны)



А вот - сама песня в переводе и исполнении Зеева Гейзеля:

http://www.israbard.net/israbard/pe...id=1171&MP3

22:01

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Когда знаю, что виноват, то прошу прощения. Не сразу, но как правило. В особых случаях могу даже публично. Это не катарсис, а просто внутренняя потребность свалить с себя некий неприятный груз напряженности во взаимоотношениях. А там простят, не простят - уже дело их. Не моё. Но когда не чувствую себя виноватым - и, часами пытая себя, причины найти не могу, то ума не приложу, за что же просить прощения-то?

Тогда хочется шибко почесать в затылке фамильным жестом - двумя руками одновременно, - всхлипнуть и произнести напевно (над бокалом красного вина, само собой) тысячелетним традиционным речитативом пасхальной Аггады :

-Ма ништана ha-лайла ha-зе ми коль ha-лейлот? Зайин ото йодэа...



:nope:


14:01

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Просьба до воскресенья включительно.

Чтобы помочь очень хорошему человеку, нужно вспомнить как можно больше текстов про воронов (не про ворон!), что угодно - стихи, сказки, рассказы, вставки в рассказы, как в "Капитанской дочке", не обязательно русское, но лучше классическое, ну или хотя бы написанное до 1940 года.



Не поскупитесь, будьте добры.



P.S.: Ворона По и Фрумле-Друмле Лагерлеф просьба не предлагать. Мы про них всё знаем сами.




07:24

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Ailinn, с днём рождения!

07:37

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
С днем рождения, Shellir!






12:58

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Я с детства был фанатиком идиша. Родители не знают на нем ни одного слова, кроме двух - поц и тохэс. Хер и жопа. Почему-то, когда умирает язык, последними, самыми запомнившимися в памяти поколений, словами остаются ругательства.

Иврит я знаю лучше, я на нем работаю и думаю - но люблю не его, а идиш. Я учил его сам. По старым книжкам и древним словарям. Я даже пишу на нем. У меня выходили статьи в идишской прессе, и я до сих пор переписываюсь на нем со столетними писателями, с последними мастодонтами из Штатов и Австралии, и все такое. Они потеряли аудиторию, их аудитория просто вымерла. От старости.

На входной двери в нашу квартиру висит наклейка - "йеhуди - дабер иврит, обер а ид - редт ойф идиш".

Этот расстрелянный и сожженный язык ещё помнят в семье моей жены, и дома мы стараемся разговаривать с ней и с тестем именно на этом языке. Собственно, на базе общего интереса к нему мы с моей женой и познакомились.

Первые слова, которые произнесла в своей жизни наша дочка, были слова на идиш. А теперь она всё забыла, кроме первых этих слов - "татэ", "мамэ", "зэйдэ". "Эйгелах". "Липэлах".

Тохтэрке.

Два шкафа в доме забиты литературой на этом языке - поэзия, проза, мемуаристика, публицистика. Никому это не нужно, кроме меня. Сижу рядом с Бусей, иногда пытаюсь что-то вдолбить, и сразу почти опускаю руки, натыкаясь на честный взгляд синих глазх. Ей это не нужно. И русский язык ей со временем будет не нужен. И черт знает, что ей вообще нужно в жизни будет.

И вам это не нужно тоже.



Хотя, конечно, неисповедимы пути, и, конечно, зог нит кейн мол, аз ду гейст дем лецтн вег.



http://www.diary.ru/~B-7/?comments&postid=8858262

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
http://mlmusic.38th.ru/ - спасибо Вороне.



http://a-pesni.narod.ru/org.html , а также http://www.natel.ru/creative/songs/1 - спасибо Taknebivaet

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Сегодня ночью показывали документальный фильм о наркоманах. О наших наркоманах, местных. Крутящихся в разных средах обитания - уличных, школьных, университетских, богемных. Денежных, разъезжающих в машинах за триста тысяч баксов, отделанных мехом (сам видел), и бездомных нищих. Томных от своей интеллектуальной значимости, от присутствия её, значимости, в копилке Вселенского разума, - и дегенератов, силящихся связать пару слов, мычащих, как бараны, с пеной у рта, с дико косящими глазами. Фильм рассказывал и о наркоманах - стариках на пенсии, и о детсадовцах - такие есть тоже.



Я пробовал наркотики два раза в жизни. В первый раз в подворотне Ленинградского рок-клуба в восемьдесят-каком-то году, второй - на собственном дне рождения девять лет назад, когда никого не было дома. Это была простая марихуана в набитых папиросных косяках. Ко дню рождения мне сделали подарок: привезенную специально к этому случаю из России пачку беломора производства фабрики Урицкого, и спичечную коробку с "травой", купленную за незначительную сумму у нашего районного торговца родом из Бухары.

Недалеко от входа в полуподпольный питерский рок-клуб, я, впервые в жизни втягивая в себя сладковатый дым, не почувствовал ничего. Я выкурил тогда треть папиросы в компании - в знак солидарности с гонимыми музыкантами из группы "Зоопарк". Второй раз, много лет спустя, уже в Иерусалиме, на том одиноком дне рождения, я выкурил три беломорины подряд, израсходовав весь коробок, и почувствовал много.



День рождения в том году был одиноким, потому что жена, сестра жены и тесть с утра уехали в полицию, где в камере с задержанными арабами - торговцами угнанными за "зеленую черту" автомобилями - сидел наш шестнадцатилетний Димка. Собственно, из-за Димки, свихнувшегося уже в двенадцать лет, я и выкурил этот коробок. Мне стало так гадко после звонка к нам домой из отдела по борьбе с наркотиками в молодежной среде, что я, вместо того чтобы мчаться на "Русское подворье" вместе с рыдающими родственниками, остался дома и сам набил косяк.

Три года мы боролись с этими, так называемыми слабыми, наркотиками, применительно к нашему сыну как могли и умели (а не умели мы ничего), и вот в свой день рождения я как борец кончился. Я понял, что или он в конце концов сам поймет, что к чему, или... или не поймет. В любом случае ничего из того, что мы делали, никакой пользы ему не приносило.



...В мужской школе "Кирьят-Ноар", которая по совместительству была также йешивой - учреждением с повышенным изучением религиозных дисциплин - образовался своеобразный кружок местных музыкантов, поэтов и художников, пацанов-дилетантов, с подачи дядь и теть из богемы на Средиземноморском побережье мнивших себя гениями. Курили план и глотали "колеса" участники братства "Контртарбут" - "Контркультура" - все поголовно. Напротив школы шумел искусственно насажденный на лысых холмах сосновый лес, тропинки от школьных корпусов вели к комплексу "Яд ва-Шем" - музею памяти сгоревших в огне Катастрофы. Там хранились документы о миллионах людей, полвека назад посланных в наглухо забитых телячьих вагонах в крематории, а в двух шагах ходьбы от музея жили люди, сгоравшие в другом огне, и при этом - совершенно добровольно.

Плевать на то, что наркотики были легкими, на то, что клотавшие кайф были гениями. Непризнанными они были и остались, потому что гениальность свою пятнадцати-семнадцатилетнюю подтвердить не успели; из одиннадцати членов кружка, знакомых мне лично, в живых сейчас остались трое. Двое слезли сами, в конце концов поняв весьма слабую связь между гениальностью и Тем-Что-Так-У-Нас-Положено-Раз-Ты-Талант, один находится в знаменитом дурдоме города Бейт-Шемеш, - а от остальных остались для свободного посещения родственниками плоские гранитные плиты кладбища Гиват-Шауль. Эти парни были настолько гениальны при жизни, что гордыня их таланта не могла удовлетвориться травкой. По прошествии времени она требовала уже героина.



...Я ничего не мог ему объяснить. Я рассказывал, уговаривал, приводил примеры из мировой литературы и истории из собственной жизни, я кричал, я хватался за ремень джинсов. Он отвечал мне историями о профессоре Тимоти Лири, об Элвисе Пресли, о Дженис Джоплин, о Джимми Хендриксе, о Высоцком, о том, что великие люди - это метеоры, сами себя сжигающие, чтобы осветить мир. Я возненавидел этих великих людей, мне хотелось, чтобы все они горели в адском пламени без перерывов на субботы и праздники до самого наступления эпохи воскрешения мертвых.



Он уходил домой вечерами и возвращался утром. Глаза у него стали безумные, блестящие, со странно ритмично сжимавшимися-разжимавшимися зрачками. Казалось, это играет ансамбль с того света, но музыки и ритма я не слышал. Ритм слышал лишь он сам. Он приводил домой девиц-интеллектуалок и читал им стихи до полуночи, пока мы с Софой не засыпали от усталости, и тогда укладывал их к себе в постель. Несколько раз, просыпаясь перед душным рассветом, я ловил в воздухе квартиры странные сладковатые запахи, и начинал терзаться воспоминаниями. Воспоминания были расплывчаты, некоторое время я не понимал, в чем дело.



Месяц от месяца походка, голос, мимика, жесты его изменялись всё сильнее. Глаза постепенно наливались кровью и равнодушием, он стал походить на вурдалака. Он то ничего не ел сутками, то набрасывался на ужин, как изголодавшийся блокадник, и пожирал весь запас нескольких дней, хранимый в холодильнике. О стихах и музыке разговоров больше не было. Девицы или прекратили приходить, или становились похожими на него. У него не было нервов дожидаться, пока мы уснем, он стал выводить тех из них, кто всё ещё к нему приходил, и имел их на лестничной площадке стоя. Соседи вызывали полицию. Ему было все равно.



Софа плакала день и ночь и забросила работу, дед бормотал забытые с детства молитвы на языке пророков, я орал. Он хихикал. Дважды я избил его в кровь. Первый раз он закрывал голову руками и молчал, второй раз ударил меня в ответ так, что я отлетел через всю комнату к окну, хотя был тяжелее и выше его на целую голову. Родственникам мы не рассказывали ничего, потому что стыдились, но родственники, даже живущие в других городах, знали всё, потому что страна, в которой мы живем, очень маленькая. Соседи при встрече отводили взгляд. У нас стали пропадать деньги. Среди ночи нам звонили незнакомые люди и странными голосами на арабском языке требовали возврата долгов.



Когда он пришел в очередной раз в четыре утра, зашел на кухню, загрохотал кастрюлями, пнул сунувшуюся под ноги собаку, сел за стол и, чавкая, давясь и скуля, стал жрать из тарелки руками, Софа кинулась ему в ноги. Он встал и сказал, что ему нужно уходить. Она упала на колени у входа в квартиру и закричала, что умрет. Он стал перелезать через неё, бормоча, что мы его заебали и чтобы всем скопом шли нахуй из этой жизни. Дед старался его удержать. У меня что-то сдвинулось в мозгах. Я посмотрел на непризнанного гения и тихо пошел в спальню. Там, на шкафу, в коробке из-под ботинок, лежало моё личное оружие, выданное мне по особому разрешению в службе безопасности - "Беретта", восьмизарядный пистолет итальянской марки. Из коридора доносились лай, крики и плач. Сквозь тонкую стенку квартиры я услышал, что проснулись соседи, выходцы из Йемена, как Авива требовала у своего Ицхака вызвать полицию, и как Ицхак вяло отбивался, ссылаясь на то, что Давид теперь всегда носит с собой нож. Потом он сел читать по молитвеннику предрассветные благословения на наступающий день, выкрикивая их на особый напевный манер, похожий на исступленный вопль дикого осла-онагра. В зеленеющем рассвете с минаретов ближних арабских деревень Иудейской пустыни ему ответили протяжными голосами муэдзины.



Я посмотрел в окно на рассвет и заправил в пистолет обойму. Она щелкнула. Я взвел курок и пошел в коридор. Меня толкнули в грудь, я откачнулся обратно в комнату. Софа и дед молча повисли на двери, с грохотом захлопнули её и стали запирать ключом снаружи, благо в наших модернистских квартирах, ввиду исторически сложившейся нервозности населения, предусмотрено даже и это. Я молча выламывал дверь, она не поддавалась. Тогда я начал стрелять по замку. Помню, как летели щепки и комнату наполнил кисло воняющий, серый дым. Помню, как попутно вяло удивился - почему говорят, что этот современный порох называется бездымным?



Замок отлетел, я вышел в коридор. Под ноги с визгом кинулся наш карликовый пудель, по недоразумению названный Артемоном. Я споткнулся о него и упал, потеряв "Беретту". На меня кинулись, я ворочался и хрипел.

Когда я поднял голову, то в конце коридора увидел смотревшего на меня Димку, сжавшегося, с лицом даже не белого, а какого-то зеленого цвета. Тогда я захотел застрелить уже себя, но пистолет исчез.



Йемениты так и не вызвали полицию. Она была вызвана другими соседями, родом из Румынии. Дальше была долгая история, о которой мне совсем уже не хочется рассказывать. Гуманисты в МВД долго решали, из-за какого вида психологического стресса я решил применить оружие, и их специалисты пришли к выводу, что сделал я это под влиянием последнего теракта, произошедшего накануне в нашем районе, и свидетелем которому я был.



...Я написал официальное заявление о том, что прошу разрешения вернуть пистолет в инстанции, выдавшие его мне, в связи с семейными обстоятельствами, и заявление это было принято.

Через месяц Диму призвали в армию. В первые же дни он повздорил с офицером, ударил его, а потом сбежал с автоматом М-16 и тремя обоймами на север, в Галилею. Военная полиция искала его вместе с нами. На третьи сутки наркота выветрилась у него из головы окончательно. Он вернулся в свою часть, отдал автомат и извинился перед офицером. Был суд военного трибунала. Офицер пожалел и нас, и Диму, и сказал, что прощает его. Софа, тогда ещё плохо ориентировавшаяся в иврите, плача, объясняла на идише, что такое идише мамэ; прокурор был родом из Аргентины и идиш понимал; все, включая солдат охраны, вздыхали. Диму приговорили к 72-м суткам заключения в тюрьме на территории военной базы Тель-а-Шомер, где находилась его часть.

Во время заключения с ним работали армейские психологи.



Он вышел из тюрьмы и продолжил службу. Он окончил армейские курсы и приобрел на ней гражданскую специальность, по которой теперь и работает. Никто не напоминал ему о том, что было. Он получил удостоверение отличника боевой и какой-то ещё подготовки.

Пять лет назад, возвращаясь домой в еженедельный отпуск, он увидел на остановке автобуса маршрута Тель-а-Шомер - Иерусалим странного человека с усами и стеклянными глазами, с тяжелым рюкзаком за плечами. Он не знал, что было в рюкзаке, но по глазам человека понял, что это - наркоман. Была пятница, до наступления шаббата оставалось всего несколько часов, на остановке было много народу. Подошел автобус. Усач, подождав, пока толпа влезет на переднюю площадку, стал втискиваться туда сам. Перед тем, как подниматься, он сунул руку в карман. Дима не понял, в чем дело, но подумал, что это - как-то опасно, и схватил человека сзади - за шею, нежно, как учили инструкторы на базе, - и нажал. Человек обмяк и тихо опустился на асфальт. В автобусе закричали. Водитель вызвал по мобильнику мишмар-а-гвуль - военную полицию. Полиция примчалась через две минуты. В рюкзаке у человека находилась бомба из чего-то тринитротолуольного, с гвоздями и болтами внутри.



Диму наградили. Почетные грамоты и медаль висят на стене в спальне его квартиры, которую он вот уже два года снимает со своей женой Мариной. Марина - дикий человек, в России она росла без матери в детском доме. Когда нам приходится с ней совсем невмоготу и мы скрипим зубами, я всегда утешаю себя и Софу тем, что невестка, по крайней мере, не наркоманка и не террористка.

Дима работает рабочим в городской типографии. Он считается отличным специалистом, недавно в виде поощрения ему подарили путевку на пароходный круиз по столицам каких-то стран Западной Европы.

Два месяца назад у них родился сын.



Своих бывших приятелей он обходит за два квартала. Хотя по субботам, за семейным столом, я люблю приложиться к рюмочке и всегда зову его присоединиться ко мне, он не пьет теперь вообще ничего, кроме легкого местного пива. Он не любит гениев, особенно непризнанных, ненавидит существительное "богема" и не хочет вспоминать о годах, проведенных на перекрестке гор религиозной школы и мемориального музея.

Когда мне плохо, я всё вспоминаю пистолет, выскользнувший у меня из рук, и застывшее лицо сына в конце коридора нашей квартиры. Это длинный коридор, когда кто-нибудь из вас приедет ко мне, вы сами его увидите. Мне коридор этот до сих пор кажется похожим на тоннель. На тоннель, ведущий не в астрал, как утверждают юные непризнанные гении, а просто на тот свет.



Дима - не мой сын, он сын Софы от её первого мужа. Я усыновил его шестнадцать лет назад, когда мы уезжали из России. И я всё вспоминаю его тогдашнее лицо. И коридор, и повисшую на мне жену, и пуделя Артемона с моргающими длинными ресницами, и итальянскую "Беретту" на полу. И тогда мне не хочется жить.

Но потом мне всегда становится легче, потому что он почему-то всё равно любит меня.

И зовет меня папой.

13:03

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Да, и ещё я хотел попросить прощения у Игоря Тантлевского, единственного моего друга и единственного человека, которого я в жизни предал, так сказать, однозначно. Правда, он этих извинений всё равно не услышит, а жаль. Хотя, если чудо даже и случится и он услышит, то всё равно не простит.

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
... А также посетила несуразная мысль, по сути своей достойная лишь инфантильного перестарка: изничтожив следы предыдущей жизни, путем технических манипуляций демиурга создать некую личность без телесного воплощения с диким аватаром (см. ниже), ходить по дневникам и саркастически ругаться матом, почерпнутым из конспектов, сделанных предварительно по официально изданному словарю русской ненормативной лексики.

Благодаря ангелам, архангелам, а также серафимам, мысль эта, по здравому размышлению, была признана попросту недостойной - тем более что печальный опыт пребывания на сайте таких инфантильных субличностей (не в моем исполнении) уже имеется.



...В связи с ниже (выше?)изложенным можно вспомнить, например, монтеневские "Опыты". В частности, упоминание о том, как человек, родившись с металлическим винтом вместо обычного пупка, был страшно этим огорчен, хотя винт ему абсолютно не мешал. Этот человек был очень богат и потратил всё своё состояние на поиски специальной отвертки, с помощью которой намеревался избавиться от винта. Наконец, уже пребывая в старческом возрасте, он нашел такую отвертку, схватил её, быстро отвинтил свой винт, и у него сразу же отвалилась задница, которая держалась на этом винте.



14:29

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
И на старуху бывает проруха, как говорила польская красавица Инга Зайонц другу своего детства Коле Остен-Бакену. Дня три назад решил я сгоряча удалить свой логин. В последний момент, уже когда нажимал кнопку, из аськи явился ангел и гласом трубным, но нежным заговорил о том, что "искусство принадлежит народу" - и, стало быть, уничтожать дневник я права не имею. Мои слабые возражения, что искусства я давно уже не творю, успеха не возымели.



Тогда я придумал другой финт: просто написать последний пост и гордо уйти нафиг. А перед тем - прислать кому-то на у-мэйл стих (не свой, естественно).



Вот -

а) стих:



Сколько звезд роняет бездонный свет,

столько было их у меня,

и одной хватило на сорок лет,

а другой на четыре дня.



И к одной бежал я всю жизнь, скорбя,

а другую не ставил в грош.

И не то что было б мне жаль себя -

много проще все. Не вернешь



ни второй, ни первой, ни третьей, ни -

да и что там считать, дружок.

За рекой, как прежде, горят огни,

но иной уголек прожег



и рубаху шелковую, и глаз,

устремленный Бог весть куда.

И сквозь сон бормочу в неурочный час -

до свиданья, моя звезда.





б) а вот последний пост, который должен был появиться:



"Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно здесь сложилось, несмовместимо с почетным званием иудея, которым я горжусь. Моя кровь, отягощенная наследством овцеводов, патриархов и царей, бунтует против вороватой цыганщины писательского отродья".



В итоге, как это обычно бывает, я не реализовал того, чего задумал - потому что вчера ровно в полдень явился - уже не ангел, а, можно сказать, Архангел; и с того момента, можно сказать, всё стало чрезвычайно хорошо.

Ну, кроме того, что писать я всё равно не могу... ну и ещё кое-чего.



Вишь ты, какие шекспировские страсти.



Ну, вот в итоге я и подумал, что наиболее полезным уроком из всего вышеприведенного для меня лично будет посильное усиление чувства самоиронии.


23:02

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
00:23

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Мой имэйл [email protected]



Запишите, кому нужно.

12:36

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
У каждого есть своя внутренняя правота и внутренняя слепота, что одно и то же.

Единственный интернационал, который я хотел бы наблюдать - это интернационал порядочных людей.

10:47

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
12 лет я сплю на полу без подушки и матраса, завернувшись в одеяло, как апач. Говорят, что такая позиция распологает к полетам во сне, а полет, как следствие сна, вызывает чувство счастья. Я во сне не летаю эти 12 лет - именно с того времени, когда перебрался с постели на пол. Не считать же полетом тот случай, когда мне приснилось, что дочка выпала в окно (мы живем на 4-м этаже), и я прыгнул вслед за ней. Никакого счастья я тогда не испытал.

А сегодня ночью приснились сухие кости, которые мы выкапывали из старой могилы. Я складывал эти кости в картонную коробку, они стукались и шелестели.

15:24

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Вот - сидел на работе. Переговаривался по аське с Shellir. Большинство знакомых ассоциируется у меня с тем или иным явлением, стихотворением, картиной, цветом и т.д. Подумал, что Шелл похожа на мелодию "Зеленые рукава", и тут же доложил ей об этом. В тот момент, как нажал на "Send", по радио заиграла именно эта мелодия. В случайные совпадения я не верю. Как такое может быть и что бы это значило? Нахожусь под впечатлением.



Ещё одно совпадение, которое я сейчас вспомнил, произошло в феврале 86-го года. Я был в армии, на танково-артиллерийском полигоне, во время учений Прибалтийского ВО. Ночью принесли то, что осталось от рядового Назарбаева, спасавшегося от ледяного ветра посреди чистого поля в танковой колее - и уснувшего в ней. По нему проехали четыре танка с выключенными фарами, прежде чем водитель пятого танка что-то заподозрил и остановил машину. Утром я вышел из палатки. Я сказал вслух: Господи! Если Ты выведешь меня из этого ада здоровым, с не помутившимся рассудком или даже просто живым, то я обещаю тебе...

Я не знал, что Ему пообещать, у меня мало чего было, и я сказал, что пообещаю Ему обет - отрастить бороду и никогда в жизни её не сбривать. Обеты люди иногда дают странные, но дело не в том, что обещать, а в том, что это - обет. Тем более, что ничего путного мне в голову не приходило.

И вот в тот момент, когда я произнес вслух то, что произнес, с чистого синего холодного февральского неба ударил оглушительный гром. У скандинавских язычников это означало такое, отчего ноги подломились бы и у берсерка. У викингов это означало, что им отвечает сам Тор, или Один, или кто-нибудь ещё из этого пантеона. Я не язычник, и ноги у меня поэтому не подломились, и я только слегка закачался и сказал сам себе: "Ага... вот оно". И все товарищи офицеры вокруг, ещё полупьяные с вечера накануне, выскочили из палатки и задрали головы. Но было уже тихо, и светило солнце, и из штаба округа в ответ на срочный запрос сообщили, что никакой артиллерийской атаки в нашем округе не наблюдалось с позавчерашнего рассвета.

И вот, не веруя в случайности, я вернулся домой живой и относительно невредимый, и с тех пор не бреюсь.



И Аллах свидетель - я совсем уже не понимаю, как и чем эта история может быть связана с Shellir.

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
(В комментариях)

@темы: буси, фотографии, семья