Ниоткуда с любовью.

Осталися мы одни совсем. Дракон со своим хвостом, и книг неимоверность в квартире его. Все родственники, и супруга законная, и Пан Отец её, и доча моя, Кровиночка Ненаглядная, на красном авто японском в город-побратим Ашдод на Лукоморье укатили. И сижу это я перед монитором в торжественном молчаньи, и лишь клокотание какое-то из глотки, повизгивая, выползает. Исчо днём, само собой, сбегал в магазин, - но у нас с собой уже было. И сижу это я в красном свитере и дурацких спортивных, бесформенных штанах, и вдруг вскакиваю, и начинаю по квартире круги делать, аки пёс безродный, аки Акела промахнулся, неимоверно сигаретой той, непритушенной, в воздухе жестикулируя, и стихи Бродского нараспев в пустой квартире читая. С зажжённой сигаретой - бо что тушить её, коли гори все огнём и даже белым пламенем.

И раздавались в доме моём одни лишь страстные выкрики, и вонь сигаретная, и запах водочный стояли, и доносилось в пустоте шарканье туфель на босу ногу. И книжки поэзии японской падали на цитатники Соломона Мудрого, бо на полках стоять они от винно-водочного духа не могли уже.

И временами замирал я в коридоре и кидался к подоконнику, и тряс головою, и замирал, и дико смотрел в заоконное пространство, где бледные звёзды выползали одна за одной на черневшее над пустыней Иудейской субботнее небо, и выли арабы в куфиях с ближних холмов во славу аль-дар-уль-ислам. И одно лишь слово осмысленно и не приминительно ни к чему прочему металось меж оскаленных зубов - их и моих - одновременно: ТЫЫЫЫЫ...

---

Ареал рождения ЛибДракона

http://www.enlight.ru/camera/156/index.html



Дом 26-28 по Каменноостровскому (бывшему Кировскому) проспекту. В этом доме я родился. Правая парадная в глубине двора на первой фотографии. Именно у этой (и в этой) парадной проходили съёмки сериала "Бандитский Петербург" - там, на втором этаже, по сценарию, находилась квартира главного героя. Не удивлюсь, если это была моя квартира... Так как мы тоже жили на втором этаже. В квартире 101.



Спасибо Горностайке и Вороне за ссылку.

---

М.(Дневник "Танцы макабры". Пост "Как надо жить". Пятница, 09 апреля. 08:06.

---

Осенняя вишня, пост "Успеть", четверг, 08 апреля 2004г., 23:17.

Нечто.

---

Личность написала короткое сообщение о госпитале №2 для участников ВОВ, который она по долгу службы навестила в Кузьминках. Я и не предполагал, что таковые госпитали для одиноких инвалидов сохранились спустя шестьдесят лет после окончания той войны.

Спасибо Личности за пост. Хотя спасибо и Государству - хотя бы за то, что взяло на иждивение никому теперь не нужных древних стариков, дравшихся когда-то, молодыми, за свою страну. Для некоторых нынешних молодых - я знаю - удивительно одно только то, что они ещё живы, ибо в воображении молодых они - нечто сродни воинам средневековья, с их луками, копьями и арбалетами. Нечто из мира фэнтези.

Это что же значит - мои деды вернулись с войны, женились, любились, родили и растили, и такую же процедуру проделали мои родители, и родился я, и тоже рос, и учился, и любился, и женился (не однажды) - и родил, и растил, и уехал, и приехал, и сел здесь перед монитором - а они всё лежали - амнезические - в госпитале №2 ?

---

Нейтрино

Андрюша, ты сошёл с ума. Или ты - заведомый провокатор.

В общем, так не делается между хорошими знакомыми.

Всё равно я надеюсь, что одумаешься.

Если я каким-то боком виноват - то прошу прощения.

Всегда рад тебя видеть.



Твой - Скорбящий Дракон.

---

Нива Иакова

Район, в котором я живу все 14 лет пребывания в этой стране, обладает, видимо, некой особой энергетикой: здесь в своё время жило, или живёт до сих пор, непропорциональное общему процентному соотношению русскоязычных, количество писателей, поэтов, публицистов, журналистов, издателей, составителей литературных и исторических антологий, в своё время приехавших из СССР. Фамилии некоторых из этих людей известны не только в местной или западной русскоязычной литературе и прессе, но теперь, как я понимаю, и в самой России. Только если во всём мире их знают по фамилиям, то здесь, среди своих - они больше известны просто по именам и уменьшительно-ласкательным кличкам. Употреблять отчества здесь как-то не принято. Удивить здесь кого-либо новой книгой стихов или прозы, научной монографией и презентацией её с участием известных литераторов - совершенно невозможно. Такие книги и монографии есть в непропорциональном количестве буквально у каждого пятого жителя района. Старожилом района были замечательные поэты и прославленые бухарики Борис Камянов и Михаил Генделев, ныне переехавшие в другие районы города. Игорь Губерман до сих пор выходит с авоськой и деловито направляется ежеутренне в местный супермаркет, по ходу продвижения к кассе громкогласно обсуждая политические новости с местными бабульками, сопровождаемыми кучей внучат. В районный магазин русской книги через день заходит тихая и безденежная Нелли Портнова, чьи сборники, изданные на деньги меценатов, украшают русские фонды крупнейших библиотек мира; стоит у полок с дорогущими новыми поступлениями из Москвы и Нью-Йорка - и вздыхает чему-то. Проходит, мечтательно щурясь в ослепительно синее небо, Нина, писатель и жена редактора известного в эмиграции и в канувшем в Лету антисоветском подполье бывшего Союза журнала "22" - Александра Воронеля. Запершись ото всех в своей гигинтской квартире, ежедневно и еженощно правит рукописи очередной книги Майя Улановская, вдова философа, эссеиста-диссидента Александра Якобсона. К ней приезжают в гости Майя Каганская и Елена Аксельрод, и на кухне под китайским абажуром, подаренным семьдесят лет назад в Харбине родителям одной из них самим Рихардом Зорге, звучит обсуждение новой скандальной книги известнейшей романистки, фамилию которой произносят с придыханием читатели во всём мире, и которая здесь законно выступает исключительно в качестве какой-нибудь "Нинки" или "Зинки".

Даже одинокая соседка моя Лия Музыкант, гигантская старуха в стромодном платье, бранящаяся нецензурным басом с торговками на бухарском рынке из-за непомерной цены на картошку, - тоже, оказывается, поэт и автор вот уже второй книги прозы, изданной в Москве. Даже бывший алкоголик, своими дикими выходками известный всему району, и узник Гулага в юности, одинокий философ дядя Коля - и тот - Личность Пишущая, знакомая со всеми вышеперечисленными персонами, и дающая хлесткие характеристики каждой из них - на пяти языках - на страницах литературной прессы.

Сегодня, гуляя с детьми, мы познакомились на детской площадке с молчаливым, немного сумрачным парнем по имени Саша, которого я на этой "площадке молодняка" наблюдал вот уже больше двух лет, но не подозревал, что он - не только отец суматошной четырехлетней Лиоры, но и известный поэт, чья очередная книга стихов выходит в издательстве на будущий месяц, а по совместительству - израильский представитель некоего философско-духовного направления Фалун-дафа, основатель которого - Ли Хунг-Чжи, выходец из Китая, живущий ныне в США; ни о таком человеке, ни о таком учении я никогда раньше не слышал, поэтому крайне заинтересовался; общаясь с Представителем, я передал ему привет от Дээса, а, вернувшись домой - решил рассказать вам обо всём этом.

Район наш, окружённый с трёх сторон арабскими деревнями, откуда безостановочно стреляют в белый свет, как в копеечку, а с четвёртой стороны - Иудейской пустыней с видом на Мёртвое море, - называется Неве-Яаков, что переводится как Нива Иакова.

@темы: Психические заметки, Эрец

---

Столько боли вокруг, тайной и явной, и тем сильнее я чувствую её, что самые разные люди, раскрываясь, начинают мне о ней рассказывать - каждый о своей - всё более откровенно. У меня раскалывается голова от такого количества боли. И я ничем никому не могу помочь - я могу только выслушать. У одних - переживания на личном фронте, у других - воспоминания и раскаяния совести, ещё у кого-то - нечто совсем глобальное. У кого-то пропал друг в армии. Совсем пропал. Ещё у кого-то отец повесился - хороший, добрый, умный, запутавшийся в своих слабостях человек. Не выдержал постоянно растущего напряжения и давления со стороны близких. Я чувствую себя марсианином из Брэдбери - из его "Марсианских хроник". Хочется стать улиткой и заползти в раковину.

"Баллада Рэддингской тюрьмы" - слова о том, что каждый убивал когда-то своих любимых.



Господи, хоть бы дали мне мешок, чтобы было куда сунуть голову от стыда. (М.Твен)

---

Дед

Викторович несколько дней назад вспоминал в дневнике рассказы своих дедушек о военном времени. По ассоциации и я вспомнил о моих дедах.

Отцы мамы и папы воевали оба. Оба принесли с войны награды, оба участвовали в боях. Мамин папа служил в пехоте. Он вытащил с минного поля своего товарища, которому взрывом оторвало обе ноги; ни один человек из его роты, несмотря на понукания замполита, не согласился идти спасать - все стояли у кромки поля и беспомощно смотрели вперёд, вытянув шеи. Мой дед выпил стакан спирта и пошёл. И дошёл, и взвалил на спину потерявшего сознание безногого, и вынес его с поля. И не взорвался. За это ему дали потом какой-то орден. Это было в Польше. Он рассказал мне об этом однажды, и я запомнил навсегда.

Папин папа мало рассказывал о войне. Он тоже принёс с фронта награды, но никогда не говорил мне, за что получил ту или иную медаль. Я знал, что в своей части он был помпотехом, помощником по технической части. Что это такое, я не знаю до сих пор. С войны он пришёл психованным от контузии - и совершенно лысым. Облысел он, по его словам, в одночасье, во время танковой атаки на Курской дуге, лёжа в окопе, который утюжили немецкие "тигры". Говоря о войне, он, в основном, ругался и кричал нечто невразумительное.

Я с детства привык считать своих дедов героями и, когда наступал очередной День победы, с гордостью шёл между ними по улицам, держась за их руки, и медали и ордена брякали на их груди в такт шагам.

Мне было двенадцать лет, когда девятого мая мы всей семьёй собрались за праздничным столом. Бабушки хлопотали на кухне, мои родители, тётки, дядья и оба деда в пиджаках с орденскими колодками расположились за столом.

Мамин папа провозгласил первый тост - за День победы. Выпили они, и бабушки начали наперебой вспоминать, как ждали своих героев с войны.

Мамин папа рассказал историю получения нескольких медалей, и я, сидя на стуле с ним рядом, испытывал невероятное чувство гордости.

И вдруг лысый дед мой, папин отец, сказал - мне тоже есть что рассказать, вы меня послушайте. Все удивились внятности его речи - ведь все годы до этого, рассказывая о войне, он лишь кричал и плевался.

И дед рассказал.

Весну сорок пятого он встретил в небольшом городке в восточной части Германии. Девятого мая, после капитуляции рейха, его вызвал начальник штаба части, в которой служил, и сказал, что он приказом командующего фронтом назначен комендантом города; но вот беда - немецкого он не знает, а официальный переводчик прибудет только через несколько дней. В то время как переводчик был совершенно необходим - за окном, на улице, уже выстраивалась длиннейшая очередь из местных жителей, которых нужно было выслушать, и нужно было решать массу организационных вопросов, и налаживать мирную жизнь. Так что, Хаим, сказал деду начальник штаба, переводчиком будешь ты. Помпотех, ты знаешь идиш, а он похож на немецкий. Будешь переводить.

Дед переводил несколько дней, в течение которых через кабинет начальника штаба прошли сотни немцев.

На пятый день в комнату зашёл маленький, аккуратно одетый старичок и попросил у господина коменданта защиты, справедливости и порядка.

Дед принялся переводить, вставляя в трудных местах в идишскую речь русский мат и обороты на древнееврейском. Старичок с испугом косился на него, но, кажется, понимал почти всё.

-Господин комендант, ко мне домой пришли ваши солдаты. Они были очень грубы, кричали, унижали служанку, портили воздух. Они взяли в моём доме все наручные часы и разделили их между собой. Перед уходом они выстрелили в портрет фюрера и унесли большое зеркало. Я не обижаюсь за портрет фюрера, ибо сам собирался снять его; но я прошу приказать вашим солдатам вернуть мне зеркало. Это дорогое, старинное зеркало, оно было куплено для нашего дома ещё моим отцом.

Господин комендант - подполковник Василий Петров из Ленинграда - выслушал перевод и заскрипел зубами. Он не смотрел больше на старика. Он повернулся к моему лысому деду.

-Хаим, у меня в Питере погибла вся семья. У них не было хлеба, Хаим. А у тебя, я слышал, тоже не все выжили...

-Так точно, - ответил мой дед и, сквернословя на трёх языках, объяснил аккуратному старичку, что он родом из Николаева, что у него не осталось никаких родных, кроме эвакуированных жены с сыном, и что сестру его, пятнадцатилетнюю Фиру, немецкие солдаты привязали за волосы к какому-то выступу на вездеходе и погнали машину на полной скорости, пока сестра не упала и осталась без скальпа. Так написала ему в армию соседка-украинка, глядевшая на акцию из окна своего дома. Все остальные родственники были расстреляны без мучений. И сделали это (я теперь в этом не сомневаюсь, добавил дед) сыновья аккуратного старика.

-Но, господин комендант, - возразил старик, не столько испуганный, сколько ошеломлённый, - у меня и сыновей-то никаких нет, а есть лишь дочь; меня самого по возрасту и состоянию здоровья не взяли даже в фольсштурм; и я не понимаю вообще, какая связь между печальной историей ваших семей и зеркалом, которое было украдено русскими солдатами из моего дома.

-Так что же ты хочешь, старый скот? - не глядя на посетителя, прохрипел подполковник из Ленинграда, и дед добросовестно перевёл немцу эти слова.

-Я прошу порядка и справедливости, - с достоинством отвечал тот, стараясь не обижаться на раздражительных бойцов Красной армии. - Я настоятельно прошу вернуть мне зеркало. Это зеркало старинной работы и очень ценно.

-Хаим, - вновь заскрипел зубами господин комендант, - у меня нет сил разбираться с ним. Возьми его, Хаим, и сделай с ним, что хочешь.

Мой контуженный, лысый дед поманил старика пальцем и открыл перед ним дверь, ведущую в акккуратный внутренний дворик.

-А что там, господин переводчик? - с любопытством спросил старик, останавляваясь у двери.

-Там тебе вернут твоё зеркало, - отвечал дед, и немец переступил порог.

Дед поставил его у благоухающего розового куста и выстрелил ему в лицо. Ему показалось, что немец падает как-то не так, и выстрелил ещё два раза, оба раза - в голову.

Потом он засунул дымящийся пистолет в кобуру и вернулся в комнату - переводить для подполковника речь очередного посетителя.

---------------

Мы, сидевшие за праздничным столом Девятого мая через тридцать лет после окончания Великой войны и впервые выслушавшие эту историю, приросли к своим стульям. Второй дед, мамин отец, молчал, как и все. Минуты полторы никто ничего не говорил. Лысый дед налил себе стакан водки и нежно погладил висевшую на груди медаль "За победу".

-Деда, это тебе за это дали медаль? - спросил я посреди жуткой тишины комнаты. Дед мутно посмотрел на меня.

-Глуп ты ещё, внучек.



В тот праздник все разошлись по домам раньше обычного.

---

Asagao - с днём рождения тебя!



Счастья. Всё остальное - вторично и само приложится.







Так оно вот.

---

Я прошу и даже настаиваю - моих и не моих ПЧ - читать человека из Латвии с ником Язва. Дневник называется "Адекватная Язва".

Я даже не могу выделить какое-либо конкретное эссе в виде примера. Всё подряд читайте. И будет вам хорошо по-довлатовски, так сказать.

Для тех, кто рубит фишку, говоря по-нашему. Кто литературу любит, говоря иначе.

---

Ужасно, когда два хороших человека не могут представить одно целое (друг перед другом представить! Не перед миром, едрись он конём!). Не могут, так как чересчур много гонора и надутьягуб у обоих.

Прекрасно, когда сквозь тысячи километров расстояния, сквозь груз тысячелетних традиций, сквозь напластования тысяч ментальных несоответствий, сквозь тысячи несоотвествий приоритетов, предпочтений и культур, - доносится сдавленное "ТЫ..." - и сияют глаза, которых ты никогда не видел. В твоём воображении сияют, спешу заметить.

Чудовищно, когда люди начинают мерять Вселенную национально-расовыми категориями. Талант в этом случае сходит на ауто-пиар, что равнозначно категории "nihil". То-есть - нет. Ничто, говоря иначе. Ноль.

Самое плохое (что за беспомощное слово!) - когда осознаёшь, что ты не умнее - и даже беспомощнее - людей, по возрасту годящихся тебе в дети.



Рефрен - совершенно не к месту:

Свобода - это когда забываешь отчество у тирана...



Спасибо вам всем.

---

Гости собираются. Хорошо пасхальный седер у меня начинается - под спиричуэлсы Армстронга и размышления о том, как князь Витовтас Литовский окучивает М.Мнишек Московскую. Дай мне, Боже, юмора и терпения в этот весенний праздник Свободы и Исхода из Египта.

До завтра - ни строчки.

---

Завтра вечером начинается Песах - Пасха по иудейскому календарю. Поздравляю тех, кто её отмечает и участвует в пасхальном седере.



Хаг Песах самеах!

А кошерн, зисн ун фрейлехн Пэйсах!



חג פסח שמח

א כשרן,זיסן און פריילעכן פסח

---

Дальний свет вдруг рассказал у себя какой-то неохасидский анекдот про Пушкина с подковыкой, я прочёл, заржал - и неожиданно решил, что нахожусь не у Дээса в дневнике, а у Алеф-Бета. И обратился в комментариях к Дээсу, именуя его на полном серьёзе Алеф-Бетом...

Перепутал живых людей. Какой стыд. Меня аж в пот бросило.



Дуэй бу ци, Дээс-тунчжи.



Вообще, сегодня - последняя ночь перед пасхальным седером. Ежегодно накануне этого события происходят какие-то странные явления с психикой, это уже замечено. Личности и исторические события каким-то образом плавно перетекают из одной реальности в другую.

---

Если у вас в руках молоток, - весь мир начинает казаться вам одним большим гвоздём.



(А.Маслоу)

Взято из того же источника, что и пост ниже.

---

Осенняя Вишня. Пост - воскресенье, 4 апреля с.г., воскресенье, 08:33.

Прочтите.

---

Нарекаю тебя отныне при публичном общении - Мумрик-сан.



И увидел Он, что это - хорошо.

---

Чукча - писатель.

Слово отягощено мыслью, которая не даёт ему воспарить. Поэзия - это падшая музыка. Последняя же уносит нас в Небесный Иерусалим, она тождественная ему. Музыку зовёт к полному самоотрешению, манит в смерть, обещая вечную жизнь. Под неё идут в атаку. За неё ты готов взойти на костёр. При этом музыке неведом нравственный императив, она - фикция такового. Её пафос лжёт, она с равным успехом будет обслуживать и ваших и наших. Хочу уточнить, что музыка, которая мне заменяет душу, которая "паче смерти", возникла всего лишь двести-триста лет назад, причём точка уже поставлена Шостаковичем. Литература же долгожительница, она - ровесница человечества. А что там бряцалось на кифаре под "Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына", - это уж Бог весть.

...Чукча, который не читатель, потому что писатель, - это каждый из нас, пишущих. Писатель не умеет читать чужое, он может только сравнивать с собою. Наслаждается он лишь чтением самого себя, это его субботний день. В этом смысле он подобен либо Богу, либо женщине; он - ревнитель.



-----------

Сидя в гостях у рава Бермана, выслушал всё это с телефона, к которому был присобачен магнитофон. Леонид Гиршович из Ганновера - Бермановский приятель. Произносилось почти без запинки. Я хотел кое-что записать, но оказалось, что это - не просто мысли вслух, а почти готовый текст статьи. Всё равно хотел записать, но махнул рукой - решил, что успеется; вышел на улицу, купил газету, развернул... Глядь, а статья-то - уже тут.

Вот - теперь точно уж решил кое-что переписать.

---

Не расставайтесь с иллюзиями - без них ваша жизнь превратится в тоскливое существование.



Спасибо Revolte за цитату из Марка Твена.