Кросавчег

Это был могучий, интеллектуально-элитарный дневник. Вход в него был только по пропускам и имел патологическое число читателей, существ молчаливых и бесправных, имевших одну лишь обязанность – оробев перед представленной им духовной мощью, взирать, задрав головы, из низин своих на вершину Олимпа, где на троне восседал Громовержец. А Он временами, устав нести бремя славы, со снисходительной усмешкой позволял себе небольшую слабость - принимать однообразные комплименты собравшейся у подножия толпы малых сих: "О-о…", "А-а-а…", "Ох!", "Ы!"



В дневнике не было места низменным темам из категории "проза жизни" - о том, как "я купила новое платьице", "а я люблю Сережу", "у мамы родился мой новый братик", "наша училка – сука" или, тем более, "эх, бля, как харашо я пасрал сиводня!". Таким глупостям вход в этот дневник закрыт был наглухо, и от них брезгливо отстранялись, зажав нос.

Там обсуждались лишь Высокие Темы. Предполагалось, что новый почитатель, перед тем как добавить это интеллектуальное сокровище в избранное, в нищую копилку своего разума, априори будет счастлив, если ему вообще позволено будет это сделать, и припадет к источнику мудрости не иначе, как на трясущихся полусогнутых.

Я молча дивился на это чудо издалека, подавленный, как и прочие, ослепительным сиянием его нимба, и мысли мои были мрачны.



И вот однажды я неожиданно получил от Него Личное Письмо.



-Вот что, э-э-э… любезный. Если Вы приоткроете щелку, то, возможно, я осчастливлю вас, время от времени заглядывая к Вам в дневник. Мне, в принципе, недосуг, но, видите ли, пришла в голову блажь: захотелось проверить, соответствует ли истине то, что о Вас говорят, хотя бы на десять процентов – в чем лично я, конечно, сильно сомневаюсь.



Ах ты бля, подумал я; а ведь он и впрямь убежден, что я буду счастлив. Немного помешкав, я написал ответное письмо, озаглавив его дружелюбным смайлом типа "гы":



-Превед, красавчег! Какдила?



Естественно, больше писем от Него я не получал.

---

О свадьбе на вершине холма

Ну, ребята, я даже не знаю, что вам сказать...

Окопавшись в Иерусалиме, мне и в голову бы не пришло выкладывать отчет о свадьбе Аньки Золотой ручки, о личности которой я писал здесь так часто. С моей точки зрения, достаточно было и того краткого отчета, что я поместил в дневнике, хотя все присутствующие - ситуация, география и гости - были маргиналами, куда большими, чем даже я сам. Хотя бы тот хиппи с пейсами до пят и крестом, вытатуированным на лбу.

http://www.diary.ru/~libdragon/?com...postid=31744147

Кто такая Анька, я уже миллион раз писал, и даже всем надоел, но, на всякий случай, посмотрите нох айн маль:

http://www.diary.ru/~libdragon/?com...postid=31608227

Я думал написать краткий отчет о том, как палил из автомата в белый свет, как в копеечку - и довольно. Но вот Рита  taknebivaet прислала мне некую ссылку, и воспоминания ожили во мне с новой силой.

Оказывается, отчет о свадьбе уже выложен в сети, пусть и не мной. Так что, раз на то пошло, я решил его того... сюда.











Вот самое главное - сам отчет, фотки и тексты:
http://sashanep.livejournal.com/356920.html#cutid1

Меня назвали там "главным анархистом Израиля".

Правда, совершенно не рассказали о том, как я, стоя на вершине холма, после литра выпитой, перед всей честной компанией, состоявшей из новобрачных, раввинов, сумасшедших и просто идейных экстремалов, исполнял под гитару песню "Уходит рыбак в свой опасный путь" из фильма "Человек-амфибия", который многие присутствующие, за незнанием русского языка, сочли экзистенциальным гимном поселенцев Хеврона:

http://www.221b.ru/taym/fisherman.mp3

Всем - слушать песню, жуя папиросы и читая отчеты.

@темы: Наши люди

---

Для ценителей

Выстребаны обстряхнутся - и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам. Это уже двадцать длинных хохарей. Марко было бы тукнуть по пестрякам. Да хохари облыго ружуют. На том и покалим сростень. Это наш примар... Студно туково, но таков наш примар. С нами габузиться для вашего оглода не сростно. По габарям? По габарям. И пей круг.



-...Я их всех разнесу, - ревел барон. - Они заняли мой замок! И посадили там какого-то отца Ариму! Не знаю, чей он там отец, но дети его, клянусь господом, скоро осиротеют.



Неопубликованные иллюстрации к произведениям братьев Стругацких: www.rusf.ru/abs/im_no/ill00.htm



Борис Стругацкий читает главы "Улитки на склоне":

http://www.rusf.ru/abs/audio/uns02.mp3

http://www.rusf.ru/abs/audio/uns05.mp3

---

Sandpit Generals

Это настоящая песня, это оригинал из фильма, это - Marcha dos Pescadores, как она называется. Я искал ее пять лет.

Это вам не псевдопереводы, в семидесятых звучавшие козлиными голосами на каждом углу.









www.youtube.com/watch?v=xcBQBBvpSZQ

Единственное проявление западного соцреализма, которое с детства вызывало у меня дрожь. И я представлял, что тоже иду по приморским дюнам под Сан-Паулу - босиком, в рваных штанах, и руки в карманах.

---

Караваны еще в пути

А теперь - вместо объяснительной (а может, и докладной) - старине  Jam-у, который спрашивал.



Началось с того, что в школе я был влюблен в Любу Аброян, хотя потом выяснилось, что она даже своего родного языка не знает, а мычит на нем, как и я тогда мычал на своем родном языке; потом выяснилось, что хорошая знакомая моих родственников была замужем за известным армянским диссидентом Аликом Малхазяном, который был вынужден уехать, а потом погиб в Париже странной смертью; потом я пошел в армию, и моими друзьями стали лейтенант нашего взвода - выпускник философского факультета Ашот Тотолян, а также другие люди из этой когорты; потом я принимал участие в знаменитом ночном бое на территории воинского гарнизона города Калининграда первого апреля 1985-го года, когда три сотни юных новобранцев из азербайджанских сел, обладавшие совершенно незамутненной девственностью сознания и вдохновленные чьим-то примером семидесятилетней давности, отчего-то решили устроить кое-кому резню местного значения, и я тоже сидел в осаде, и даже стрелял, и чуть не убил, с позволения сказать, человека, - но это я уже очень давно описал в рассказе "Хачик", который теперь, наверное, войдет в книгу и который, может быть, даже помнит старина  Jam; потом я учил армянский язык (который теперь забыл напрочь, позор моим сединам), и читал Сильву Капутикян - "Караваны еще в пути", а также Нарекаци, некоторые исторические документы и еще кое-что; а потом, уже в Питере, был Комитет "Карабах" и прочие вещи, а потом - я не хочу хвастаться. : )



А теперь, например, у меня есть еще и потомственный дашнак  celtic, а также еще пара-тройка не очень посторонних людей, о которых - с гордостью и руки по швам - я вполголоса, но в полный рост скажу, что хотел бы видеть их в качестве моих друзей.



И еще я часто вспоминаю великолепную  Frau Schmerler, которая как-то, между прочим, сказала: ...и когда я вижу или слышу, что их смеют обижать, мне хочется напомнить борцам за чистоту, что фобия - это страх, и, между прочим, психическое отклонение. Или просто, забыв о прогрессирующем эстетизме, по-русски обложить таких героев хуями.



http://youtube.com/watch?v=c0BZ1hVVpzw

---

Докладная объяснительная для Чайной ложечки

...Cама посуди: мои уехали за границу на такой большой срок впервые; обычно я ежегодный отпуск провожу или с ними со всеми вместе, или с Бусей. Нужно же хотя бы раз отдохнуть по полной программе - в ближайшие годы такое больше не повторится.



Программа включает следующее.

Они уехали неделю назад, в среду. В четверг ко мне пришли Ваня Нави и  filipy4 (шесть литров сухого красного); в пятницу я был зван на вечерний Киддуш, а эта церемония сопровождается обжираловкой и обильными возлияниями (полтора литра беленькой); в субботу я был зван на утренний Киддуш (еще полтора литра той же самой); в воскресенье ко мне явились историк Ленька со своей женой Алкой (Ленька, к слову - историк в авторитете, на него сам Исаич ссылается; четыре литра благородного французского шампанского на рыло); в понедельник они же повезли меня на лоно к Аньке Золотой ручке (литр пресловутой беленькой),но об этом я уже писал; во вторник, то есть вчера, я весь день выпускал пары, страдал от изжоги и писал в дневнике какую-то дичь (каких-то поллитра того же самого, вышеупомянутого); в четверг меня везут в какой-то бассейн с сауной, джакузи и приусадебным участком в пять га и по три негритянки на каждое из них (предсказать заранее не могу, но предполагаю, что мы будем пить из розовых бокалов - что? Ну, что можно пить из розового бокала? Конечно, водку! (с) В пятницу я априори зван на очередной вечерний Киддуш, в субботу - на утренний (суббота имеет тенденцию возвращаться, а что там будет - см. выше по тексту); в воскресенье будет что-то страшное, но я уже не помню сейчас, что именно; в понедельник я еду к друзьям - реаниматорам и паталогоанатомам (те и другие, по старой советской привычке, употребляют исключительно чистый медицинский спирт); во вторник я иду к Майе Улановской (это писательница и переводчица такая и моя подруга, у нее папа с мамой были сперва анархистами, а позднее - советскими шпионами в Европе и Америке, - она-то сама не пьет, но у нее всегда стоит наготове бочонок с бодрящим, и я им регулярно ободряюсь. Заметим в скобках, что бочонок подарен ее маме в Харбине, в двадцатых годах небезызвестным Рихардом Зорге); в среду я иду на регулярную встречу с писателями - к Председателю (а там читают стихи и рассказы, но пьют только водку); в четверг я, может быть, пью в гостях у мамы моего любимого ученика, а в пятницу приезжает Софа.



Войдите в мое положение, как говорит Жванецкий ("войдите в мое положение, сказала она - и он вошел в ее положение, и еще раз вошел, и еще, - и оставил ее в ее положении").







Нам-бы-нам-бы-нам-бы всем на дно

Там-бы-там-бы-там-бы пить вино...

http://music70-80.narod.ru/mp/Muz/morskoj_diavol.mp3

http://www.multimidia.narod.ru/midi/Djavol.mid

---

Третья свадьба профессорши Аньки Золотой ручки праздновалась на самой вершине холма, над обрывом, там, где захватывает дух – и от открывающегося вида, и от людей, тебя окружающих. Сначала мы пили ледяную водку "Смирнофф" и закусывали ее гигантскими бараньими шашлыками, потом образовался провал в памяти, а спустя час я уже стоял над обрывом и стрелял из автомата в воздух, "потому что если не стрелять в воздух, то можно убить человека", как писал классик. А рядом со мной бил в бубен и плясал гигантского роста и незаурядной внешности человек, судя по одежде – бывший хиппи из поколения Вудстока, красноглазый альбинос, с белоснежными волосами до пояса, с завитыми в косичку пейсами до пят, в бархатной кипе, с золотым магендавидом размером с блюдце на шее, и с синим крестом, вытатуированным на лбу.





(А это - репродукция с картины "Пещера праотцев" хевронского жителя Шмуэля Мушника)

---

Ну что с того, что я там был?

mlmusic.38th.ru/snd_/vb01cd/vb01cd06.mp3

Ну что с того, что я там был?
Я был давно, я все забыл.
Не помню дней, не помню дат,
Ни тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат,
Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолет,
Я лед кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лед,
Я в нем, как мушка в янтаре.

Ну что с того, что я там был?
Я все избыл, я всё забыл.
Не помню дат, не помню дней,
Названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней,
Я хриплый окрик на бегу,
Я миг непрожитого дня,
Я бой на дальнем рубеже,
Я пламя Вечного огня
И пламя гильзы в блиндаже.

Ну что с того, что я там был,
В том грозном быть или не быть?
Я это все почти забыл.
Я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне —
Она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
Дрожит на скулах у меня.

Уже меня не исключить
Из этих лет, из той войны,
Уже меня не излечить
От тех снегов, от той зимы.
Вдвоем — и с той землей, и с той зимой
Уже меня не разлучить,
До тех снегов, где вам уже
Моих следов не различить.
Ну что с того, что я там был?..

(Стихи Юрия Левитанского, песня Виктора Берковского)

---

Все только о сериале "Нестор Махно" и говорят. Раз оно так - не буду я писать, как с сыном Лёвы Задова водку пил.



Тот образ Махно из фильма, все же, несколько более схож с оригиналом, чем образ Левы Задова из "Хождения по мукам". Как в фильме, так и в книге.

Задовский образ - это вообще что-то чудовищное. Спасибо социальному заказу, выполненному вернувшимся из Парижа графом.



"Я тебя буду пытать, ты мне будешь отвечать".

"Вся Одесса говорила: Задов - поэт-куплетист. Каскады остроумных куплетов!"

"-Это что за сучонка? - Это моя жена... Отдайте мне ее фотографию, - сказал Рощин. - Её положат на твой кровавый труп".

"Я с тобой сделаю то, что Содома не делала с Гоморрой".



Какая Одесса, какие куплеты... Он был рабочим на заводе в Юзовке, потом - организатором отряда Красной гвардии.

В фильме и в книге Задов - какое-то деклассированное плюгаво-вертлявое люмпен-уёбище; в натуре он был великаном двухметрового роста с широким, круглым, улыбающимся и, что странно, добрым лицом. Как и его сын, полковник в отставке, с которым десять лет назад мы пили теплую водку в синесолнечное утро, в пальмовую жару города Ашдод, на берегу Средиземного моря.



Женой Левы Задова была украинская дворянка. У них родилась дочка. Летом 1941-го девочку эвакуировали из Одессы. Пароход с беженцами был торпедирован немецкой подводной лодкой, и все дети утонули.

А родители и сестры Задова в августе того же года оказалась в Донецке. В августе их всех собрали и стали, как в то поэтическое время и было положено, сбрасывать в шахту. Там вся семья была подстать Егуде-Лейбу, как Лёву звали в оригинале - великаны с могучими руками, в том числе и бабы. Когда настала ее очередь, старшая сестра махновского контрразведчика бросилась на немецкого офицера, обхватила его руками и прыгнула с ним в шахту.

А, ладно.

---

Несколько снимков

Буся в гостях у Дяди Миши Чикагского, на его бунгало и вокруг.



Она только что передала по телефону приветы всем, кого знает. Оказывается, она прекрасно и поименно помнит всех, с кем встречалась - и Ламку, и Бу, и Шелл, и Фел, и Клипсу, и Хольку, и Кшиську, и Кошку Селедку, и Карнивору, и Сефу, и Длиннопоцелуйную, и Айлинн, и вообще всех. И не только по гражаданским именам, но и по профессиональным никам, - что мне лично удивительно.

---

Идем дальше

А однажды в моем архиве, где я работаю, я обнаружил рукопись мемуаров, в которой рассказывается вообще что-то невообразимое. Я часто разнообразно невообразимое нахожу, и иногда пишу об этом здесь, чтобы поделиться радостью находки, и сегодня напишу и поделюсь тоже.



Был такой Исаак Рабинович, в 40-е - 50-е годы руководивший "русским" отделом всемирного Сохнута. Что такое "Сохнут", все знают. Идем дальше. Как все руководители этой почтенной организации, он родился и вырос в России. А сало русское едят, но это уже другая степь, да и не ел он никогда сала, ему это западло было.



В 20-х годах он был участником подпольного "Гехалуца" в Москве; было такое движение, готовившее молодежь к крестьянской работе на Святой земле. Организация социал-демократического толка; против советской власти они, в принципе, ничего не имели - только вот советская власть, как ревнивая домовладелица, не желала никого из посторонних видеть на своем участке территории.

Идем дальше.



Вот на Песах, то есть на еврейскую Пасху, этого будущего руководителя всемирного Сохнута, а пока что - просто мальчишку, арестовало ГПУ и посадило во внутреннюю тюрьму Лубянки; в камере с ним сидели разнообразные недобитые аристократы и оппозиционеры - грустный, свежевыбритый до синевы грузинский князь, какой-то старый анархист с бородою до пояса, юный левый эсер, у которого борода вообще еще не росла, а также - один мулла, два ксендза, три попа, и так далее. И вот настал праздник, и нужно было проводить седер, т.е. торжественную церемонию с застольем. Жратвы особой не было, и самого стола не было тоже, одни нары; но примите во внимание, что это была еще середина двадцатых годов, и нашему герою передали с воли упаковку мацы. Что такое маца, все знают, поэтому идем дальше.



Он усадил всех сокамерников на нары, и открыл пачку мацы, и все - недобитые аристократы, оппозиционеры-атеисты, мулла и даже попы, потирая руки, придвинулись к нему, - и вдруг он понял, что некому задавать традиционные 4 вопроса, "арба шеелот", а без этого седер - не седер, как известно. Или неизвестно, но мы идем дальше.

И он сказал: "Эх!.." и вздохнул.

-Да ладно тебе, не переживай: я могу задать тебе арба шеелот... - вдруг раздался из угла голос какого-то невзрачного мужичка совершенно нееврейского вида. Он подошел к нашему организатору, и задал все вопросы на иврите, как положено, и помог провести седер, причем виртуозно и с большим знанием дела, а остальные смотрели ему в рот.

И наш герой прослезился, а после - благодарил его, и долго тряс ему руку, а тот отвечал, усмехаясь - пустое, батенька, не стоит, рад был вашему народцу оказать еще одну услугу.



И - знаете, кем оказался этот невзрачный мужичок?.. Не знаете, поэтому идем дальше.

Это был знаменитый Сергей Нилус, автор перевода и распространитель не менее, а даже еще более знаменитых "Протоколов сионских мудрецов"...



Его тоже к тому времени арестовали и посадили, как в те годы водилось.

А еще потом его, как известно, доконала родная советская власть, а наш герой увернулся и уехал таки в Палестину, и спустя полвека написал мемуар, который не успел опубликовать, потому что скоропостижно скончался. А дети его никогда ничего не читали, потому что были передовиками киббуцного производства, недосуг им было читать байки старого дряхлого мира, - они строили новую Палестину и представляли собой новую породу людей - породу физически развитых земледельцев с отменной мускулатурой и микроскопическими мозгами. И они просто собрали все, что писал на старости лет их папа, и передали в архив. А через полвека в этот архив пришел работать я; а я, как известно, мало чем напоминаю физически развитых земледельцев, зато обожаю копаться в старых исторических документах. У меня на этом деле даже четыре с половиной минуса, на носу очки, а в душе осень. Но это тоже всем давно известно, поэтому идем дальше, хотя дело, собственно говоря, подошло к своему логическому завершению, как интеллектуально выражается кто угодно, кроме передовиков производства, тем более киббуцного.



Об этой находке я опубликовал статью, и все натурально шизанулись. И в сети об этом открытии писали тоже.

Таки интересно, правда ведь? Мне - интересно, а вам - не знаю, это ваше дело, чего я к вам в печенки лезть буду.

---

Обнаружил в архиве очередное, нигде не опубликованное письмо начала прошлого века. Я пытаюсь идентифицировать его автора, и стрелка маятника качается между поэтом Ури Цви Грнибергом и писателем Цви Прейгерзоном. Оба в начале своей литературной карьеры писали на русском. Беда в том, что никто нигде не знаком с их русскими почерками. Гринберг, сидя в Иерусалиме, перед смертью сжег всю частную переписку и все рукописи, выполненные на всех языках, кроме иврита, и сделал это из идеологических соображений; бедняга Прейгерзон, сидя в Москве, перед смертью тоже всё сжег, но от страха за будущее детей.



Звонил Геуле Коэн, она теперь директорша дома-музея Гринберга, но бывшая подпольщица ничем помочь не может и только разводит руками; не говоря уже о другом, она априори и в любом случае не знает русского.

Вот иди и проидентифицируй попробуй в таких условиях.



Пора очередную статью писать.

Блин, как я люблю свою работу!

---

Когда я был студентом, со мной на курсе училась одна очень красивая и гордая знакомая. Она всерьез утверждала, что развелась с первым мужем оттого, что каждый раз, когда они приходили в Эрмитаж, то ругались: он желал идти в залы, где находилось искусство Ренессанса, она же предпочитала Греческий зал. Со вторым мужем она развелась потому, что однажды он сказал о ее маме, что та – дура. Теперь она живет с милиционером, который бьет ее, который ни в какие музеи никогда не ходит, и который не собирается на ней жениться. Мне сказали – о, это очень поучительная история; я ответил – ничего в ней поучительного нет, просто очень грустная.



А вчера, когда я уходил со свадьбы, опять заученным движением сунул к себе в сумку недопитую бутылку водки с общего стола. Опять проявилась плебейская сущность. И ничего сделать не могу – это порода, с этим рождаются. И тоже – ничего поучительного в этом нет, а есть просто грустное.

---

Маргиналка

Профессор Бостонского университета Анька Золотая ручка, о которой немного можно прочесть здесь -

http://www.diary.ru/~libdragon/?com...postid=28660255 - всегда была существом маргинальным, что характеризовалось радикализмом ее взглядов, а усугублялось - знаком ее гороскопа; она - классический Скорпион, а что такое Скорпион, я знаю не понаслышке, потому что и моя дочка, и моя мама, и первая моя жена несут на себе крест этого знака.



Анька Золотая ручка выпустила в свет дюжину книг на трех языках, большинство из которых стали бестселлерами в кругах историков - исследователей индивидуального террора; живя в Америке с 14-и лет, можно исследовать индивидуальный террор с прицелом на профессорское звание и получение кафедры, которую Анька, в конце концов, и получила, - но я всегда говорил, что, с моей точки зрения, ей, в соответствии с ее взглядами и темпераментом, скорее приличествовало бы его, террор, не исследовать, а заниматься им непосредственно. А историк О.Б., профессионал, но человек скучный и занудливый, бледная немочь перед фейерверком Анькиного юмора и темперамента, утверждает, что Анька, в соответствии со своими взглядами, исследует революционеров, как бы выглядывая из окна Третьего отделения.

И вот вчера она звонит мне и говорит - привет анархистам от контриков! Привет, реакционерка, говорю я, - а ты где? Ты в Бостоне? - Нет, я уже здесь; я, знаешь, сдала все дела, уволилась с кафедры, продала бунгало и решила переехать в святую землю. Я решила поселиться на территориях и кушать только кошерное; у нас в Америке все такое скучное, благополучное, безыдейное; ну вот я и решила. - Так, говорю, - я понимаю, что ты в значительной степени более маргинальное существо, чем я, но такого финта ушами не ожидал даже я; может, ты и от американского гражданства заодно отказалась? - Нет, говорит она с каким-то даже сожалением в голосе, мне гражданство прижизненно положено, - я же террором не занимаюсь, я его только исследую, я… - Бесишься ты с жиру, старуха, говорю я ей грубо. А еще чего ты решила? - А еще я решила выйти замуж, - сообщает она мне радостно. - Это в какой же раз, спрашиваю я. - В третий, по-моему, - отвечает; вот я и звоню тебе - пригласить на свадьбу. Поздравляю, говорю; а когда будет свадьба? - Завтра, отвечает она. Да, говорю, ты – маргиналка… - Понимаешь, у меня дочка уже выросла, у нее свои проблемы, со мной она не общается, у нее своя жизнь; ну, я и решила, что неплохо бы мне родить еще маленького, а чтобы родить маленького, предпочтительнее быть замужем, ведь верно? - Верно, говорю, - предпочтительнее… Слушай, солнце, я забыл, честно говоря, сколько тебе лет, прости за вопрос, Бога ради. - Мне как тебе – осенью будет сорок пять, это ж не возраст, ведь верно? - Конечно, не возраст, говорю. - А я решила тебя порадовать – моему избраннику столько же лет, как нам с тобой, и он родился в один день с тобой, и зовут его, как тебя, и он тоже историк – я специально подобрала его по этим параметрам. - Так, говорю – а случайно, это ты не за меня решила замуж выйти? А то меня уже терзают смутные сомнения, как сказал бессмертный Ипполит. - Там увидишь, - отвечает она беспечно; ты, главное, приезжай сегодня на свадьбу, вот и будет тебе сюрприз. - Приеду, говорю, а сам чешу затылок, как мастер Виноградинка в "Чиполлино". - Главное, ты не забудь автомат с собой захватить. - Что такое?!.. – спрашиваю. – Ну, свадьба-то будет в Хевроне, - отвечает. – А, в самом пекле… - Но ничего, говорит, - Ваня тоже там будет, он нас в случае чего прикроет из своего пулемета. – У Вани нет пулемета, - отвечаю, - у него только "Уззи". Слушай, старуха… - Ты меня только не зови старухой, я же всего на три месяца старше тебя, вот гости удивятся, если ты во время церемонии меня старухой назовешь!.. - А с чего это они должны удивляться-то? – Ну, как же, мы с тобой, как бы – главные действующие лица, и вдруг ты меня старухой называешь… А знаешь, как классно будет – под палящим солнцем Иудейского нагорья, на выжженном плато устроить свадьбу с пулеметами, "Уззи", Иваном и вином из древних виноградников! Как на Дальнем Западе в эпоху пионеров! Фургоны поставим кругом, выроем траншеи, заляжем в них и будем отстреливаться от индейцев. – Да, говорю, а посреди – стоишь ты, вся в белом. – Да! – радостно кричит она. - Здорово, правда?! А?.. Ты чего замолчал, а?.. Ты не рад? – Я одному только рад, - мрачно ответил я, – что Софа сейчас в десяти тысячах километров и не видит всего этого кошмара.

-...Так ты приедешь на нашу свадьбу? - не слушая, спросила она.

-Приеду, - покорно ответил я.

@темы: Наши люди

---

...-Когда это прекратится, а?! Я сижу на другом конце света, на Ниагаре, и любуюсь водопадом, а он пятый раз за полчаса звонит из Иерусалима и спрашивает, где в кухонных ящиках, которые в двух шагах от него, штопор для бутылки!

@темы: семья

---

К посту "Шагать по лезвию уверенно"

( http://www.diary.ru/~libdragon/?com...postid=31486599 ) -

песня "Нет необъяснимого - есть необъясненное". Иван, несмотря на шесть литров красного сухого, всегда помнит о своих обещаниях.

Поддавшись на уговоры своего большого друга и ценителя дона Руматы ЛД, он записал эту песню, и теперь она есть в сети.

Для Лёли, Чайной ложечки, Инессы, Moty, taknebivaet, eden, Ягуси и других.

http://www.planetnana.co.il/ivannavi1/net.wma

@темы: наши люди

---

В самолете Ленинград - Магадан

Все улетели в Чикаго до середины июля.

Я живу с моей женой (второй, но это все и так знают) лет девятнадцать, и ни разу не оставался один больше, чем на два дня. Год за годом я живу, как фигура на шахматной доске, и все мои ходы расписаны, как в элементарной партии. Как в "е-два, е-четыре". Пришло маршрутное такси фирмы "Нешер", что значит - "орёл". Водителем был длинный тощий лысый марокканец с гигантскими бицепсами, одетый в майку, и я, увидев его, почему-то сказал: "ассаламалейкум, мамочка". Лечиться нужно, папочка, равнодушно ответил водитель и помог мне закинуть чемоданы в багажное отделение. Проводив Софу и Бусю, обцеловов их, напутствовав на дорогу какой-то чушью и усадив в такси, я вернулся домой. Дома было светло и очень тихо. Я походил по пустым комнатам, я потрогал Бусины игрушки, повертел их, потом положил на место. Я закурил. Впереди было три недели свободы.

Я понял, что чувство свободы утерял раз и навсегда. Что я - кто я такой? Я - тот раб, которому, по законам Пятикнижия, когда его отпускали на волю, а он не хотел, потому что полюбил хозяев, полагалось проколоть ухо ножом и прибить это ухо к косяку входной двери. В знак того, что он навсегда добровольно останется в этом доме. Преданный раб - как это отвратительно, фальшиво подумал я, и подумал о дочке, как она там в самолете, а сама не спала днем, и капризничает, и мучается, и мучает всех вокруг, а пути - сутки полета через Брюссель, и взвыл. Я понял, что был бы счастлив, если бы мне, как тому рабу, прибили ухо к косяку. Это было так мучительно осознавать, что я - раб, что срочно нужно было перебить это неконтролируемое чувство. Я пошел в спальню и стал выкидывать на кровать Софины вещи - свитера, майки и лифчики, и зарываться в них лицом, и опять чуть не завыл. Почти двадцать лет я не был без нее больше двух суток, и пошла она нахуй, эта свобода, хотя я и идейный анархист.

Я пошел на кухню, открыл бутылку заранее приготовленной водки, и, давясь, выпил стакан безо всякого удовольствия. Три недели никто не скажет мне - прекрати, сволочь; ребенок увидит, блядский алкоголик; я убью тебя, сука; и вот я понял - сейчас будет что-то страшное.

Я пошел к телефону, набрал номер Дяди Миши и, дождавшись изящного "халло-о-о-о-о-у-у-у..." черной Грейси, которая Фрося, которая Сарра, - грубо, не соблюдая правил вежливости и грамматики, рявкнул в трубку: "Гив ми Майкл, блядь!" - она все поняла и тут же поднесла Дяде Мише телефон, а он нежился в ванной, готовясь к встрече высоких гостей, и возмущенно сказал - я голый, тезка! - Неважно, ответил я. Я прошу, чтобы Вы встретили их и дали отдохнуть им по-человечески в кои-то веки, моя жена и даже тесть этого заслуживают; об одном только прошу - пусть отдохнут как следует. Я свожу их на Ниагару и в негритянское гетто, они будут в восторге, жизнерадостно ответил он, плеща водой с другого края земли. Я бросил трубку и вернулся на кухню.

Я взял гитару и пошел к соседу. У меня в соседях - Иуда Тель-Гам, генерал в отставке, бывший ответственный за тыловую службу нашей армии, у него пятьдесят лет были в подчинении трусы и сморкалки военных округов от Красного моря до Голанских высот, и на протяжении своей службы он держал в железных руках всех симпатичных ефрейторш и лейтенантш службы тыла, - а еще задолго до этого он приехал мальчиком из Белоруссии. Я ударил ногой в его дверь, распахнул ее и вошел с гитарой наперевес. Он сидел, смотрел новости по телевизору, и от отвращения увиденным бормотал что-то на смеси трех языков - старый, больной, седой человек. Заходи, милый, приветливо сказал он, ну что - уехали твои, а? Я вот в твои годы уж попользовался бы. - Дядя Тель, сказал я - Вы знаете, что такое Магадан? - Не дыши перегаром, - дружелюбно ответил он, отстраняясь, - конечно, знаю. Там убили моего дедушку, он знал Ленина, но это ему не помогло. А шо такое?.. - Понимаете, мне так хуево, дядя Гам, что хочется петь песни. - Ну, спой, раз тебе так хуево, тут же без запинки ответил он, мгновенно перейдя на русский язык.

И я ударил по аккордам и во весь голос, со слезами на глазах спел дурную песню какого-то колымского ВИА постперестроечных лет. Слова ее довольно пошлы, но мне казалось, что, если я спою ее, то с моими во время двойного перелета в Америку ничего не случится. Это было как клятва, которую я никому не давал, как обет, данный самому себе.

Я спел, колотя по струнам, песню "В самолете Ленинград - Магадан":

http://www.kolyma.ru/magadan/media/leningr_magadan.mp3

...Старик выслушал ее, внимательно приставив растопыренную ладонь к уху. Бедный мальчик, пробормотал он, ты навеки остался советским человеком. Спасибо, дядя Иуда, сказал я.

Я вернулся домой и лег спать. Спал я, вздыхая, и во сне со мной разговоривали древние духи. Раздался звонок, и я подпрыгнул. Папочка, мы прилетели, сказал заспанный голос дочки. Дядя Миша встречает нас почетным оркестром из черных мусульман, а Фрося целуется с мамой взасос, так велел мне передать тебе Черный Фюрер, чтобы ты не беспокоился. Я не беспокоюсь, донечка, заорал я, я страшно скучаю, доня, я умираю по тебе, я умираю за тобой... и за мамой.

- Хвала Аллаху, милостивому и милосердному, перебила она меня нетерпеливо.

- Что-о-о-о-о-о?! - немного подумав, заорал я.

- Ты же всегда пишешь так в своих рассказах, - кротко ответила она, так я думала, что тебе понравится... Папочка, мы скоро приедем, я люблю тебя.

@темы: Психические заметки, буси, семья

---

Шагать по лезвию уверенно (Наш человек в Хевроне)

Вороне

Когда-то я написал о нем рассказ.
В дневнике я назвал его "Мой друг Иван Нави", чтобы сразу же вызывало ассоциацию с "Мой друг Иван Лапшин", но потом отчего-то застеснялся; да, думаю, я и не знаю, как еще Ваня отнесется к такой литературной обработке его личности. И в открытом интернете убрал его фамилию. И получился просто Ваня.
http://www.jewniverse.ru/RED/gonchrok/61.htm
...А он, между прочим, вчера очень смеялся: ассоциация с Иваном Лапшиным, говорил он, это самое то. А вот что не самое то - это то, что я, начиная со смерти великого раввина Зильбера, которого очень любил, в память о нем свинину не ем; да и херес с водкой я не мешаю, это уж ты приврал, да все равно хорошо вышло, а главное - моей Светке понравилось.
Светка - это евойная жена.
А вот его сайт:
http://ivannavi.host.up.co.il/
А вот здесь - о нем. И некоторые его песни:
http://www.israbard.net/israbard/pe...n_id=1051283391
Вот это он поет часто:
http://www.israbard.net/israbard/so...hp?song_id=4514
...Вот мы вчера славно посидели, мы купили шесть литров красного сухого, мы закусывали шесть литров пловом, который Ваня сделал сам; а так как он родом из Бишкека, то и плов у него изумительный - такой же почти изумительный, как сам Ваня. И мы пили вино, и играли на гитаре, и я познакомил его с моим бывшим учеником, который  filipy4. Я люблю знакомить между собой приятных мне людей. Я обычно сижу, смотрю на них и радуюсь. И в этот раз я радовался тоже.
Понимаете, мне хочется поделиться с вами этой радостью, потому что такие Вани рождаются не каждый день, месяц и даже год; и я бы даже сказал - не каждый век, но Ваня, конечно, на это просто хмыкнул бы и пробубнил - ну, старик, ты совсем уже это самое; не теряй чувства меры, старик; потеря контроля над чувством меры превращает гротеск в пошлость.
Он пьет, как мастодонт. Это я опять утерял чувство меры, безусловно, потому что даже неандертальцы не видали, чтобы мастодонт заливал зеньки, как говорит моя жена, когда я их заливаю, как мастодонт... да.
Он отлично водит свою машину - ту самую, с незакрывающейся дверцей, которая всегда хлопает, которую я сочинил, но которой по теме хлопать положено, ибо сие есть художественный допуск.
Он не худо стреляет - на расстоянии восьми поприщ (хоть бы я знал, что это такое) попадает в глаз белки, сидящей на дубе, которая орешки все грызет, а орешки не простые, всё скорлупки золотые, короче - это опять тот гротеск, что переходит в пошлость, и поэтому мы брезгливо отстранимся от темы стрельбища, хотя Ваня действительно недурно стреляет, но я об этом уже писал в том рассказе, ссылку на который вам дал.
Он может убить человека в честном поединке, если этот человек пришел убить его или его родных. Если человек упадет на землю после честной битвы, он не добьет его, а поможет ему встать. В этом деле он - Илья Муромец со всей его душевностью, которому жаль добить и такого гада, как Чудо-юдо, идолище поганое. Он не терпит мата, хотя и умеет вставить словечко при необходимости, и всегда к месту. Он говорит, ссылаясь на своего сэнсэя:
-Если мат режет слух, то это значит, что матерится не интеллигентный человек.
Он любит свою жену, с которой прожил много лет, и когда говорит, что никогда не изменял ей, то я этому верю.
Он обожает своих детей, но обожает тихо. Он воспитывает их не как ментор, но как друг; он учит их приемам каратэ, потому что, говоря образно, как сказал поэт Слуцкий - ведь он еще не кончился, двадцатый страшный век.
Он никогда не режет сплеча. Он может убить, но никогда не режет сплеча. Когда при нем машут руками в совершенно справедливом запале самого праведного гнева, он мрачнеет.
Он - скульптор, и музыкант, и поэт, и писатель, и он никогда не считает эти занятия тем, чем можно гордиться нормальному человеку. Он не соблюдает религиозных предписаний; но, когда ему говорят, что он гений, - что, между нами, соответствует действительности, - он качает русой, полуседой головой и говорит: остудитесь, мужики, - и поднимает палец к небу, и это значит, что за те вещи, которые он в своей жизни создал, за талант и за удачу можно благодарить лишь Его, - а его, Ваниной, заслуги в этом деле нет никакой. И он не кокетничет.
Я понимаю, почему женщины падают перед ним и сами укладываются в штабеля. Если бы я был женщиной, я бы сложился в штабель тоже.
Но он относится к женщинам, как джентельмен.
...Вчера он пел песни. Он пел те песни, которые сам он за песни не держит, и которых поэтому нет ни на одном интернет-ресурсе. Я слушал эти песни, и мы переглядывались с моим учеником, который пришел есть плов, пить вино и увидеть Ивана. Я пришел в неистовство. Я бил себя в грудь и кричал, что сейчас, немедленно, вот здесь, не сойдя с этого места, я звоню председателю Союза писателей, и он, Ваня, поедет к этому председателю, и споет ему эти песни, потому что я в песнях немного разбираюсь, и потому что его тут же примут в писатели, безо всякого обсуждения и приемной комиссии. Тю, сказал он и поморщился, не хочу я в писатели, нечего мне в этом вашем Союзе штаны просиживать, мне зарабатывать для семьи нужно, а что я у этих писателей заработаю, кроме геморроя и тщеславия? И я не смог ему ответить.
И еще он прибавил, вспомнив своего сэнсэя - разница между профессионалом и талантом состоит в том, что профессионал может сделать что-то лучше других, и продать это. А талант - это от Бога и, стало быть - не заслуга.
Он - поселенец, и вместе с несколькими сотнями таких же безумцев живет в двух шагах от ста тысяч арабов древнего города Хеврон, который считает своим городом. Каждое утро он ездит мимо них на работу, и они провожают его задумчивыми глазами.
Он очень любит эту страну, и никогда не бьет себя в грудь при необходимости декларировать эту любовь. Он подтверждает любовь самой своей жизнью - тем, что живет в двух шагах от смерти.
Он ненавидит человеческую дурь, и тупость, и рекламу. Его лучший друг - араб, суннит, они ходят друг к другу в гости. Дом, в который пришел гость - свят, и Ваню никогда там не тронут. Его могут тронуть на улице, но Ваня неплохо стреляет, о чем я уже писал.
Он прекрасно поет украинские песни. Когда он поет их, то нагретые, пахнущие камнем и солнцем нагорья Иудеи обращаются в скифскую степь, и пахнут ковылем и полынью.
Я знал в своей жизни сотни удивительных людей, о каждом из которых можно было бы написать рассказ или роман. Но не о каждом из них можно было бы сказать, что я горжусь этой дружбой.
В этом случае - горжусь. Я встал бы - руки по швам, если бы заранее не знал, что он захохочет.
Рядом с ним я цепенею.
Я рассказал ему о Лёле. Он передал ей привет. Опустил голову. Подумал и сказал - сегодня я буду петь для нее.
И я вспомнил знамена древних королей и полотна, спускавшиеся с потолка пиршественного зала в замке Камелот.

Нет необъяснимого – есть не объяснённое,
Есть поэты гонимые, и поэты стеснённые,
Стеснённые обстоятельствами, гонимые только Временем,
Ласкают они ругательствами, идеями беременные.
Чушь – поэт на продажу! Есть поэт не востребованный,
Есть поэзия важная, есть полёт, кем-то прерванный,
Одних знают современники – других, узнают потомки,
Видел таких – бессребреники, в наркотической ломке.
Себя считали поэтами, а сами только артисты вы,
Высоцкий – артист и поэтому, поэтом считаю истинным,
Люблю Окуджаву, молимся мы Господу Зеленоглазому,
Как Бродский, за правдой гонимся, как Визбор, на горы лазаем.
Ещё через полстолетия, в две тысячи пятидесятом,
Когда не буду на свете я, и вряд ли будут ребята,
Единственным современником нашим – объявят время,
Не открывайте полемики Вы, новых поэтов племя.
Ищите встречи с собою, опыт Ваш – он бесценен вам,
К нам отнеситесь с душою, ведь жили в стране мы Ленина,
Судить о нашей беспечности Вам не к лицу, не надо!
Мы все прикоснулись к Вечности, и пили её прохладу.
Вечность эта – во мне она, миры мною не открытые,
В пространстве они и во времени, в душу единую слитые!
Дедовы войны помню я, отцовские страхи впитывал,
Иерусалимским паломником сына я здесь воспитывал.
Всё, что я передал ему – сохранность мне гарантирована!
Потомку дальнему-дальнему, пойдёт с кислотой нуклеиновой,
И, может, через столетие, в две тысячи сто первом,
Вновь появлюсь на свете я, клонированный из спермы.
А, может, из косточки черепа, меня восстановит потомок?
Или, вырасту деревом, и листьев прольюсь потоком?
Желаю тогда маслиною я жить две тысячи лет!
А человека длинной мне, жизни не надо НЕТ!
Но неизвестного скульптора работы останутся – знаю.
Может, в ар-диске компьютера кто-то их откопает!?
Или кассету с песнями как мы на старых пластинках, и,
Кому-нибудь интересно и послушает песни с запинками.
Надежды я не питаю – пишу, потому что пишется.
Один Человек читает, мне вольно от этого дышится!
Она, душа моя родственная, единственная читательница.
Над песнями юродствует, а, иногда, печалится.
Когда (от повышенной скромности) бываю немного тщеславен я,
Те, кто воспитан в строгости, кривятся, хлопают ставнями.
Я их понимаю, прощаю я. Вы – правы, но только послушайте!
Не ярмарка здесь тщеславия, ищу лишь тонкие уши я.
Для тонких маленьких истин, которыми не обладаю,
Ищу я внимающих, чистых, слушающих понимая,
Имеющих уши тонкие, их мало, один из тысячи,
И прячутся где-то в сторонке они, поди, их оттуда вытащи...
Чтоб вызвать их, громко пел я песни несвоевременные,
Сгорю – только горстку пепла, развеет ветрами северными,
И только Она понимала, просившая петь потише,
Слушала и внимала. Да, вот ещё этот Миша...
Вру! Слушал Дани Керман, а может, ещё кто? Я знаю?!
Тщеславие, эта стерва подспудно к тебе подгребает,
Лезет с советами грубыми, тихо их шепчет на ухо:
«Ты пой, что желает публика!» Её посылаю - наглухо!
Пишу потому, что пишется, а не потому, что слушают,
Да, обречён на нищенство – так богатеют души! Пью!
Быть попрошайкой пробовал – не подают мне, гордый я!
Кем я только не побывал – везде об асфальт, и мордою.
Куда от себя не сбежал бы – везде меня «Я» отыщет,
В болоте, с зелёной жабою, остался «Одним из тысячи»,
В тюрьме оставался гордым – держал там голову прямо,
Понадобились мне годы, понять – родила так мама!
И, если расправлены плечи – слабый душой ненавидит!
По логике человечьей – сильный всегда обидит.
Стараюсь всем своим видом презренья не дать презренным,
Те чувствуют. Их обиды, по мне молотят поленом.
«Прогнись, - говорят, - приласкаем, оденем, накормим, уложим,
Свобода, она такая голодная! Мы же можем
Сделать тебя счастливым, богатым и обеспеченным!»
А я смотрел на маслины, и я их очеловечивал.
Стволы их белесые, древние, как клубы священного дыма,
Тянутся, молятся ветвями в небо Иерусалима,
Накормят, напоят маслом – даже воды не попросят,
Живу - как они! Жить классно! Меня не пугает проседь.








www.planetnana.co.il/ivannavi1/net.wma

@темы: наши люди

---

Вопль души

*О Аллах, милостивый и милосердный! Как же я достаю своих близких, родных и любимых людей, которые не сделали мне ничего плохого, кроме хорошего! Которые только и делают, что мне, безрукому идиоту, помогают, причем безостановочно, причем от всей души, причем абсолютно безвозмездно, причем я не могу их ничем отблагодарить, а просто сижу, как младенец, и пускаю радужные пузыри. И я не знаю, за что мне такое счастье.

О Аллах, о мамма миа.*

---

Дорогая искренне наша  Фигня, поздравляю с днем рождения!