[Либертарный Дракон]

Пишущие в Израиле на русском языке, так получилось, принадлежат, в основном, разным не очень строго оформленным, часто организационно аморфным группам, которые литературоведы именуют литературными кругами, а кто-то предпочитает называть просто тусовками. Есть, как минимум, три союза русскоязычных писателей, объединенных в федерацию. Федерацию возглавляет Ефрем Баух. Будучи человеком старой закалки, десятилетиями он безуспешно пытается сколотить из неуправляемой богемной публики какое-то подобие строгого ордена - со своим уставом, приемными и финансовыми комиссиями, торжественными заседаниями и отчетами. У него ничего не получается. Море разливанное беспечных прозаиков, поэтов и гитаристов не желает самооформляться. Они ходят в гости друг к другу, невзирая на членство в разных писательских организациях (как можно об этом забывать! - возмущается мэтр), они не платят членские взносы, они забывают иногда даже, в каком именно из союзов писателей состоят; на торжественные заседания их калачом не заманишь, - вернее, туда они явиться и могут, но только тогда, когда калач подан в качестве закуски к бутылке водки. Иногда члены одного писательского союза с удивлением обнаруживают, что параллельно являются участниками и других СП.

Судьба писательских русскоязычных групп, пребывающих вне России, кажется, одинакова во всех странах. Поколение вновьприбывших - в основном, людей среднего и пожилого возраста - с энтузиазмом пишет, публикуется в местных издательствах или за рубежом, выпускает альманахи и журналы, издает книги, участвует в разнообразных междусобойчиках; иногда кто-то пользуется известностью и в стране исхода. За всем этим кипением как-то забывается, что незаметно подросшие дети постепенно все больше и больше переходят на местный язык, а внуки русским иногда не владеют вовсе. Среди приехавших сюда в подростковом возрасте я знаю лишь двоих, пишущих - и печатающихся - на языке своих родителей. Попытки энтузиастов сохранить для потомков родной язык путем организаций кружков, классов, семинаров и даже школ с преподаванием на русском языке успехом, в конечном итоге, не увенчиваются: на переменах между уроками русского языка малолетки щебечут друг с другом на местном наречии. Им так проще. Иногда, в качестве поощрения своим бабушкам и дедушкам, дети согласны на жертвы - например, спеть песню "Пусть всегда будет солнце", из которой они, как правило, помнят только первые две строчки, да и те исполняют с непередаваемым акцентом. С умилением слушая это пение на новогоднем утреннике, я вспоминал переписку с моими знакомыми, живущими в Европе, Австралии и обеих Америках; всюду то же самое. Это естественно; кто сейчас помнит литературные залежи писательских объединений выходцев из России, живших в начале прошлого века во Франции, или мощную сеть СП, объединявшую русскоязычные писательские союзы Аргентины? Между тем в конце 19 - начале 20 веков русский язык на улицах Буэнос-Айреса слышен был, говорят, не реже испанского, выходили сотни книг и журналов, успешно и безо всяких усилий находивших своих читателей. Такова же судьба немецкоязычного союза писателей в ЮАР или, скажем, федерации писавших на идиш в Австралии. Это естественно, говорю я, и мне жаль лишь, что после моего ухода мою домашнюю библиотеку ждет печальная участь.

Но я совершенно отвлекся. Мы говорили не о печальной участи, мы говорили о пока еще живой литературе. О литературных кругах, которые многие справедливо именуют тусовками. В Тель-Авиве десятилетиями, медленно и с некоторым скрипом поворачивается вокруг своей оси тусовка Ефрема Бауха; в Иерусалиме и сопредельных землях веселится тусовка нашего Председателя - вечно молодого, вечно пьяного; на Севере тусовка галилейских литераторов, именуемая третьим союзом русскоязычных писателей, сплотилась вокруг Марка Азова. Существует тусовка старейшего академического журнала "22", возглавляемая его бессменным редактором Александром Воронелем; участники этой тусовки поглядывают на кипучее море писателей и публицистов поколения 90-х годов с некоторым высокомерием ветеранов-первооткрывателей. Есть авторы, ни в какие тусовки не входящие, или входящие формально, или являющиеся участниками всех тусовок разом. Таковы Рубина, Губерман, Улановская; таковым был и покойный Генделев. Есть тусовка Игоря Бяльского, она же - тусовка ИЖ. В нее входят не только местные, но и российские, и американские, и европейские авторы; из местных ее участников довольно много соседей Бяльского по поселению Текоа - так исторически сложилось, что среди жителей этого поселения очень много пишущих людей.
Великолепная Вика Райхер относится именно к этой тусовке.

Дневник в ЖЖ - neivid.livejournal.com/
Некоторые рассказы, стихи и песни - jsc.rjews.net/author_vr.htm

Одноклассники

Жениться нужно было на той, изящной, без косметики, без каблуков. Теперь ты понял, дубина? Вон как она выглядит, через двадцать лет. А Кирюха уехал в Америку, уехал и был таков, а у Андрея машина, впрочем, машины у кого теперь только нет. Мальчики растолстели, девочки вышли замуж, девочки демонстрируют кольца и вырезы модных кофт. Кто-то родил тогда еще, а ведь кто-то еще тогда уже надеялся, что бездетен. Особенно из мужиков.

Половина родили девочек, половина не ладят с соседями, половина ушли в религию, хорошо хоть, не все в одну. Но даже и захотели бы, все равно не дружили бы семьями, мы ж не можем выбрать одну на всех - ладно школу, а то страну. В переодетых мадоннах пойди узнай девочек в белых фартуках. Какого черта ты тогда не женился на той, изящной? Какая была синица в руках! Стой теперь, рот разевай на чужой каравай, простая задача для школьника. А не ходил бы ты в школьниках – ходил бы в дворниках.

Бывший очкастый мальчик, ты лучше взбирайся в горы, или проветривай темя в автомобиле длинном, но не пересекайся с теми, кто помнит тебя летящего по школьному коридору цвета убитой глины. Тебя не позвали в кино в воскресенье, натравили собаку в субботу, в среду скинули без разрешенья в очень холодный сугроб, и ты бежишь, отплевываясь от собственного сопенья, откашливая терпение с жалобной рвотой взахлёб.

И прошло уже столько времени, ты осилил науку нежности, ты осилил науку странности и немного науку старости, а в том коридоре по-прежнему ты бежишь как дурак от горести, освещая дорогу пламенем оглушительной детской ярости. А тебя приглашают, радушные, не помня, что переброшены обиды горючие самые через твое плечо - и они ведь правы, послушай, они, да и та, хорошенькая, что вышла в итоге замуж за кого-то еще.

Половина родили мальчиков, половина гуляют за полночь, половина жалуется на горе: статистика теплых тел. И никто не может тебе помочь, потому что тебе уже не помочь, ты же умер в том коридоре, умер, пока летел. И сегодняшнее хотение, и сегодняшние сплетения согревают тебя настоящего, он-то вполне живой. А вот если бы та, хорошенькая, без каблуков, изящная, стала твоей тогда еще - была бы теперь вдовой.

А теперь и она не вдова никак, и тебе хорошо, ты давно не враг ни своих друзей, ни чужих собак, и не прячешь дневник на своем столе и не плачешь с утра "доколе". Только носишь под майкой товарный знак, как глубокий ожог, как командный флаг, как зрачок в глазу, как шрам на скуле, как сердечко, испачканное в золе, как татуировку "возьмем Рейхстаг", как коронный удар для дворовых драк: «я когда-то учился в школе».

Comments

[Пчела]

Очень её люблю и давно читаю.

[homer]

Либертарный Дракон Спасибо, Миша! Наверное, авторы помнят былую монолитность единственно-правильного Союза советских писателей и больше не хотят такого. А внуки и в России вряд ли вспомнят больше из "Пусть всегда будет солнце".

[Gato Grande]

Либертарный Дракон Спасибо. Вчерашний пост у неё просто великолепен.

[*Reader*]

Будучи человеком старой закалки, десятилетиями он безуспешно пытается сколотить из неуправляемой богемной публики какое-то подобие строгого ордена ........ У него ничего не получается.

Буквально недано очаровалась очередным гариком

Война ли, голод - пьет богема,
убийства, грязь - богема пьет,
но есть холсты, но есть поэмы,
но чьи-то песни мир поет.

[Либертарный Дракон]

Вот она, стоит за мной в проходе и грустно глядит в переполненность зала. А я развалился на стуле и не встал перед дамой, скотина этакая. Скотина ты этакая, сказал потом какой-то трезвый прозаик по завершении вечера. У меня на спине глаз нету, пьяно и агрессивно ответил я. А то встал бы, конечно.