Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Спасибо, дорогие ребята, что читать дальшепишете письма и спрашиваете, как прошла операция, как я себя чувствую. Поскольку читать и писать мне еще недели две можно будет с опаской, решил ответить здесь всем одновременно: и операция прошла хорошо, и самочувствие тоже ничего. Это уже вторая чепуховая операция на глазах, обе делал мне мой троюродный брат, считающийся лучшим офтальмологом Иерусалима. Мы с ним росли вместе на даче в Сосново, на Карельском перешейке, а поскольку карельскоперешеечное знакомство с детстких времен обычно, в моих глазах, является братством, то я спокойно доверил ему свой главный инструмент. То есть я хочу сказать, что в моих глазах именно глаза являются основным инструментом, извините за выражение, без глаз я ничего писать не могу, а если бы я ничего уже не смог бы писать, то для меня это было бы трагедией. В моих глазах, по крайней мере. Тьфу, закаламбурился.
Теперь у меня оба хрусталика - искусственные, и они отсвечивают в темноте. Жена говорит, что ночью это может испугать кого угодно, потому что со сна можно решить, что в гости явился вервольф. Дочка говорит, что я стал похож не на вервольфа, а просто на вольфа, то есть на волка - по имени Акела. Это уже более приятное сравнение, но я отвечаю, что ничего общего с Акелой у меня нет, разве что седина, но и здесь совпадение не полное. Акела, если помните, в конце книжки уже был совершенно седым, а я все-таки не дошел до конца моей книжки. Да. Но глаза отсвечивают во тьме, это точно. Как у зверолюдей на острове доктора Моро.
Неделю мне запретили читать и писать, и шесть дней я старался выполнять это неестественное для меня предписание. Я чувствовал себя странно - если не писать я еще временно могу, то не читать... Как это - не читать? Телевизор смотреть тоже не надо, это может повредить зрительный нерв, мягко сказал Эдик, и я немного озлился, хотя по нашему телевизору все равно ничего путного не показывают. А радио можно слушать? - раздраженно спросил я. - Может быть, радио повредит ушной нерв? - Радио слушать можно, - ответил мой троюродный брат, - только не очень громко. - А что мне еще можно? - Можно гулять и мечтать, - сказал он. Посмотрев на мою кислую физиономию, он утешающе прибавил:
- Еще можно любить женщин.
Хотел бы я посмотреть на человека, способного любить женщин в квартире, где нет ни одной двери, зато есть полно родственников.
Простите, но я не эксгибиционист.
Впрочем, катаракта - это ерунда. В дополнение к трем видам капель против имеющейся у меня таки глаукомы троюродный брат прописал мне еще два вида. Закапывать их я должен по часам, причем пожизненно. Теперь, значит, я до конца дней моих, куда бы ни пошел, всюду обречен брать с собой аптечку с банками-склянками, и (тут же стал представлять я) видок у меня будет, как у доктора Пилюлькина во время диспута с доктором Медуницей, только диспут этот будет перманентным. А ну как если я в результате кораблекрушения окажусь на необитаемом острове? Или вот - я в бою, как положено гражданину и патриоту, защищаю рубежи необъятной моей родины, и тут - шварк! - прилетает снаряд, и все банки-склянки вдребезги? А меня (стал представлять я) - в плен, как Гилада Шалита (конечно, в бессознательном состоянии, иначе я не дамся!) - и выясняется, что у них никаких капель нет вовсе, они даже не знают, что это такое, - и я отказываюсь отвечать на вопросы, пока через международный Красный крест мне не достанут глаукана, альфагана, косопта, и далее, см. по списку. Или нет, - зачем брать крайности? Скажем, вот: погибла земная цивилизация, с какой-то недавно взорвавшейся сверхновой прилетели какие-то абиотические лучи, и планеты выстроились в ряд, как заповедовал календарь майя, и, в общем, полный альбац, и фармакологическая промышленность больше ничего не производит, да и вообще уже нет ее, промышленности, этой и всякой другой - и что же, я остаюсь без капель?! Нет уж, дууудки...
Все это я выдал троюродному брату, размахивая руками, выпучивая оперированные глаза и грозя ему пальцем. Он странно на меня смотрел, и слушал, подперев подбородок рукой, и сказал потом: вот, сразу видно, что ты литератор, мне такой бред и в голову прийти бы не мог. - Ну ничего, - великодушно сказал я, - в своем деле ты тоже гений. - Куда уж мне, - ответил он, скромно опуская глаза, - я всего лишь технарь...
В общем, до вчерашнего вечера я, злясь на себя, на фармакологическую промышленность и на правительство, как было мне предписано, гулял сам по себе, как кот. Сидя на больничном, предоставленным мне государством по закону (помните, как Шеф в "Бриллиантовой руке" выиграл в лотерею автомашину "москвич", чем одноименными словами и похваллялся в ресторане "Плакучая ива"?), я ходил по улицам в новом для меня районе. Это невыразимо скучно - гулять просто так, хотя район очень красивый, - но что мне оставалось делать? Только гулять и мечтать. В общем, чувствовал я себя, как маршал Буденный на заслуженном отдыхе, со всеми его усами. Ходил и вертел головой. Потом что-то у меня в голове щелкнуло, я зашел в новый для меня суперунивермаг и купил, не чинясь, литровую бутылку украинской горилки с перцем "Немиров". Хотя пить алкоголь мне брат запретил, пока я принимаю послеоперационные антибиотики (и это, в дополнение к чтению, письму и видению, он запретил мне тоже!!!), - я утешал себя тем, что с первого января у нас резко подорожают крепкие спиртные напитки, - стало быть, нужно запасаться ими впрок. Хотя и было у меня смутное сомнение в том, что бутылка благополучно останется стоять на полке в баре до этого самого повышения цен.
И так я был зол на фармакологическую промышленность и на правительство (радио-то мне слушать не запретили, вот я и слушал новости), что вернулся домой с бутылкой во внутреннем кармане куртки, чтобы любимые родственники не обнаружили нарушения режима, и спрятал ее в книжный шкаф, во втором ряду книг на верхней полке, как раз между книжками воспоминаний А.М.Горького и И.М.Губермана, и тут раздался звонок, и меня пригласили на свадьбу. Один из моих бывших учеников, видите ли, женится, и меня зовет. Ну, я сразу воспрял духом. Жениху двадцать два года, невесте - тридцать семь, и она беременная, и у нее еще есть сын от первого брака, ему пятнадцать. Нормально. Бывает. Все счастливы, особенно родители жениха. Я поехал на свадьбу с твердым намерением нарушать все медицинские предписания, какие только можно, и весь вечер я только и делал, что их нарушал, и даже произнес речь, которая была выслушана с величайшим вниманием всеми, даже раввином, хотя в ней я цитировал неприличные гарики Игоря Мироновича, и окончательно пришел в хорошее настроение.
С раввином мы поговорили за теологию, он оказался приличным человеком с двумя дипломами о разнообразном высшем образовании, и еще недипломированным юмористом а-ля Насреддин оказался он, - и я решил доверить ему тайну, которую обычно скрываю от ортодоксально мыслящих ортодоксальных раввинов, а не скрываю только от неортодоксально мыслящих ортодоксов, - что мне жутко симпатичны старообрядцы, с самого нежного возраста симпатичны, можно сказать, - не теология их симпатична, я хочу сказать, а образ жизни и муки, за веру принятые, а от самого протопопа Аввакума я просто в восторге, и тоже с самого детства, - а кстати, знаешь, - сказал я этому симпатичному раввину с искрою в глазах, - у Аввакума-то жена была по отчеству Марковной, а-а-а, слыхал? Ну, то-то же. Она его спрашивала: доколь терпеть нам муки? - А он ей и отвечал: до самыя смерти, Марковна! - Ааааа?! Каково?! Вот то-то же. - Крепко сказано! - возглашал дон Тамэо, тьфу... Простите, ребе, это из другой оперы, это из Стругацких... - Да я уж знаю, - ласково посмеиваясь, ответствовал он, - и совершенно согласен, Аввакум - это голова. - Гинденбург - это голова! И Бриан - это голова! - подхватил я, - Гинденбург и Аввакум - это две головы... Тьфу, простите еще раз, благородный дон ребе, это тоже из другой оперы... - Да знаю, знаю, читали, - успокоительно поглаживая меня по плечу, говорил раввин.
И мне пришла в голову мысль, которую я тут же не преминул высказать вслух, да еще и с вытаращенными глазами, и размахивая руками, и одновременно поглаживая ими по плечу - как это? - а вот так, у нас такое положено, это обычная манера поведения, это даже ментальность, но я вообще не заметил, что вслух говорю:
- Я на входе в свой замок, - простите, ребе, я забыл представиться - Дракон Либертарный, доктор гонорис кауза, тьфу, и это тоже из другой оперы ("- Да знаю, знаю, читали!"), - вывешу вот какую доску, то есть надпись, это будет намек на мою, блядь, ой, простите, ребе, глаукому, и как раз по теме старообрядцев:
"Плохо вижу. Заградил Господь глаз мой от мерзостей писаний никонианских". Полууставом непременно. Это, видите ли, ребе ("вижу, вижу, читали уж!..") перефраз, но все равно в тему. А?! - "Крепко сказано!" Ааа?! Абсолютно! Как обнищание Маркса... у Маркса... И это тоже - из другой оперы, уже из третьей... - "Знаю, знаю, как же, читали!"
А потом я приехал домой - в полночь, мерцая искусственными глазами, подвывая Акелой и взревывая Шер-Ханом, пугая соседей, и вошел в свой новый дом, трубно возглашая, как мудрый Хатхи со всеми его сыновьями: Вервольф вернулся с моря, и Бен-Ладен пришел с холмов!, и зацепился ногами за какой-то, блядь, полный воды медный таз - у нас же до сих пор после переезда беспорядок, - и полетел по коридору, как это сказано у Галича - через млечное решето в бесконечное никуда.
А утром я получил от любимых, дорогих и единственных заслуженную порцию пиндюлей за свое антифармакологическое поведение накануне, и решил, как Электрыцарь у Лема: а, где наша не пропадала, лишь бы не думать! - хватит мне гулять и мечтать, тоже мне, видите ли, поэтесса-коротышка в Незнайке у Носова, Семицветик ее, кажется, звали, - "хватит с ними мне возиться, надо книжку почитать!" - и пошел решительно к полке, и пошарил там наугад, и вдруг нашарил бутылку, которую грудью прикрывал Алексей Максимович, и в благодарность вытащил его воспоминания, и открыл на строчках:
- Не могут они терпеть духа моего, не могут! Исчезают, яко дым от лица огня...
Приказчик взглянул на него исподлобья и сухо заметил:
- Я в эти дела не вникаю.
Человек как будто сконфузился, надвинул шапку, пробормотал:
- Как же можно не вникать? Эти дела такие... они требуют, чтобы вникали...
Теперь у меня оба хрусталика - искусственные, и они отсвечивают в темноте. Жена говорит, что ночью это может испугать кого угодно, потому что со сна можно решить, что в гости явился вервольф. Дочка говорит, что я стал похож не на вервольфа, а просто на вольфа, то есть на волка - по имени Акела. Это уже более приятное сравнение, но я отвечаю, что ничего общего с Акелой у меня нет, разве что седина, но и здесь совпадение не полное. Акела, если помните, в конце книжки уже был совершенно седым, а я все-таки не дошел до конца моей книжки. Да. Но глаза отсвечивают во тьме, это точно. Как у зверолюдей на острове доктора Моро.
Неделю мне запретили читать и писать, и шесть дней я старался выполнять это неестественное для меня предписание. Я чувствовал себя странно - если не писать я еще временно могу, то не читать... Как это - не читать? Телевизор смотреть тоже не надо, это может повредить зрительный нерв, мягко сказал Эдик, и я немного озлился, хотя по нашему телевизору все равно ничего путного не показывают. А радио можно слушать? - раздраженно спросил я. - Может быть, радио повредит ушной нерв? - Радио слушать можно, - ответил мой троюродный брат, - только не очень громко. - А что мне еще можно? - Можно гулять и мечтать, - сказал он. Посмотрев на мою кислую физиономию, он утешающе прибавил:
- Еще можно любить женщин.
Хотел бы я посмотреть на человека, способного любить женщин в квартире, где нет ни одной двери, зато есть полно родственников.
Простите, но я не эксгибиционист.
Впрочем, катаракта - это ерунда. В дополнение к трем видам капель против имеющейся у меня таки глаукомы троюродный брат прописал мне еще два вида. Закапывать их я должен по часам, причем пожизненно. Теперь, значит, я до конца дней моих, куда бы ни пошел, всюду обречен брать с собой аптечку с банками-склянками, и (тут же стал представлять я) видок у меня будет, как у доктора Пилюлькина во время диспута с доктором Медуницей, только диспут этот будет перманентным. А ну как если я в результате кораблекрушения окажусь на необитаемом острове? Или вот - я в бою, как положено гражданину и патриоту, защищаю рубежи необъятной моей родины, и тут - шварк! - прилетает снаряд, и все банки-склянки вдребезги? А меня (стал представлять я) - в плен, как Гилада Шалита (конечно, в бессознательном состоянии, иначе я не дамся!) - и выясняется, что у них никаких капель нет вовсе, они даже не знают, что это такое, - и я отказываюсь отвечать на вопросы, пока через международный Красный крест мне не достанут глаукана, альфагана, косопта, и далее, см. по списку. Или нет, - зачем брать крайности? Скажем, вот: погибла земная цивилизация, с какой-то недавно взорвавшейся сверхновой прилетели какие-то абиотические лучи, и планеты выстроились в ряд, как заповедовал календарь майя, и, в общем, полный альбац, и фармакологическая промышленность больше ничего не производит, да и вообще уже нет ее, промышленности, этой и всякой другой - и что же, я остаюсь без капель?! Нет уж, дууудки...
Все это я выдал троюродному брату, размахивая руками, выпучивая оперированные глаза и грозя ему пальцем. Он странно на меня смотрел, и слушал, подперев подбородок рукой, и сказал потом: вот, сразу видно, что ты литератор, мне такой бред и в голову прийти бы не мог. - Ну ничего, - великодушно сказал я, - в своем деле ты тоже гений. - Куда уж мне, - ответил он, скромно опуская глаза, - я всего лишь технарь...
В общем, до вчерашнего вечера я, злясь на себя, на фармакологическую промышленность и на правительство, как было мне предписано, гулял сам по себе, как кот. Сидя на больничном, предоставленным мне государством по закону (помните, как Шеф в "Бриллиантовой руке" выиграл в лотерею автомашину "москвич", чем одноименными словами и похваллялся в ресторане "Плакучая ива"?), я ходил по улицам в новом для меня районе. Это невыразимо скучно - гулять просто так, хотя район очень красивый, - но что мне оставалось делать? Только гулять и мечтать. В общем, чувствовал я себя, как маршал Буденный на заслуженном отдыхе, со всеми его усами. Ходил и вертел головой. Потом что-то у меня в голове щелкнуло, я зашел в новый для меня суперунивермаг и купил, не чинясь, литровую бутылку украинской горилки с перцем "Немиров". Хотя пить алкоголь мне брат запретил, пока я принимаю послеоперационные антибиотики (и это, в дополнение к чтению, письму и видению, он запретил мне тоже!!!), - я утешал себя тем, что с первого января у нас резко подорожают крепкие спиртные напитки, - стало быть, нужно запасаться ими впрок. Хотя и было у меня смутное сомнение в том, что бутылка благополучно останется стоять на полке в баре до этого самого повышения цен.
И так я был зол на фармакологическую промышленность и на правительство (радио-то мне слушать не запретили, вот я и слушал новости), что вернулся домой с бутылкой во внутреннем кармане куртки, чтобы любимые родственники не обнаружили нарушения режима, и спрятал ее в книжный шкаф, во втором ряду книг на верхней полке, как раз между книжками воспоминаний А.М.Горького и И.М.Губермана, и тут раздался звонок, и меня пригласили на свадьбу. Один из моих бывших учеников, видите ли, женится, и меня зовет. Ну, я сразу воспрял духом. Жениху двадцать два года, невесте - тридцать семь, и она беременная, и у нее еще есть сын от первого брака, ему пятнадцать. Нормально. Бывает. Все счастливы, особенно родители жениха. Я поехал на свадьбу с твердым намерением нарушать все медицинские предписания, какие только можно, и весь вечер я только и делал, что их нарушал, и даже произнес речь, которая была выслушана с величайшим вниманием всеми, даже раввином, хотя в ней я цитировал неприличные гарики Игоря Мироновича, и окончательно пришел в хорошее настроение.
С раввином мы поговорили за теологию, он оказался приличным человеком с двумя дипломами о разнообразном высшем образовании, и еще недипломированным юмористом а-ля Насреддин оказался он, - и я решил доверить ему тайну, которую обычно скрываю от ортодоксально мыслящих ортодоксальных раввинов, а не скрываю только от неортодоксально мыслящих ортодоксов, - что мне жутко симпатичны старообрядцы, с самого нежного возраста симпатичны, можно сказать, - не теология их симпатична, я хочу сказать, а образ жизни и муки, за веру принятые, а от самого протопопа Аввакума я просто в восторге, и тоже с самого детства, - а кстати, знаешь, - сказал я этому симпатичному раввину с искрою в глазах, - у Аввакума-то жена была по отчеству Марковной, а-а-а, слыхал? Ну, то-то же. Она его спрашивала: доколь терпеть нам муки? - А он ей и отвечал: до самыя смерти, Марковна! - Ааааа?! Каково?! Вот то-то же. - Крепко сказано! - возглашал дон Тамэо, тьфу... Простите, ребе, это из другой оперы, это из Стругацких... - Да я уж знаю, - ласково посмеиваясь, ответствовал он, - и совершенно согласен, Аввакум - это голова. - Гинденбург - это голова! И Бриан - это голова! - подхватил я, - Гинденбург и Аввакум - это две головы... Тьфу, простите еще раз, благородный дон ребе, это тоже из другой оперы... - Да знаю, знаю, читали, - успокоительно поглаживая меня по плечу, говорил раввин.
И мне пришла в голову мысль, которую я тут же не преминул высказать вслух, да еще и с вытаращенными глазами, и размахивая руками, и одновременно поглаживая ими по плечу - как это? - а вот так, у нас такое положено, это обычная манера поведения, это даже ментальность, но я вообще не заметил, что вслух говорю:
- Я на входе в свой замок, - простите, ребе, я забыл представиться - Дракон Либертарный, доктор гонорис кауза, тьфу, и это тоже из другой оперы ("- Да знаю, знаю, читали!"), - вывешу вот какую доску, то есть надпись, это будет намек на мою, блядь, ой, простите, ребе, глаукому, и как раз по теме старообрядцев:
"Плохо вижу. Заградил Господь глаз мой от мерзостей писаний никонианских". Полууставом непременно. Это, видите ли, ребе ("вижу, вижу, читали уж!..") перефраз, но все равно в тему. А?! - "Крепко сказано!" Ааа?! Абсолютно! Как обнищание Маркса... у Маркса... И это тоже - из другой оперы, уже из третьей... - "Знаю, знаю, как же, читали!"
А потом я приехал домой - в полночь, мерцая искусственными глазами, подвывая Акелой и взревывая Шер-Ханом, пугая соседей, и вошел в свой новый дом, трубно возглашая, как мудрый Хатхи со всеми его сыновьями: Вервольф вернулся с моря, и Бен-Ладен пришел с холмов!, и зацепился ногами за какой-то, блядь, полный воды медный таз - у нас же до сих пор после переезда беспорядок, - и полетел по коридору, как это сказано у Галича - через млечное решето в бесконечное никуда.
А утром я получил от любимых, дорогих и единственных заслуженную порцию пиндюлей за свое антифармакологическое поведение накануне, и решил, как Электрыцарь у Лема: а, где наша не пропадала, лишь бы не думать! - хватит мне гулять и мечтать, тоже мне, видите ли, поэтесса-коротышка в Незнайке у Носова, Семицветик ее, кажется, звали, - "хватит с ними мне возиться, надо книжку почитать!" - и пошел решительно к полке, и пошарил там наугад, и вдруг нашарил бутылку, которую грудью прикрывал Алексей Максимович, и в благодарность вытащил его воспоминания, и открыл на строчках:
- Не могут они терпеть духа моего, не могут! Исчезают, яко дым от лица огня...
Приказчик взглянул на него исподлобья и сухо заметил:
- Я в эти дела не вникаю.
Человек как будто сконфузился, надвинул шапку, пробормотал:
- Как же можно не вникать? Эти дела такие... они требуют, чтобы вникали...
-
-
23.12.2009 в 11:14-
-
23.12.2009 в 11:29Вникай, дорогой, вникай! Тебе это не зря было сказано. Инструмент беречь надо. Глаза, имею в виду. Или, чтобы время впустую не тратить, учись печатать слепым методом. Потерять легко - вернуть трудно. Посерьезнее, товарищ, надо.
А вообще, какой мущина интересный! Глаза в темноте сверкают! Такого специально разводить надо, чтоб на всех хватило.
-
-
23.12.2009 в 11:58И хорошо, что успешно прошла операция.
-
-
23.12.2009 в 12:04и мне пожелай удачи - хотя бы в диагностике. а то уже три института пожимают плечапми, мол, не знаем что это у вас за таинственные пятна.
-
-
23.12.2009 в 12:06Зато теперь у тебя хрустальный взгляд - проницательный и всевидящий. А это для художника слова - главное, ящщитаю.
-
-
23.12.2009 в 12:12Спасибо, ребята.
Натела, да ну. Почти неделя прошла - сколько можно не читать? Ты бы - смогла? Вот то-то. Мы ж одного поля ягоды.
Володя, хрустальный взгляд - это хорошо. Сразу же возникла мысль - как бы я ощущал себя, если бы хрусталики мне вставили из гранита? Или, скажем, из мрамора. Как мраморное сердце у Гауфа. Н-да, под косматой елью, в темном подземелье...
-
-
23.12.2009 в 12:25-
-
23.12.2009 в 12:27Рассказ потрясающий. От него же в себя надо приходить долго. Он огромный, как домашний ребенок только побывавший на представлении каком чувствует себя. После прочтения.
-
-
23.12.2009 в 12:29P.S. Поздравляю с успешной операцией, желаю долгого здоровья Вашим люминесцирующим глазам и прочим органам тела.
-
-
23.12.2009 в 12:34-
-
23.12.2009 в 13:242. Алкоголь, как и достойная беседа с досточтимыми отцами, всегда способствует выздоровлению.
3. Я со своей загрузкой совсем отстал от френдленты. Жму руку - глядишь и взгляну оборотню в глаза))
-
-
23.12.2009 в 13:45-
-
23.12.2009 в 13:52но не наруший все же сильно режим, хотя бы в первые дни-недели. береги себя!
-
-
23.12.2009 в 16:47-
-
23.12.2009 в 17:19Либертарный Дракон Зато теперь можно взаправду сверкать глазами. И взгляд острее.
-
-
23.12.2009 в 18:38-
-
23.12.2009 в 20:49-
-
23.12.2009 в 22:16Вот именно.
Я вам даже так скажу: жутко устал я сидеть на бюллетене и благоустраивать свой новый дом. Так устал, что, его благоустраивая, целый день прикладывался к бутылке горилки с перцем "Немиров", и настолько преуспел в этом деле, что, когда к вечеру ко мне явился знакомый шейх (известный почтенной @публике по рассказу "Симбиоз, нес па?") - перила на лестнице делать он явился - у меня два этажа в замке - то я его не признал, хоть дверь и открыл. Он делал работу, а я тем временем псалмы распевал на финикийском; и вот он закончил, и я, полный благодати, совершенно забыв, с кем имею честь, пригласил его к столу - отведать, чего Аллах послал, со мной переслал - и налил ему полный стакан горилки. Ну, он и посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
Нет уж, лучше на работе, чем на благоустройстве собственного жилья. Дико, сказать откровенно, по работе своей скучаю. Хвала Аллаху, милостивому и милосердному - в воскресенье возвращаюсь в свой архив.
-
-
23.12.2009 в 22:48Н-да, ни хрена ты, Мишка, болеть не умеешь, то есть выздоравливать. Иди, правда, на работу, от греха подальше.
-
-
24.12.2009 в 00:32упустила тексты про предстоящие операции.
И тем более поздравляю с успехом, и тебя, и брата-хирурга! мне кажется, решиться на такую операцию непросто.
-
-
24.12.2009 в 06:25-
-
25.12.2009 в 06:07