[Либертарный Дракон]

Когда я служил в армии, то вставал в шесть и не ложился до отбоя, который наступал в десять вечера. Я начинал день с того, что, не сходивши в сортир, бежал на идиотскую зарядку в штанах, майке и сапогах (зарядка длилась минут сорок и включала 20-30 кругов вокруг гарнизонного плаца), потом стоял на разводе, потом разгружал (или нагружал) вагоны, таскал шкафы и серванты в офицерские квартиры на пятый - восьмой - десятый этажи домов при военном городке, потом ехал на полигон, где мы делали вид, что готовимся к войне, потом мчался в караул, где, если было время, падал на землю и засыпал, как Штирлиц в гестаповском автомобиле - заранее ставя себе задание проснуться за пять минут до прихода смены (на армейском жаргоне спать - "давить на массу"); потом разбирал и чистил автомат, потом присутствовал на лекциях по политподготовке, проводившиеся абсолютно пьяным и совершенно безграмотным майором по кличке Велл Эндъю (см. соответсвующий рассказ Лагина - продолжение Уэллсовской "Войны миров") - и на политзанятиях этих мне даже не хотелось ни спорить, ни задавать ехидных вопросов, таким уставшим, без рук, без ног я был - потом - под звуки дребезжавшего оркестра мы летели жрать пайку в барак под названием "армейская столовая", потом я приходил в казарму и, сонный как муха шлялся по коридору и заглядывал в спальню, в которую нельзя было зайти, потому что до отбоя спать было неположено; и вот, после отбоя, в одиннадцатом часу, полумертвый, я падал на койку - и вдруг понимал, что вполне могу, поспав пару часов, встать и заняться своими делами: например, сходить к Рашиду в хлеборезку и попросить полбуханки зачерствелого, но тягучего, как глина хлеба армейской выпечки, оставшегося со вчерашнего дня; или, крадучись, пробраться в лазарет и выпить с водителем Николя грамм сто пятьдесят спирта; или, скажем, перемахнуть через забор и отправиться в самоволку - за вином и по бабам, это было модно тогда. Бабами солдаты называли всех женщин в возрасте от 12-13-и до 80-90 включительно, встречавшихся на улицах города, куда выход нам был категорически запрещен. На самом деле я никогда не ходил в самоволку по бабам, у меня не хватало куражу, но это неважно.
В общем, всё это я мог - после дикого по напряжению и физическим нагрузкам дня. Мне было чуть больше двадцати лет. Я это к чему говорю? К тому, что сейчас ничего из этого я не могу. Сегодня утром я пошел в поликлинику сдавать анализ крови, и всего-то посидел в очереди, и вышел на улицу, и пробежал метров пятьдесят до остановки, к подходившему автобусу, и потом минут сорок ехал, глазея на виды в окно, сидя на удобном сиденье, подпрыгивая на чудесных рессорах - прекрасном сиденье, не чета железной скамейке безо всяких рессор в бронетранспортере, в котором нет никаких окон, но на которой так удобно было давать храпака в любое время дня и ночи - и приехал на работу, и ввалился в кабинет, и добрался до своего крутящегося кресла, и упал в него, мокрый как мышь, и не мог отдышаться минут двадцать, и пил воду, и глотал валерьянку и таблетки от давления. И, отдышавшись, вытянул ноги, скинул туфли - не чета солдатским кирзачам-говнодавам - и понял, что смертельно устал, и что трудовой день мой на этом закончен. Вспомнил себя, способного на многое после пятнадцатичасового рабочего дня в армейских буднях, и горестно удивился. Я понимаю, что это как-то смешно выглядит и звучит, что прошло 22 года, но дело в том, что я так и не смог смириться с этой мыслью, и мне всё кажется, что и вагоны, и караулы, и самоволки, куда я так и не ходил, и так и не достигнутые в них бабы, и майор Велл Эндъю - все это было если не вчера, то уж точно на прошлой неделе. Странно, но, по-видимому, для всех прочих окружающих, бывших там же, где я был, всё это ощущается как происходившее в прошлой жизни. А я всё не могу смириться, потому что с закрытыми глазами помню и свет закатного солнца сквозь листья берез на полигоне, и запахи солярки и машинного масла, тяжелый дух ночной казармы, и радужную расцветку портянок, и всё - ну, почти всё - сказанное тем или иным в каждый конкретный день и час, - и интонации помню, и ухмылки, и небритость щек. И пусть со стороны это смешно, но я всё вспоминаю и вспоминаю, и понимаю, что это было всего лишь позавчера, и не понимаю, как это прошло больше двадцати лет, если это было позавчера, и всё щупаю себе пульс, шевеля губами, и, не в силах отдышаться, жадно запиваю водой таблетки, и гляжу себе в пуп.

Comments

[cefa]

ты, Миша, прекращай по таблеткам гулять.
А хочешь пойдем в самоволку... по бабам?

[Либертарный Дракон]

Стар я уже по самоволкам через забор прыгать. : ) "Вдобавок, полагаю, баронесса была бы недовольна" (с).

[cefa]

Слово "стар" я предпочитаю писать, как "star"

[shoose]

Либертарный Дракон Угу, я тоже вчера еще, гуляя с младенцем, строила глазки направо-налево, а скоро уж с внуками гулять придется, и кому при этом строить глазки?! ))

[cefa]

Миша, дай конкретный ответ. Кому  shoose должна строить глазки?

[shoose]

cefa (провокационно): А у тебя уже нет ответа? )

[cefa]

вопрос не был адресован мне (дружелюбно)

[shoose]

cefa Вопрос никому не был адресован, т.к. был риторическим... впрочем, я и так поняла, что даже израильские мужчины давно слились с Русью - "Дай ответ! Не дает ответа..." )))))

[cefa]

я полагаю, строить глазки следует лицам мужского пола. Не так интенсивно, как раньше, во избежании морщин.

[shoose]

cefa Молодым строить уже смешно и унизительно, а старым не хочется...))

[cefa]

юзер  shoose, прекратите прибедняться

[shoose]

cefa (невинно хлопая глазками): Так это ж я о мужчинах говорила! )))

[cefa]

неееее, девушка, я мужчинам глазки не строю... дело принципа. А тебе - не грех!))))

[shoose]

cefa Вот я и говорила - перевожу - молодым мужчинам МНЕ строить глазки уже унизительно, а старым - не хочется...