Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
День Независимости. читать дальшеСпасибо всем, кто поздравил. Отдельное спасибо Геворгу-джану за письмо, которое я бы набрал крупным шрифтом и вывесил в праздничном номере одной из центральных газет. Может быть, я так и сделаю. С другой стороны, оно, хоть и написано как бы для всех, но настолько интимно, что зачитывать его вслух на публику не годится. Я не Либерман какой-нибудь, что, как и должно профессиональному политику, пользуется любой возможностью для дополнительного пиара. Дважды в жизни я получал такие письма - одно, много лет назад, от руководителя евангелистской общины Сиэтла, второе - вот сейчас - от потомственного дашнака. Париж стоит мессы, Иерусалим стоит таких писем.
Кстати, о Либермане. В день Независимости какой-либо страны ее граждане отмечают эту дату по-своему. В соответствии со своей ментальностью, вероятно. Северные корейцы полгода готовятся к торжественному маршу по столичной площади - в белых рубашках и черных штанах, выданных напрокат министерством снабжения, с несением плакатов, на которых начертаны лозунги бессвязного политического содержания. Французы, наверное, идут на Плац-Пигаль, а потом едут в Булонский лес. Так я себе это представляю. Представляю я так потому, что сам никогда в Париже не был, только Мопассана читал. Англичане, вероятно, сперва слушают колокола Вестминстерского аббатства, совершают вояж к Тауэру, на поклонение святым мощам, а потом отправляются спорить в Трафальгарский парк. В Лондоне я тоже не бывал, и сужу только по Твену, Гринвуду, Конан-Дойлю. И по Уайльду чуть-чуть. Американцы... я не знаю, что делают американцы. Судя по какой-нибудь "Железной пяте" - устраивают забастовки и марши протеста, судя по Сэлинджеру - вообще ничего не делают. Израильтяне в главный государственный праздник едут на шашлыки, на лоно природы. Выезжают в шесть утра, чтобы успеть занять место за аккуратными деревянными столами, установленными сотрудниками муниципалитетов и разбросанными по лесам. Из шести миллионов человек, населяющих эту страну, в этот день по крайней мере два миллиона садятся за эти столы. Почему я сказал "кстати, о Либермане"? Потому что Либерман позвонил и пригласил за такой стол в Рамотском лесу. Это в черте города, езды четверть часа. Лес посажен лет сорок пять назад активистами Национального фонда на лысых холмах, окружающих столицу. Лес - хвойный, я это люблю. Местами - если зажмуриться - он напоминает Карельский перешеек, только без озер. И без живности. Флора восстанавливается быстрее фауны. Здесь птицы не поют, как сказано в "Белорусском вокзале". Правда, по кустам, озадаченно озираясь по сторонам, ползают очкастые пустынне гадюки, и иногда, чуть позванивая брезгливо задранным кверху хвостом, пробежит скорпион. Однажды такой скорпион забежал ко мне на работу, в офис, и его ловили всем миром, но это не имеет отношения к сюжету. Кроме змей и пауков, в Рамотском лесу водятся еще маленькие, нежные, пугливые олени. Пугливые - так сказано в путеводителях. Однажды такой пугливый олень взбесился от запаха фаршированной рыбы и прыгнул передними копытами на тот столик, который мы тогда занимали. Он затоптал наш костер, и мы, помню, еще платили штраф проезжавшей полиции - за варварское обращение с уникальным представителем автохтонной фауны, как было сказано в обвинительном заключении.
Население этой страны очень любит покушать, и пользуется для удовлетворения греха чревоугодия любой возможностью. Из багажников автомашин, джипов, автобусов и трейлеров выгружаются килограммы маринованного мяса, центнеры фруктов, тонны пластиковых тарелок, стаканчиков и вилок. Либерман тоже любит покушать. Он любит еще и расположиться со всеми удобствами, поэтому его абреки занимают места еще тогда, когда монахини женского монастыря, расположенного в лесной лощине под Адассой, читают заутреню. Наверное, монахини тоже любят покушать, и нервно озираются, когда легкий ветерок на рассвете доносит до них запахи из соседнего леса, где расположились атеисты и слабособлюдающие. Я поблагодарил Либермана. Я сказал ему просто, как старому доброму другу: "Привет, Ивет!" И отказался от поездки, хотя меня соблазняли оленями, соснами, удобными деревянными столиками от Национального фонда, разбросанными по самым неожиданным местам этого чудного леса, переносными сортирами, бараньими шашлыками и литром ледяного "Абсолюта" на лоне природы. Я прекрасно помню, как лет семь назад таки поехал, соблазненный этим дармовым "Абсолютом", и помню, чем это кончилось. Меня однажды уже оштрафовали за неэкологичное поведение в отношении фауны, и не хочу, чтобы судили еще и за нарушение неприкосновенности народного избранника. Выпив "Абсоюта", я становлюсь малоконтролируем, малотолерантен, подозрителен, горд и агрессивен выше нормы; я вообще забываю, что сижу в гостях и хлещу напитки, мне не принадлежащие. Хорошо, что в тот раз рядом находились телохранители. Не мои. Они, как орел наш дон Рэба, несравненны и всегда начеку. Помню, когда меня оттащили, кто-то из активистов уважительно сказал: в следующий раз нужно этого пьяного гоя натравить на компанию Переса, они тоже сидят неподалеку, вот это будет полезное дело. Пожалейте его детей, невнятно сказал толстый депутат, выдираясь из кустов верблюжьей колючки и отряхивая штаны, - вот это экспрессия.
Так что на этот раз я проводил своих, втиснул в багажник автомашины полтонны мяса, шампуры, маринованный лук, жареные помидоры, арабские лепешки с тмином - и долго глядел вслед, маша рукой. На прощанье я сказал, что не поеду из-за мук потревоженной совести, памятуя прошлый раз. На самом деле никакого раскаяния я не испытывал - просто мне до анализа крови на следующей неделе нельзя пить. Ехать же в лес к оленям без водки - это не по мне. Вот причина, по которой я никогда не принял бы ислам, даже под угрозой смерти. Когда-то, лет двенадцать назад, я был в Каире, и пошел в тамошний ресторан. Я увидел людей, поедающих шашлыки и люля-кебабы, объедающихся, обжирающихся бараниной и знаменитой рыбой "Принцесса Нила", и при этом не берущих в рот спиртного. Им это не нужно. Официант, которого я подозвал с тем, чтобы попросить бутылочку запотелой, посмотрел на меня со смешанным чувством отвращения и ужаса. Вот страна, где не нужно проводить антиалкогольную компанию, безуспешно внедрявшуюся двадцать лет назад небезызвестным Лигачевым, сказал я ему. Он не знал, кто такой Лигачев, он стоял, теребя в руках полотенце и нервно потупясь, чтобы не оскверниться моим взором. Со вздохом я отпустил его и горестно уставился на желтевшие в дальнем мареве на другом берегу реки Великие пирамиды. Эхнатон не пил "Абсолюта", зато знал толк в пальмовом вине, со значением сказал я Либерману, и он поспешно согласился со мной. С некотрого времени они все обращаются со мной очень бережно, как с безнадежно больным.
Кстати, о Либермане. В день Независимости какой-либо страны ее граждане отмечают эту дату по-своему. В соответствии со своей ментальностью, вероятно. Северные корейцы полгода готовятся к торжественному маршу по столичной площади - в белых рубашках и черных штанах, выданных напрокат министерством снабжения, с несением плакатов, на которых начертаны лозунги бессвязного политического содержания. Французы, наверное, идут на Плац-Пигаль, а потом едут в Булонский лес. Так я себе это представляю. Представляю я так потому, что сам никогда в Париже не был, только Мопассана читал. Англичане, вероятно, сперва слушают колокола Вестминстерского аббатства, совершают вояж к Тауэру, на поклонение святым мощам, а потом отправляются спорить в Трафальгарский парк. В Лондоне я тоже не бывал, и сужу только по Твену, Гринвуду, Конан-Дойлю. И по Уайльду чуть-чуть. Американцы... я не знаю, что делают американцы. Судя по какой-нибудь "Железной пяте" - устраивают забастовки и марши протеста, судя по Сэлинджеру - вообще ничего не делают. Израильтяне в главный государственный праздник едут на шашлыки, на лоно природы. Выезжают в шесть утра, чтобы успеть занять место за аккуратными деревянными столами, установленными сотрудниками муниципалитетов и разбросанными по лесам. Из шести миллионов человек, населяющих эту страну, в этот день по крайней мере два миллиона садятся за эти столы. Почему я сказал "кстати, о Либермане"? Потому что Либерман позвонил и пригласил за такой стол в Рамотском лесу. Это в черте города, езды четверть часа. Лес посажен лет сорок пять назад активистами Национального фонда на лысых холмах, окружающих столицу. Лес - хвойный, я это люблю. Местами - если зажмуриться - он напоминает Карельский перешеек, только без озер. И без живности. Флора восстанавливается быстрее фауны. Здесь птицы не поют, как сказано в "Белорусском вокзале". Правда, по кустам, озадаченно озираясь по сторонам, ползают очкастые пустынне гадюки, и иногда, чуть позванивая брезгливо задранным кверху хвостом, пробежит скорпион. Однажды такой скорпион забежал ко мне на работу, в офис, и его ловили всем миром, но это не имеет отношения к сюжету. Кроме змей и пауков, в Рамотском лесу водятся еще маленькие, нежные, пугливые олени. Пугливые - так сказано в путеводителях. Однажды такой пугливый олень взбесился от запаха фаршированной рыбы и прыгнул передними копытами на тот столик, который мы тогда занимали. Он затоптал наш костер, и мы, помню, еще платили штраф проезжавшей полиции - за варварское обращение с уникальным представителем автохтонной фауны, как было сказано в обвинительном заключении.
Население этой страны очень любит покушать, и пользуется для удовлетворения греха чревоугодия любой возможностью. Из багажников автомашин, джипов, автобусов и трейлеров выгружаются килограммы маринованного мяса, центнеры фруктов, тонны пластиковых тарелок, стаканчиков и вилок. Либерман тоже любит покушать. Он любит еще и расположиться со всеми удобствами, поэтому его абреки занимают места еще тогда, когда монахини женского монастыря, расположенного в лесной лощине под Адассой, читают заутреню. Наверное, монахини тоже любят покушать, и нервно озираются, когда легкий ветерок на рассвете доносит до них запахи из соседнего леса, где расположились атеисты и слабособлюдающие. Я поблагодарил Либермана. Я сказал ему просто, как старому доброму другу: "Привет, Ивет!" И отказался от поездки, хотя меня соблазняли оленями, соснами, удобными деревянными столиками от Национального фонда, разбросанными по самым неожиданным местам этого чудного леса, переносными сортирами, бараньими шашлыками и литром ледяного "Абсолюта" на лоне природы. Я прекрасно помню, как лет семь назад таки поехал, соблазненный этим дармовым "Абсолютом", и помню, чем это кончилось. Меня однажды уже оштрафовали за неэкологичное поведение в отношении фауны, и не хочу, чтобы судили еще и за нарушение неприкосновенности народного избранника. Выпив "Абсоюта", я становлюсь малоконтролируем, малотолерантен, подозрителен, горд и агрессивен выше нормы; я вообще забываю, что сижу в гостях и хлещу напитки, мне не принадлежащие. Хорошо, что в тот раз рядом находились телохранители. Не мои. Они, как орел наш дон Рэба, несравненны и всегда начеку. Помню, когда меня оттащили, кто-то из активистов уважительно сказал: в следующий раз нужно этого пьяного гоя натравить на компанию Переса, они тоже сидят неподалеку, вот это будет полезное дело. Пожалейте его детей, невнятно сказал толстый депутат, выдираясь из кустов верблюжьей колючки и отряхивая штаны, - вот это экспрессия.
Так что на этот раз я проводил своих, втиснул в багажник автомашины полтонны мяса, шампуры, маринованный лук, жареные помидоры, арабские лепешки с тмином - и долго глядел вслед, маша рукой. На прощанье я сказал, что не поеду из-за мук потревоженной совести, памятуя прошлый раз. На самом деле никакого раскаяния я не испытывал - просто мне до анализа крови на следующей неделе нельзя пить. Ехать же в лес к оленям без водки - это не по мне. Вот причина, по которой я никогда не принял бы ислам, даже под угрозой смерти. Когда-то, лет двенадцать назад, я был в Каире, и пошел в тамошний ресторан. Я увидел людей, поедающих шашлыки и люля-кебабы, объедающихся, обжирающихся бараниной и знаменитой рыбой "Принцесса Нила", и при этом не берущих в рот спиртного. Им это не нужно. Официант, которого я подозвал с тем, чтобы попросить бутылочку запотелой, посмотрел на меня со смешанным чувством отвращения и ужаса. Вот страна, где не нужно проводить антиалкогольную компанию, безуспешно внедрявшуюся двадцать лет назад небезызвестным Лигачевым, сказал я ему. Он не знал, кто такой Лигачев, он стоял, теребя в руках полотенце и нервно потупясь, чтобы не оскверниться моим взором. Со вздохом я отпустил его и горестно уставился на желтевшие в дальнем мареве на другом берегу реки Великие пирамиды. Эхнатон не пил "Абсолюта", зато знал толк в пальмовом вине, со значением сказал я Либерману, и он поспешно согласился со мной. С некотрого времени они все обращаются со мной очень бережно, как с безнадежно больным.
-
-
08.05.2008 в 12:16поздравляю.
-
-
08.05.2008 в 13:59Трафальгарский парк - химера. Нету такого. Есть парк Сент-Джеймс.
-
-
08.05.2008 в 15:58-
-
08.05.2008 в 19:20-
-
08.05.2008 в 21:20eden, время провел неплохо: перечитывал роман Артура Кестлера "Воры в ночи". Как раз имеет отношение к сегодняшнему событию. Жалко, но, видимо, его нет в сети.
-
-
08.05.2008 в 21:52-
-
08.05.2008 в 22:10-
-
08.05.2008 в 22:26-
-
08.05.2008 в 22:50-
-
08.05.2008 в 22:5360 лет - это вам не шутки, юбилей все-таки, можно месяц ляхгог ве лисмоах.)