Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Вот... живу полтора десятка лет в стране, где обычно даже на Новый год в рытвинах и выбоинах галилейских холмов снега не больше, чем спирта в детской соске.
Теперь я понимаю, чем странно притягательна на Ближнем Востоке Ханукка для выходцев из Европы. Праздник молотоподобного, партизанского мужества Маккавеев и чуда с горшочком неоскверненного язычниками масла в Храме - истории двухтысячелетней давности - протекает здесь тихо и незаметно. Прогундосит некто в шляпе благословения на первую - вторую... - седьмую свечу, и тихо выкушает семейство свои законные сто грамм, с постной миной закусит картофельными оладьями. Во время оно, в Варшаве и Житомире, Ганновере и Труа, среди сосен и ковыля, среди небогоданных просторов, события эпохи Хашмонаев ощущались куда более зримо, да и отмечались - веселее. Недаром первые воспоминания Башевис-Зингера, само имя которого ещё лет двадцать назад гремело, а для нынешнего поколения всех степеней языковатости стало почти незримым, бесплотным, - первые детские его воспоминания оказались связаны именно с этим праздником.
Чёртова дюжина декабрьских дней позади. Ни снежинки, ни пороши, лишь утренний холодок, заставляющий плотнее запахнуться в шарф, застегнуться на все пуговицы при выходе из дома. Грубошерстный свитер по привычке, не по необходимости, и звезды на небе пропадают сходу, в разлет. Ковш Малой Медведицы перевернут в ракурсе непривычном. За восходом багрового солнца над хребтом Моава - алеющее, синее раскаленное небо при плюс десяти, как издевка над воспоминаниями. Лица встречных мешаются в памяти со строгими ликами Ушедших.
Двухдневное пьянство на службе с потомками выходцев из Европы - как будто дань стыдным воспоминаниям подростка. Дети Востока отказываются брать рюмку на ножке, смотрят искоса. Для них этот зимний Праздник - не более чем сиюминутное, хоть и возрождающееся год от года, напоминание события ушедшей истории, благословлять которое завещано Мудрецами.
Куррррдистан....
Пить в этот день они отказываются категорически.
Тоже год от года.
С Реувеном, сыном югославского партизана; с Рахелью, по слухам - внучкой литовского "лесного брата", изнасиловавшего её бабку из гетто - пьём на троих, сцепив руки, как в последней судороге.
Вспоминайте наш снежок
посреди чужого жара...
В пять двадцать утра неохота смотреть на лица едущих с тобой в центр города, на службу. Закрываешь глаза, откинувшись на спинку сиденья.
Колеса на брусчатке мостовой столицы, ведущей к Югу, выбивают тебе морзянкой: я - всё - понял. Понял - я - всё - кто - ты - к чему.
Если у кого-то из вас есть наводка в сети на фильм "Сказка странствий" - поделитесь, пожалуйста, ссылкой.
Пожалуйста.
Нет снега.
Теперь я понимаю, чем странно притягательна на Ближнем Востоке Ханукка для выходцев из Европы. Праздник молотоподобного, партизанского мужества Маккавеев и чуда с горшочком неоскверненного язычниками масла в Храме - истории двухтысячелетней давности - протекает здесь тихо и незаметно. Прогундосит некто в шляпе благословения на первую - вторую... - седьмую свечу, и тихо выкушает семейство свои законные сто грамм, с постной миной закусит картофельными оладьями. Во время оно, в Варшаве и Житомире, Ганновере и Труа, среди сосен и ковыля, среди небогоданных просторов, события эпохи Хашмонаев ощущались куда более зримо, да и отмечались - веселее. Недаром первые воспоминания Башевис-Зингера, само имя которого ещё лет двадцать назад гремело, а для нынешнего поколения всех степеней языковатости стало почти незримым, бесплотным, - первые детские его воспоминания оказались связаны именно с этим праздником.
Чёртова дюжина декабрьских дней позади. Ни снежинки, ни пороши, лишь утренний холодок, заставляющий плотнее запахнуться в шарф, застегнуться на все пуговицы при выходе из дома. Грубошерстный свитер по привычке, не по необходимости, и звезды на небе пропадают сходу, в разлет. Ковш Малой Медведицы перевернут в ракурсе непривычном. За восходом багрового солнца над хребтом Моава - алеющее, синее раскаленное небо при плюс десяти, как издевка над воспоминаниями. Лица встречных мешаются в памяти со строгими ликами Ушедших.
Двухдневное пьянство на службе с потомками выходцев из Европы - как будто дань стыдным воспоминаниям подростка. Дети Востока отказываются брать рюмку на ножке, смотрят искоса. Для них этот зимний Праздник - не более чем сиюминутное, хоть и возрождающееся год от года, напоминание события ушедшей истории, благословлять которое завещано Мудрецами.
Куррррдистан....
Пить в этот день они отказываются категорически.
Тоже год от года.
С Реувеном, сыном югославского партизана; с Рахелью, по слухам - внучкой литовского "лесного брата", изнасиловавшего её бабку из гетто - пьём на троих, сцепив руки, как в последней судороге.
Вспоминайте наш снежок
посреди чужого жара...
В пять двадцать утра неохота смотреть на лица едущих с тобой в центр города, на службу. Закрываешь глаза, откинувшись на спинку сиденья.
Колеса на брусчатке мостовой столицы, ведущей к Югу, выбивают тебе морзянкой: я - всё - понял. Понял - я - всё - кто - ты - к чему.
Если у кого-то из вас есть наводка в сети на фильм "Сказка странствий" - поделитесь, пожалуйста, ссылкой.
Пожалуйста.
Нет снега.
-
-
13.12.2004 в 18:50в цита.
нравится. очень.
-
-
14.12.2004 в 03:53Моей звезде не суждено.
-
-
14.12.2004 в 14:20-
-
14.12.2004 в 15:53По данным на полгода назад - неплохо ей было. Небо над буйной её головой слегка развиднелось.
-
-
14.12.2004 в 21:42