Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Все улетели в Чикаго до середины июля.
читать дальшеЯ живу с моей женой (второй, но это все и так знают) лет девятнадцать, и ни разу не оставался один больше, чем на два дня. Год за годом я живу, как фигура на шахматной доске, и все мои ходы расписаны, как в элементарной партии. Как в "е-два, е-четыре". Пришло маршрутное такси фирмы "Нешер", что значит - "орёл". Водителем был длинный тощий лысый марокканец с гигантскими бицепсами, одетый в майку, и я, увидев его, почему-то сказал: "ассаламалейкум, мамочка". Лечиться нужно, папочка, равнодушно ответил водитель и помог мне закинуть чемоданы в багажное отделение. Проводив Софу и Бусю, обцеловов их, напутствовав на дорогу какой-то чушью и усадив в такси, я вернулся домой. Дома было светло и очень тихо. Я походил по пустым комнатам, я потрогал Бусины игрушки, повертел их, потом положил на место. Я закурил. Впереди было три недели свободы.
Я понял, что чувство свободы утерял раз и навсегда. Что я - кто я такой? Я - тот раб, которому, по законам Пятикнижия, когда его отпускали на волю, а он не хотел, потому что полюбил хозяев, полагалось проколоть ухо ножом и прибить это ухо к косяку входной двери. В знак того, что он навсегда добровольно останется в этом доме. Преданный раб - как это отвратительно, фальшиво подумал я, и подумал о дочке, как она там в самолете, а сама не спала днем, и капризничает, и мучается, и мучает всех вокруг, а пути - сутки полета через Брюссель, и взвыл. Я понял, что был бы счастлив, если бы мне, как тому рабу, прибили ухо к косяку. Это было так мучительно осознавать, что я - раб, что срочно нужно было перебить это неконтролируемое чувство. Я пошел в спальню и стал выкидывать на кровать Софины вещи - свитера, майки и лифчики, и зарываться в них лицом, и опять чуть не завыл. Почти двадцать лет я не был без нее больше двух суток, и пошла она нахуй, эта свобода, хотя я и идейный анархист.
Я пошел на кухню, открыл бутылку заранее приготовленной водки, и, давясь, выпил стакан безо всякого удовольствия. Три недели никто не скажет мне - прекрати, сволочь; ребенок увидит, блядский алкоголик; я убью тебя, сука; и вот я понял - сейчас будет что-то страшное.
Я пошел к телефону, набрал номер Дяди Миши и, дождавшись изящного "халло-о-о-о-о-у-у-у..." черной Грейси, которая Фрося, которая Сарра, - грубо, не соблюдая правил вежливости и грамматики, рявкнул в трубку: "Гив ми Майкл, блядь!" - она все поняла и тут же поднесла Дяде Мише телефон, а он нежился в ванной, готовясь к встрече высоких гостей, и возмущенно сказал - я голый, тезка! - Неважно, ответил я. Я прошу, чтобы Вы встретили их и дали отдохнуть им по-человечески в кои-то веки, моя жена и даже тесть этого заслуживают; об одном только прошу - пусть отдохнут как следует. Я свожу их на Ниагару и в негритянское гетто, они будут в восторге, жизнерадостно ответил он, плеща водой с другого края земли. Я бросил трубку и вернулся на кухню.
Я взял гитару и пошел к соседу. У меня в соседях - Иуда Тель-Гам, генерал в отставке, бывший ответственный за тыловую службу нашей армии, у него пятьдесят лет были в подчинении трусы и сморкалки военных округов от Красного моря до Голанских высот, и на протяжении своей службы он держал в железных руках всех симпатичных ефрейторш и лейтенантш службы тыла, - а еще задолго до этого он приехал мальчиком из Белоруссии. Я ударил ногой в его дверь, распахнул ее и вошел с гитарой наперевес. Он сидел, смотрел новости по телевизору, и от отвращения увиденным бормотал что-то на смеси трех языков - старый, больной, седой человек. Заходи, милый, приветливо сказал он, ну что - уехали твои, а? Я вот в твои годы уж попользовался бы. - Дядя Тель, сказал я - Вы знаете, что такое Магадан? - Не дыши перегаром, - дружелюбно ответил он, отстраняясь, - конечно, знаю. Там убили моего дедушку, он знал Ленина, но это ему не помогло. А шо такое?.. - Понимаете, мне так хуево, дядя Гам, что хочется петь песни. - Ну, спой, раз тебе так хуево, тут же без запинки ответил он, мгновенно перейдя на русский язык.
И я ударил по аккордам и во весь голос, со слезами на глазах спел дурную песню какого-то колымского ВИА постперестроечных лет. Слова ее довольно пошлы, но мне казалось, что, если я спою ее, то с моими во время двойного перелета в Америку ничего не случится. Это было как клятва, которую я никому не давал, как обет, данный самому себе.
Я спел, колотя по струнам, песню "В самолете Ленинград - Магадан":
http://www.kolyma.ru/magadan/media/leningr_magadan.mp3
...Старик выслушал ее, внимательно приставив растопыренную ладонь к уху. Бедный мальчик, пробормотал он, ты навеки остался советским человеком. Спасибо, дядя Иуда, сказал я.
Я вернулся домой и лег спать. Спал я, вздыхая, и во сне со мной разговоривали древние духи. Раздался звонок, и я подпрыгнул. Папочка, мы прилетели, сказал заспанный голос дочки. Дядя Миша встречает нас почетным оркестром из черных мусульман, а Фрося целуется с мамой взасос, так велел мне передать тебе Черный Фюрер, чтобы ты не беспокоился. Я не беспокоюсь, донечка, заорал я, я страшно скучаю, доня, я умираю по тебе, я умираю за тобой... и за мамой.
- Хвала Аллаху, милостивому и милосердному, перебила она меня нетерпеливо.
- Что-о-о-о-о-о?! - немного подумав, заорал я.
- Ты же всегда пишешь так в своих рассказах, - кротко ответила она, так я думала, что тебе понравится... Папочка, мы скоро приедем, я люблю тебя.
![](http://www.bulletin.memo.ru/b27/photos/osel1.jpg)
читать дальшеЯ живу с моей женой (второй, но это все и так знают) лет девятнадцать, и ни разу не оставался один больше, чем на два дня. Год за годом я живу, как фигура на шахматной доске, и все мои ходы расписаны, как в элементарной партии. Как в "е-два, е-четыре". Пришло маршрутное такси фирмы "Нешер", что значит - "орёл". Водителем был длинный тощий лысый марокканец с гигантскими бицепсами, одетый в майку, и я, увидев его, почему-то сказал: "ассаламалейкум, мамочка". Лечиться нужно, папочка, равнодушно ответил водитель и помог мне закинуть чемоданы в багажное отделение. Проводив Софу и Бусю, обцеловов их, напутствовав на дорогу какой-то чушью и усадив в такси, я вернулся домой. Дома было светло и очень тихо. Я походил по пустым комнатам, я потрогал Бусины игрушки, повертел их, потом положил на место. Я закурил. Впереди было три недели свободы.
Я понял, что чувство свободы утерял раз и навсегда. Что я - кто я такой? Я - тот раб, которому, по законам Пятикнижия, когда его отпускали на волю, а он не хотел, потому что полюбил хозяев, полагалось проколоть ухо ножом и прибить это ухо к косяку входной двери. В знак того, что он навсегда добровольно останется в этом доме. Преданный раб - как это отвратительно, фальшиво подумал я, и подумал о дочке, как она там в самолете, а сама не спала днем, и капризничает, и мучается, и мучает всех вокруг, а пути - сутки полета через Брюссель, и взвыл. Я понял, что был бы счастлив, если бы мне, как тому рабу, прибили ухо к косяку. Это было так мучительно осознавать, что я - раб, что срочно нужно было перебить это неконтролируемое чувство. Я пошел в спальню и стал выкидывать на кровать Софины вещи - свитера, майки и лифчики, и зарываться в них лицом, и опять чуть не завыл. Почти двадцать лет я не был без нее больше двух суток, и пошла она нахуй, эта свобода, хотя я и идейный анархист.
Я пошел на кухню, открыл бутылку заранее приготовленной водки, и, давясь, выпил стакан безо всякого удовольствия. Три недели никто не скажет мне - прекрати, сволочь; ребенок увидит, блядский алкоголик; я убью тебя, сука; и вот я понял - сейчас будет что-то страшное.
Я пошел к телефону, набрал номер Дяди Миши и, дождавшись изящного "халло-о-о-о-о-у-у-у..." черной Грейси, которая Фрося, которая Сарра, - грубо, не соблюдая правил вежливости и грамматики, рявкнул в трубку: "Гив ми Майкл, блядь!" - она все поняла и тут же поднесла Дяде Мише телефон, а он нежился в ванной, готовясь к встрече высоких гостей, и возмущенно сказал - я голый, тезка! - Неважно, ответил я. Я прошу, чтобы Вы встретили их и дали отдохнуть им по-человечески в кои-то веки, моя жена и даже тесть этого заслуживают; об одном только прошу - пусть отдохнут как следует. Я свожу их на Ниагару и в негритянское гетто, они будут в восторге, жизнерадостно ответил он, плеща водой с другого края земли. Я бросил трубку и вернулся на кухню.
Я взял гитару и пошел к соседу. У меня в соседях - Иуда Тель-Гам, генерал в отставке, бывший ответственный за тыловую службу нашей армии, у него пятьдесят лет были в подчинении трусы и сморкалки военных округов от Красного моря до Голанских высот, и на протяжении своей службы он держал в железных руках всех симпатичных ефрейторш и лейтенантш службы тыла, - а еще задолго до этого он приехал мальчиком из Белоруссии. Я ударил ногой в его дверь, распахнул ее и вошел с гитарой наперевес. Он сидел, смотрел новости по телевизору, и от отвращения увиденным бормотал что-то на смеси трех языков - старый, больной, седой человек. Заходи, милый, приветливо сказал он, ну что - уехали твои, а? Я вот в твои годы уж попользовался бы. - Дядя Тель, сказал я - Вы знаете, что такое Магадан? - Не дыши перегаром, - дружелюбно ответил он, отстраняясь, - конечно, знаю. Там убили моего дедушку, он знал Ленина, но это ему не помогло. А шо такое?.. - Понимаете, мне так хуево, дядя Гам, что хочется петь песни. - Ну, спой, раз тебе так хуево, тут же без запинки ответил он, мгновенно перейдя на русский язык.
И я ударил по аккордам и во весь голос, со слезами на глазах спел дурную песню какого-то колымского ВИА постперестроечных лет. Слова ее довольно пошлы, но мне казалось, что, если я спою ее, то с моими во время двойного перелета в Америку ничего не случится. Это было как клятва, которую я никому не давал, как обет, данный самому себе.
Я спел, колотя по струнам, песню "В самолете Ленинград - Магадан":
http://www.kolyma.ru/magadan/media/leningr_magadan.mp3
...Старик выслушал ее, внимательно приставив растопыренную ладонь к уху. Бедный мальчик, пробормотал он, ты навеки остался советским человеком. Спасибо, дядя Иуда, сказал я.
Я вернулся домой и лег спать. Спал я, вздыхая, и во сне со мной разговоривали древние духи. Раздался звонок, и я подпрыгнул. Папочка, мы прилетели, сказал заспанный голос дочки. Дядя Миша встречает нас почетным оркестром из черных мусульман, а Фрося целуется с мамой взасос, так велел мне передать тебе Черный Фюрер, чтобы ты не беспокоился. Я не беспокоюсь, донечка, заорал я, я страшно скучаю, доня, я умираю по тебе, я умираю за тобой... и за мамой.
- Хвала Аллаху, милостивому и милосердному, перебила она меня нетерпеливо.
- Что-о-о-о-о-о?! - немного подумав, заорал я.
- Ты же всегда пишешь так в своих рассказах, - кротко ответила она, так я думала, что тебе понравится... Папочка, мы скоро приедем, я люблю тебя.
![](http://www.bulletin.memo.ru/b27/photos/osel1.jpg)
@темы: Психические заметки, буси, семья
Не отправиться ли тебе на поиски Агабека?
Написал чудесно. Я даже затосковала, хотя мне не по кому)
ГюльчатайГюльджан, и все восемь детей Ходжи Насреддина.-Если все звезды названы и обозначены тобою правильно, Гуссейн Гуслия, - сказал эмир, - тогда, действительно, толкование твое справедливо. Мы только никак не можем понять, почему в наш гороскоп попали две звезды Аш-Шаратан, означающие рога? (с)
Все понятно - тебе жарко и излишне просторно.
:-)
Миш...
правильно, что выговорился!..=)
с годами свобода -- это ...как ненужное что-то воспринимается..=)
Хотя, ты и тоскуешь весьма забавно..=)
Лехко Вас понимаю!
А скучать по любимым и волноваться за них жто же абсолютно нормально. А чего сам то не полетел?
Ну вот - я и... отдыхаю.
в общем я тоже... ну, Вы поняли ;)
p.s. ОКД - общий курс дрессировки, в СССР придумали вместо ИПО (IPO) два курса ОКД+ЗКС, мы сдали первую половинку