[Либертарный Дракон]

-Это прекрасный мир, к сожалению, пока еще населенный дикарями, но когда-нибудь и здесь расцветет цивилизация.

-Ваша цивилизация с ее зловонными городами, автоматами, с кока-колой и эрзац-шампанским, с трехсотэтажными небоскребами и абстрактной рекламой? С пролетариатом, отупевшим от телевизоров? С политическими клубами, спортивными клубами, собачьими клубами и тому подобным? С бесчисленными страховыми обществами, которые заботливо опекают вас от колыбели до могилы? Единственное, что они еще не умеют, эти ваши общества, так это производить детей!



До чего эта цивилизация доводит. Когда я был рядовым вневедомственным сотрудником Института экспериментальной истории и путешествовал во времени и пространстве, то совершенно спокойно обходился без сигарет. Какие сигареты в верхнем, а тем более в нижнем палеолите? Стоит, позабывшись, небрежно стряхнуть пепел от "Беломора" на холодеющий труп только что задранного тобой махайрода, как в Центре уже бибикает красная лампочка индикатора, и вот уже к вам несется команда Хороших Парней Без Чувства Юмора, соблюдающих Здоровый Образ Жизни, будь он неладен. Зуммер индикатора - и вас снимают с рейса. Тройной вызов - и вас уже нет в программе. По большому счету, они правы, я и сам это понимаю. Перечитайте рассказ Бредбери о мертвой бабочке в мезозое - "И грянул гром" - и вам самим все станет ясно. Другое дело, что я совершенно не в состоянии обойтись без курева, путешествуя по Крыше мира - у меня тогда едет собственная крыша. Поэтому писать творческие отчеты о проделанной работе я больше не могу; единственное, что мне осталось - ностальгически помещать туда и сюда иллюстративный материал о моих друзьях из райских кущ, живших еще до первого грехопадения, в те времена, когда мир был юным.

Я часто думаю - хорошо было бы срыть города, а самим жить в единении с природой. Правда, это все равно неосуществимо, так о чем и зачем тогда вообще говорить, только мозги людям парить.



Они были просты и незатейливы. Они могли сожрать вас с голодухи, охватившей племя, но никогда не предавали вас как личность. Во имя своего рода они могли совершить разбойное превентивное нападение на стаю таких же, как они, бедолаг, случившихся по соседству, но им и в голову не могло прийти обосновывать такой рейд высокими словами о демократических ценностях. Они не юлили. Они шли по жизни вперед, как мамонт, а когда дело касалось шкуры рода, поступали, как шерстистый насорог (вы знаете, как шерстистый носорог в таких случаях поступал?). Я видел, как один мой друг, неандерталец из Ля-Ферраси, после долгой погони настигнув похитителя юной девицы из племени, разбил череп и сожрал мозг похитителя, слегка поджарив его на огне костра. Это было жестоко, но моему другу не приходила в голову мысль помучить перед смертью схваченного врага - эта мысль, скорее, свойственная некоторым нашим с вами современникам.

Не отворачивайся, не отворачивайся, рычал он мне одними инфинитивами глаголов, отдуваясь и отплевываясь чужими зубами, - такова суровая правда жизни, а ты не лазь за чужими бабами, не твое это дело, а коль полез, так и будь готов ко всему - ты понял, Четырехглазый? Учить вас еще и учить! - и икнул, а полсотни волосатых, кривоногих, сгорбленных подростков, столпившись вокруг костра, почтительно внимали его речам: Ля-Ферраси в племени был заслуженным учителем. И при том при всем я собственными глазами видел, как однажды, когда в стойбище настал чудовищный предвесенний голод, и обессилевшим матерям нечем было кормить детей, он, заслуженный учитель, собственноручно вырезал кусок мяса из своей ноги (из икры, говоря точнее), насадил этот кровоточащий кусок на конец ветки и засел у лунки на обледенелой речке, погрузив ветку в воду, и выловил на этот кусок одну за другой пять здоровенных форелей, и накормил малышей, и спас племя. Вы думаете, он потом ходил петухом и на всех поплевывал? Вы всерьез полагаете, что, поправившись, он пытался слупить со старого Маюма, вождя становища, какие-то дивиденды и примерить на себя новое ожерелье из волчьих и медвежьих клыков? Черта лысого! Он полагал, что поступил так, как поступать должно. Он никогда не напоминал никому о том, что сделал, и никто не вспоминал этого, по крайней мере вслух, - но все подростки в стойбище старались походить на него. И это было ему наградой. И, когда прошло еще двадцать лет, и Ля-Ферраси совсем состарился (ему исполнилось сорок), и рутинный подвиг его забылся, его сожрали дети тех, кому он был учителем, потому что настали дикие холода Второго ледникового, и дичь ушла из тех мест, и охотники еле таскали ноги, а он был уже беззубым старцем, ни на что не годным, даже на поиск червей и личинок, - и тогда он сам подставил голову под топор, потому что настало его время, и нужно было спасать еще живых.

А я, знаете, мог бы спасти племя и не дать сожрать моего друга - перетащить сюда через машину времени, тайно, скрываясь, два-три ящика с мороженым мясом или хотя бы пару сотен пакетов с гамбургерами, но я не сделал этого. Как вы думаете, отчего? Оттого, что я помнил пример бабочки и тираннозавра у Бредбери? Нет, черта лысого - оттого что я был продуктом зловонной цивилизации своего времени и чтил Кодекс, и боялся, что если спасу, то больше мне не видать экспедиций, ибо см. начало - у Института руки длинные, и дисциплина превыше всего. А вот покойник не думал о дисциплине - если бы я стал подыхать у него на глазах, то, не сомневаюсь, он вырезал бы из другой своей икры шмат мяса и накормил бы меня им. Потому что он был Человек, пусть и неандерталец, а я - именно то, что вы обо мне думаете: Хомо, блин, Сапиенс-Сапиенс.



Вот он, мой покойный бедный друг - Неандерталец из Ля-Ферраси, будь благословенна память праведника:





А это - душевнейшая Тётушка Хлоя по бездушной кличке Самка-Плезиантроп; бездушность клички априори ясна уже ввиду врожденного высокомерия палеоантропологов вида сапиенс-сапиенс. Они ее, Хлою, и в глаза не видели, хотя видели в глазницы черепа; а я с ней, живой и теплой, провел полгода в саванне и на деревьях, потеряв временной переходник, когда я был в ужасе и тоске, и ночами даже выл как койот, - а она была добра и великодушна, и учила меня есть улиток и сороконожек, и однажды отбила меня от целого стада гигантских пещерных гиен, пришедших полакомиться по мою душу. А погибла она в схватке с бешеным медведем, и тоже, между прочим, защищая своих детенышей и меня заодно. И не смотрите на низкий лоб и высокие надбровные дуги - а смотрите на то, что за и под ними:





А это - Моничка из Брокен-Хилла, по кличке Брокен-Киллер, в двух видах, профиль и анфас. Это ему принадлежит знаменитая фраза, произнесенная им перед боем с ватагой кроманьонцев, пришедших на свободные земли его, Монички, племени. Он был настоящий мужчина, Моничка, хотя и не хомо сапиенс (с хомо сапиенсами он сражался, и враги его, воры, являли собой пример того, что антропологическая продвинутость и современные линии черепа - еще не признак прогресса).

Так вот, он сказал:

-У врагов не должно быть жен и детей; у врагов должны быть вдовы и сироты.

Я запомнил эту фразу, произнесенную на склоне мелового холма, через полчаса побуревшего от крови, на склоне холма, где тесно было от мертвых, - и принес ее, под впечатлением боя, в Институт; и какая-то сука сфиздила ее, Моничкину фразу, и рассказала кому-то еще, и какой-то писатель хомосапиенс, у которого руки чесались от зуда, вставил ее в свой паршивый роман, и вот все теперь цитируют, захлебываясь от восторга, и не знают подлинного автора. А автор лежит на склоне меловых холмов, глазницами в рассвет, пав здесь за свободу угодий своего племени, и зеленеющие восходы-закаты Брокен-Хилла поют над ним молитвой бедуина. Вот он, Моничка, анфас и в профиль:











Вот еще пара моих друзей, о каждом из которых можно было бы спеть романс или написать трилогию с прологом и эпилогом к каждой части...

Вот - Фима с Маркиной горы, что под Воронежем. Он был негр, и никто не знает, какими ветрами истории занесло его на Европейскую равнину, на зарю Третьего ледникового периода, под завывание пурги и рев голодных мамонтов, бродивших у кромки ледника. И сам он этого не знал тоже, и хотя все белые кроманьонцы дразнили его и травили, когда я встретил его, - он не обижался. Он был благородный человек; я очень любил его:





Вот - Коля-Синантроп. Он известен двумя вещами: во-первых, был первым антропоидом, которого я таки научил курить, а во-вторых, внешне он страшно походил на моего дедушку. Я искренне привязался к нему и даже горевал, когда он погиб в схватке с вожаком трибы гигантопитеков.





Вот - подруга дней моих суровых, Лада-Нежная по бездушной антропологической кличке "девушка из Мурзак-Коба". Это уже слишком личная история, поэтому рассказывать о ней я не буду, не дождетесь. Так только, посмотрите издали:





А вот, собственно, я сам - загримированный перед самой отправкой в верхний палеолит. Это была шестнадцатая моя экспедиция, в которой я, к слову сказать, потерял Ладу.

Потеря эта подействовала на мою психику и нервную систему столь удручающим образом, что в палеолит я больше ни ногой; с тех пор путешествую по ближним эпохам - от тихих неолитических стоянок Беломорья и Онеги - до долины Скамандра, которую до сих пор эхом дрожащей бас-гитарной струны трясут шаги троянской фаланги.

Вот он я перед последней отправкой:





Это всё, как вы сами понимаете, были реальные живые люди. Можете спросить палеоантропологов. Все до единого реальные! Кроме меня, разумеется.



----------------



А вот - стихотворение, которое я читал племени Быстроногого Джара перед вечерними кострами, в рамках ознакомления с поэзией будущих эпох, и племя быстро выучило русский язык, но свистело и кидалось в меня обгорелыми костями, потому что было глухо к аллегориям. И только оленеглазая Лоан неподвижно, скрестив свои прекрасные волосатые ноги, сидела у костра, и звезды мерцали над ее головой, и ветерок ласково перебирал ее пышные, кишевшие паразитами космы; но мне было плевать, потому что я любил ее:



Среди ночи выползу за овин

И солому стряхну с бороды, -

И тупо осклабится лунный блин

С небесной сковороды.



Под ногами, привыкшими к жесткости нар,

Шар земной повернётся вспять, -

Мне небес не откроет лунный швейцар

И пиджак не поможет снять.



Мне условную каторгу даст Страшный суд,

Я забуду свои чердаки.

Мою душу бреднями растрясут

Звездные рыбаки.



По дорогам уснувшей смешной страны,

Где собор, как ночной колпак,

Я уйду поискать иной тишины,

И с горы просвистит мне рак.



Маяки метеоров на лунном стекле

И полночное уханье сов

Проведут меня темным путём по земле

И откроют лазейки миров.



Там не будет ни стен, ни дверей, ни окон,

А поля, канавы, кусты, -

И меня никогда не отыщет закон

За пределами лунной черты.



-----------------

(А это - ссылки на посты, с которыми данная запись соотносится как иллюстративно-сопроводительный материал: )



http://diary.ru/~libdragon/?comment...postid=19958176

http://diary.ru/~libdragon/?comments&postid=5475057

http://diary.ru/~libdragon/?comment...postid=21076060

http://diary.ru/~libdragon/?comments&postid=3189704

http://diary.ru/~libdragon/?comment...postid=20069259

http://diary.ru/~libdragon/?comments&postid=8046185



Музыкальное сопровождение - "Моей звезде не суждено..." -

http://aquarium.lipetsk.ru/MESTA/mp...moei_zvezde.mp3

Comments

[З. ГорынычЪ]

СУПЕР! метод герасимова в массы

[Чайная ложечка]

Сиятельство, ссылки отчего-то ведут в одно и то же место, или это мой персональный хроноклазм?

[Либертарный Дракон]

Хильда, да, действительно... Странно.

Но вот теперь, благодаря тебе, все ссылки открываются нормально. Челом понеже.

[Чайная ложечка]

Нет, сиятельство, хоть режь - целый день вглядывалась, не похож. Этот, хоть и красавец, но озабоченный и усталый, а ты суровый и трепетный.

Чудный пост, весь Институт экспериментальной истории стоит на ушах и грызет локти.

Твое здоровье! =)