Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Есть у меня в Иерусалиме знакомый художник Валера. Довольно известный художник (а можно и так - известный всему Иерусалиму, но не потому, что художник). Дело не в этом. И не в том дело, что Валера паталогический бездельник, в своё время женившийся на японской гейше и, видимо, полагавший, что она, с божьей помощью, его прокормит. Гейша терпела Валеру полгода, потом выгнала, и он уехал из Иокагамы в Иерусалим, но даже и не в этом дело. Дело в том, что из всех моих знакомых только Валера может позвонить в три часа ночи и, не представляясь, сказать низким подпольным голосом:
- Передайте Мише, что в последнем номере "Секрета" есть репортаж про батьку Махно.
Или:
- Скажите Мише, что в позапрошлых "Окнах" появилась статья Юдсона про последний альманах с моими картинками, и его там упоминают тоже.
Или просто:
- Передайте Мише, как хороши, как свежи будут розы.
И повесить трубку.
Сегодня Валера позвонил перед рассветом. На этот раз трубку взял я. Когда мне звонят ночью, у меня происходит выброс адреналина. Я подскакиваю и начинаю думать о том, не началась ли война, не случился ли сердечный приступ у мамы и не скончался ли скоропостижно дядя Миша Чикагский. Валера, как всегда, не поздоровался и сразу взял быка за рога.
- Я сейчас скажу цитату, и ты скажешь двух её авторов.
- Иди нахуй, Валера! - сказал я, не открывая глаз, и наощупь положил трубку трясущимися руками. Он тут же позвонил снова.
- Раввины вышли на равнины и покрыли её как туча.
Взывать к рассудку, разуму и чести Валеры бессмысленно. Я понял, что не избавлюсь от этого кошмара, пока не отвечу.
- Слуцкий и Толстой, - злобно ответил я, прислушиваясь, как на втором этаже дома спросонья завозился и заперхал мой тесть.
- Какой Толстой?
- А-Эн.
- Молодец, - без тени удивления сказал Валера и повесил трубку.
- Передайте Мише, что в последнем номере "Секрета" есть репортаж про батьку Махно.
Или:
- Скажите Мише, что в позапрошлых "Окнах" появилась статья Юдсона про последний альманах с моими картинками, и его там упоминают тоже.
Или просто:
- Передайте Мише, как хороши, как свежи будут розы.
И повесить трубку.
Сегодня Валера позвонил перед рассветом. На этот раз трубку взял я. Когда мне звонят ночью, у меня происходит выброс адреналина. Я подскакиваю и начинаю думать о том, не началась ли война, не случился ли сердечный приступ у мамы и не скончался ли скоропостижно дядя Миша Чикагский. Валера, как всегда, не поздоровался и сразу взял быка за рога.
- Я сейчас скажу цитату, и ты скажешь двух её авторов.
- Иди нахуй, Валера! - сказал я, не открывая глаз, и наощупь положил трубку трясущимися руками. Он тут же позвонил снова.
- Раввины вышли на равнины и покрыли её как туча.
Взывать к рассудку, разуму и чести Валеры бессмысленно. Я понял, что не избавлюсь от этого кошмара, пока не отвечу.
- Слуцкий и Толстой, - злобно ответил я, прислушиваясь, как на втором этаже дома спросонья завозился и заперхал мой тесть.
- Какой Толстой?
- А-Эн.
- Молодец, - без тени удивления сказал Валера и повесил трубку.
Феноменально. Зачем?