Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
читать дальшеХорошо, что я пережил советскую власть,
А другие власти меня не интересуют,
И о чём толкуют на улице, отродясь
Я не имел понятия, и что там за ветер дует –
Восточный, западный… Куда приятнее созерцать
Сосны и облака, проплывающие над ними,
С точки зрения вечности, и никогда не знать,
Какой там строй на дворе и чьё превозносят имя.
Всё равно, кто правит – Цезарь, или Помпей,
Или республика… А если и требовать что у власти,
Так только это – не тронь моих чертежей,
И вообще отойди отсюда, солнца не засти.
* * *
Я не люблю стихов. Не надо
Стараться, что-то рифмовать,
И разговор ночного сада
Зачем в словах изображать?
Какая скука, в самом деле,
Глядеть на равномерный строй
Стихов, ну как не надоели
Слова сплошною чередой,
Аллитерации, катрены,
Метафорические сны…
Как не захочешь перемены,
Хотя бы – просто тишины!
Тебе, поэт, конечно, стоит
Побыть в молчании, в тиши.
Потом – в кафе садись за столик.
Подумай. Вспомни. Напиши.
* * *
Покойся с миром, тебе же так не хватало
Мира при жизни, и ты никак не могла
Всецело что-то принять, и времени было мало,
И с библейских холмов подкралась летейская мгла.
Ты знаешь теперь обо всём, как никогда при жизни
Нашей суетной, спешной, но верила ты не зря,
Что мы соберемся когда-нибудь там, в небесной отчизне,
В обители мира, которого нет и под крышею монастыря.
Ад и рай уже близко от нас, ошую и одесную,
И там, за холмом, - Бейт-Лехем, а может, его и нет.
Да я ведь и сам почти уже не существую,
Глядя, как за окнами гаснет потусторонний свет.
* * *
Посмотреть наверх, где сияет ярко,
Как последний довод, неоспорим,
Византийский купол Святого Марка,
Примиряя в небе Царьград и Рим.
Перейти пьяцетту, и дальше – прямо,
Разобраться в путанице мостов,
Где со всех сторон окружает драма
Веницейской жизни былых веков.
У воды, в кафе, за стаканом кьянти
Просидеть до вечера час-другой
И представить жизнь в ином варианте –
С италийским небом над головой.
* * *
Венеция медленно проплывает,
Как будто пустилась в дальний путь.
Наверно, в вечности так бывает:
Никто не знает, куда — и пусть.
Где вид дворцовый, а где картинка
Всего лишь в книге... Пройдут года,
Никто не помнит, с какого снимка
Проходит берег, рябит вода.
Полдневным светом слепит в лагуне
Глаза — но виден уже причал.
Венецианке — девице — лгунье
Когда-то встречу я обещал.
Так вот "застроенное пространство"!
Свиданье с ним, как сказал поэт.
Секрет сиянья венецианства —
Стоянье вод и теченье лет.
Наверно, к полудню будет жарко.
Толпа туристов. Никто не ждет
Меня в соборе святого Марка,
Куда неспешно течет народ.
Канал давно покрывает ряска.
Дворцы и площади клонит в сон.
А вся Венеция — только маска
На карнавале былых времен.
* * *
Неспешно солнце садится в море,
И тени тянутся в никуда,
И все-то спорят в нестройном хоре
Закат, и музыка, и вода.
За лесом – спрятанная эстрада,
Откуда звуков идет волна.
Не хочешь слушать ее? Не надо,
Она и так уже не слышна.
Но мы остались на том концерте,
Что нас кружил и сводил с ума,
И научил не бояться смерти,
Когда неслышно приходит тьма.
* * *
Когда настанет ночь, в которой нет покоя,
Лишь россыпи огней, далеких, как всегда,
За пламенем свечи – рождественская хвоя,
И звон колоколов, и первая звезда.
Негаснущей звезды сиянье одиноко,
Невольно за нее охватывает страх.
Что стоит в эту ночь предвиденье пророка
О времени благом, о вышних в небесах?
И город не узнать, и мир неузнаваем…
Задернуть бы окно, не думать ни о чем,
Не помнить ничего. А ночь уже за краем,
И свет издалека, и ангел за плечом.
* * *
Вот комната, и в полстены окно,
И дальние огни в оконной раме.
Который час? Не все ли мне равно,
Покуда ночь густеет над домами.
Вот книга. Мне ее не дочитать.
И то сказать, порой и жизни мало,
Что книге недочитанной под стать –
Рассказу без конца и без начала.
И текст ее, конечно, устарел,
Как все устаревает в мире этом,
Как день прошедший, что уже сгорел,
Иль повесть с неоконченным сюжетом.
Прошедший день – я ничего о нем
Не помню, он теряет очертанья,
Как призрачные тени за окном –
Последнее его напоминанье.
Гляди в окно – там темнота и ширь
Главенствуют, еще – огни до края.
И ветер воет, будто бы псалтырь
Читает, ничего не понимая.
* * *
Пламя свечки метнется отчаянно,
Если мимо нее ты пройдешь,
А за окнами – темень, окраина,
Не поймешь – то ли снег, то ли дождь.
И свеча в пустоте отражается
За окном, и метнется опять,
Будто так неумело старается
В безутешной ночи просиять.
Точно время глухое, ненастное,
Где не след заплутаться в ночи,
Освещает лишь это безгласное,
Безымянное пламя свечи.
* * *
Смолоду по городу шататься,
Улицы и строки рифмовать,
А потом – куда ещё податься –
Вечную проблему разрешать.
Вот чего душе недоставало –
Праздника нечаянного, тут,
В полутьме старинного подвала,
Где в разлив сухое продают.
Духом воспарить над черепичным
Городом, поближе к небесам, –
Как-то это сделалось привычным,
Но и не к добру, я знаю сам.
Пусть я не похож на арлекина,
Это ж не театр, а подвал,
Никогда мой город не покину –
Так я думал, но не угадал.
А теперь за кружкою глинтвейна,
Что б ни померещилось опять,
Не видать ни Даугавы, ни Рейна,
И Невы, конечно, не видать.
Марево, а не архитектура,
Миражи почище ар-нуво.
Вот сюда б французского Артюра,
Эти-то пейзажи – для него!
Допиваю. Выхожу. И всё же,
Вечерами дышится легко.
Видно, я с годами всё моложе,
Вот и до небес недалеко.
* * *
Историю растащат на слова,
На версии, остроты, повторенья
Прошедшего, а дальше — трын-трава,
Трава непониманья и забвенья.
Какой туман! Но если не понять
Чужих времен, тогда всего вернее
В каком-нибудь Париже повторять —
Ахматова, Паллада, Саломея.
Георгия Иванова строка,
Истории и времени примета,
Останется как веха на века
Господнего исчезнувшего лета.
* * *
Я давно потерял интерес к словам,
К разномастной речи земного круга.
Ничего не поделаешь, если нам
Никогда, никогда не понять друг друга.
Что же делать, спросишь, ведь я привык,
Не могу расстаться с хмельной отравой —
Это русский путаный наш язык,
Многоликий, лживый, живой, лукавый.
Вся-то жизнь ушла на игру в слова,
На игру в созвучия и названья...
Хорошо, что выжжена трын-трава
Где-то там в пустыне, у врат молчанья.
* * *
Надо же, как упряма трава городских окраин,
Всюду — на тротуарах, и дальше, на мостовой.
Выйди за дверь, увидишь — печь затопил хозяин,
И дым невесомой струйкой возносится над трубой.
Не это ли дым отечества, не этим ли надо средством
Лечиться от ностальгии, но я-то с ней не знаком.
Отечеством здесь не пахнет, а только травой и детством,
Да вот еще — горьковатым и тянущимся дымком.
Тут застоялось время, а нам его не хватает,
Но взять взаймы невозможно, чего уже больше нет.
И в дом не войти обратно, и дым незаметно тает,
И сладок не дым окраин, а их уходящий свет.
* * *
Холодок от нашей невстречи,
Примиряющий холодок,
И теченье спокойной речи,
Точно выученный урок.
Продолжается год от года,
И никто здесь не виноват,
И твоя, и моя свобода,
Тишина, немота, закат.
* * *
Обитатели мостовых и скверов,
Прохожие, гуляющие без цели,
Компании шахматистов, пенсионеров, -
Хорошо, что вы ещё уцелели.
Чокнутые поэты и прочие бедолаги,
Рыцари бормотания, рифмы и метра,
Как не позавидовать вашей отваге
Перед порывами ледяного ветра.
Облетающая листва бросается вам под ноги,
Вы одни лишь видите, что кончается осень.
Время летит навстречу, а что в итоге -
Возвращается всё, и даже чего не просим.
Без вас город был бы просто машиной,
Каруселью спешащих по делу клерков,
Кем-то там придуманной мешаниной
И непробиваемой каменной клеткой.
Благословен же столик в кафе, как плот среди моря,
Или скамейка в парке, где мы с тобою встречались...
Листья летят без спроса, и надо прощаться вскоре,
Время необратимо, но я бормочу, прощаясь:
Важно лишь то, что никому не приносит пользы,
Верю только тому, у чего даже нет названья,
Сбудется только то, что ещё не бывало вовсе,
Никогда, никогда не кончится наше свиданье.
* * *
Вслед за ушедшим летом,
Нет, ничего не ждём
Там, под осенним светом,
Холодом и дождём.
Наш календарь листая,
Видим намокший пляж,
Где улетает стая,
В небе чертя вираж.
Я не герой романа,
Я не герой, прости.
Думаю, утром рано
Будем уже в пути.
Редко доходят вести.
Глухо шумит прибой.
Здесь мы остались вместе
И навсегда с тобой.
* * *
Как по городу нам с тобой
Белой ночью бродить одним?
Ты, конечно, стала другой,
Да и я уже стал другим.
Остается от этих мест,
От давно прошедших времен
На Дворцовой площади — крест,
Что над ангелом вознесен.
Под мостами темна вода,
Непонятно, кто враг, кто друг,
А за нами идет беда,
И меняется все вокруг.
Говорят, не найти примет,
Да у нас свидетель — Нева,
Мы за нею пойдем вослед,
Потому что память жива.
А еще с тобой сохраним
Неизменно, в любой стране,
Тот небесный Ерусалим,
Что увидели в вышине.
* * *
Следом летящая тишина
Скоро бесшумно догонит, и
Не позабуду - уже двена...
надцатый час моей любви.
Помню, я шел за тобою по
Гулкой каменной мостовой.
Помню стук каблуков, и по...
Помню, что я навсегда с тобой.
Не расставался еще, я не
Знал, что такое любовь и страх.
Ночь распласталась по всей длине
Неба - в узких твоих горстях.
Это стихи про мое ничто
Счетом сроком под шестьдесят,
Прожитых даром. Еще про то,
Что ничего не вернуть назад.
Эти стихи - вереница чувств.
Наспех записанное - сбылось.
И ветер влажен, и город пуст,
Мы пробегаем его насквозь.
Как хорошо, что покуда не
надо идти никуда домой.
Тень распласталась по всей длине
Каменной гулкой мостовой.
И ветер влажен, и ночь нежна,
И тени падают как-то вкось,
Напоминая - еще не на...
Надолго нам расходиться врозь.
Мы и слова говорим не те,
И переулок хорош любой...
В гулкой каменной немоте
Не прозвучал нам еще отбой.
Так, перелистывая с конца
Улицы от городской черты,
Не позабыть твоего лица...
И тени ночи. И я. И ты.
* * *
А может быть, я все уже сказал.
Пора откланяться, и солнце – на закате.
Я загодя приеду на вокзал,
И что-то там припомнится некстати.
Пора на запад. Там еще пока
Не кончен день, да и зима короче,
На площадях валяют дурака
В предощущенье европейской ночи.
Пусть даже так. Но все же это Рим,
Его судьба ничем не отменима.
Он вечен, то есть – неискореним,
И в этом – младший брат Иерусалима.
В Империи все окна на закат
Обращены – в них солнце жаром пышет.
Никто не прав. Никто не виноват.
Я все сказал. Никто меня не слышит.
(Владимир Френкель, из книги "Витраж. Стихи последних лет". Иерусалим, "Филобиблон", 2013.)
А другие власти меня не интересуют,
И о чём толкуют на улице, отродясь
Я не имел понятия, и что там за ветер дует –
Восточный, западный… Куда приятнее созерцать
Сосны и облака, проплывающие над ними,
С точки зрения вечности, и никогда не знать,
Какой там строй на дворе и чьё превозносят имя.
Всё равно, кто правит – Цезарь, или Помпей,
Или республика… А если и требовать что у власти,
Так только это – не тронь моих чертежей,
И вообще отойди отсюда, солнца не засти.
* * *
Я не люблю стихов. Не надо
Стараться, что-то рифмовать,
И разговор ночного сада
Зачем в словах изображать?
Какая скука, в самом деле,
Глядеть на равномерный строй
Стихов, ну как не надоели
Слова сплошною чередой,
Аллитерации, катрены,
Метафорические сны…
Как не захочешь перемены,
Хотя бы – просто тишины!
Тебе, поэт, конечно, стоит
Побыть в молчании, в тиши.
Потом – в кафе садись за столик.
Подумай. Вспомни. Напиши.
* * *
Покойся с миром, тебе же так не хватало
Мира при жизни, и ты никак не могла
Всецело что-то принять, и времени было мало,
И с библейских холмов подкралась летейская мгла.
Ты знаешь теперь обо всём, как никогда при жизни
Нашей суетной, спешной, но верила ты не зря,
Что мы соберемся когда-нибудь там, в небесной отчизне,
В обители мира, которого нет и под крышею монастыря.
Ад и рай уже близко от нас, ошую и одесную,
И там, за холмом, - Бейт-Лехем, а может, его и нет.
Да я ведь и сам почти уже не существую,
Глядя, как за окнами гаснет потусторонний свет.
* * *
Посмотреть наверх, где сияет ярко,
Как последний довод, неоспорим,
Византийский купол Святого Марка,
Примиряя в небе Царьград и Рим.
Перейти пьяцетту, и дальше – прямо,
Разобраться в путанице мостов,
Где со всех сторон окружает драма
Веницейской жизни былых веков.
У воды, в кафе, за стаканом кьянти
Просидеть до вечера час-другой
И представить жизнь в ином варианте –
С италийским небом над головой.
* * *
Венеция медленно проплывает,
Как будто пустилась в дальний путь.
Наверно, в вечности так бывает:
Никто не знает, куда — и пусть.
Где вид дворцовый, а где картинка
Всего лишь в книге... Пройдут года,
Никто не помнит, с какого снимка
Проходит берег, рябит вода.
Полдневным светом слепит в лагуне
Глаза — но виден уже причал.
Венецианке — девице — лгунье
Когда-то встречу я обещал.
Так вот "застроенное пространство"!
Свиданье с ним, как сказал поэт.
Секрет сиянья венецианства —
Стоянье вод и теченье лет.
Наверно, к полудню будет жарко.
Толпа туристов. Никто не ждет
Меня в соборе святого Марка,
Куда неспешно течет народ.
Канал давно покрывает ряска.
Дворцы и площади клонит в сон.
А вся Венеция — только маска
На карнавале былых времен.
* * *
Неспешно солнце садится в море,
И тени тянутся в никуда,
И все-то спорят в нестройном хоре
Закат, и музыка, и вода.
За лесом – спрятанная эстрада,
Откуда звуков идет волна.
Не хочешь слушать ее? Не надо,
Она и так уже не слышна.
Но мы остались на том концерте,
Что нас кружил и сводил с ума,
И научил не бояться смерти,
Когда неслышно приходит тьма.
* * *
Когда настанет ночь, в которой нет покоя,
Лишь россыпи огней, далеких, как всегда,
За пламенем свечи – рождественская хвоя,
И звон колоколов, и первая звезда.
Негаснущей звезды сиянье одиноко,
Невольно за нее охватывает страх.
Что стоит в эту ночь предвиденье пророка
О времени благом, о вышних в небесах?
И город не узнать, и мир неузнаваем…
Задернуть бы окно, не думать ни о чем,
Не помнить ничего. А ночь уже за краем,
И свет издалека, и ангел за плечом.
* * *
Вот комната, и в полстены окно,
И дальние огни в оконной раме.
Который час? Не все ли мне равно,
Покуда ночь густеет над домами.
Вот книга. Мне ее не дочитать.
И то сказать, порой и жизни мало,
Что книге недочитанной под стать –
Рассказу без конца и без начала.
И текст ее, конечно, устарел,
Как все устаревает в мире этом,
Как день прошедший, что уже сгорел,
Иль повесть с неоконченным сюжетом.
Прошедший день – я ничего о нем
Не помню, он теряет очертанья,
Как призрачные тени за окном –
Последнее его напоминанье.
Гляди в окно – там темнота и ширь
Главенствуют, еще – огни до края.
И ветер воет, будто бы псалтырь
Читает, ничего не понимая.
* * *
Пламя свечки метнется отчаянно,
Если мимо нее ты пройдешь,
А за окнами – темень, окраина,
Не поймешь – то ли снег, то ли дождь.
И свеча в пустоте отражается
За окном, и метнется опять,
Будто так неумело старается
В безутешной ночи просиять.
Точно время глухое, ненастное,
Где не след заплутаться в ночи,
Освещает лишь это безгласное,
Безымянное пламя свечи.
* * *
Смолоду по городу шататься,
Улицы и строки рифмовать,
А потом – куда ещё податься –
Вечную проблему разрешать.
Вот чего душе недоставало –
Праздника нечаянного, тут,
В полутьме старинного подвала,
Где в разлив сухое продают.
Духом воспарить над черепичным
Городом, поближе к небесам, –
Как-то это сделалось привычным,
Но и не к добру, я знаю сам.
Пусть я не похож на арлекина,
Это ж не театр, а подвал,
Никогда мой город не покину –
Так я думал, но не угадал.
А теперь за кружкою глинтвейна,
Что б ни померещилось опять,
Не видать ни Даугавы, ни Рейна,
И Невы, конечно, не видать.
Марево, а не архитектура,
Миражи почище ар-нуво.
Вот сюда б французского Артюра,
Эти-то пейзажи – для него!
Допиваю. Выхожу. И всё же,
Вечерами дышится легко.
Видно, я с годами всё моложе,
Вот и до небес недалеко.
* * *
Историю растащат на слова,
На версии, остроты, повторенья
Прошедшего, а дальше — трын-трава,
Трава непониманья и забвенья.
Какой туман! Но если не понять
Чужих времен, тогда всего вернее
В каком-нибудь Париже повторять —
Ахматова, Паллада, Саломея.
Георгия Иванова строка,
Истории и времени примета,
Останется как веха на века
Господнего исчезнувшего лета.
* * *
Я давно потерял интерес к словам,
К разномастной речи земного круга.
Ничего не поделаешь, если нам
Никогда, никогда не понять друг друга.
Что же делать, спросишь, ведь я привык,
Не могу расстаться с хмельной отравой —
Это русский путаный наш язык,
Многоликий, лживый, живой, лукавый.
Вся-то жизнь ушла на игру в слова,
На игру в созвучия и названья...
Хорошо, что выжжена трын-трава
Где-то там в пустыне, у врат молчанья.
* * *
Надо же, как упряма трава городских окраин,
Всюду — на тротуарах, и дальше, на мостовой.
Выйди за дверь, увидишь — печь затопил хозяин,
И дым невесомой струйкой возносится над трубой.
Не это ли дым отечества, не этим ли надо средством
Лечиться от ностальгии, но я-то с ней не знаком.
Отечеством здесь не пахнет, а только травой и детством,
Да вот еще — горьковатым и тянущимся дымком.
Тут застоялось время, а нам его не хватает,
Но взять взаймы невозможно, чего уже больше нет.
И в дом не войти обратно, и дым незаметно тает,
И сладок не дым окраин, а их уходящий свет.
* * *
Холодок от нашей невстречи,
Примиряющий холодок,
И теченье спокойной речи,
Точно выученный урок.
Продолжается год от года,
И никто здесь не виноват,
И твоя, и моя свобода,
Тишина, немота, закат.
* * *
Обитатели мостовых и скверов,
Прохожие, гуляющие без цели,
Компании шахматистов, пенсионеров, -
Хорошо, что вы ещё уцелели.
Чокнутые поэты и прочие бедолаги,
Рыцари бормотания, рифмы и метра,
Как не позавидовать вашей отваге
Перед порывами ледяного ветра.
Облетающая листва бросается вам под ноги,
Вы одни лишь видите, что кончается осень.
Время летит навстречу, а что в итоге -
Возвращается всё, и даже чего не просим.
Без вас город был бы просто машиной,
Каруселью спешащих по делу клерков,
Кем-то там придуманной мешаниной
И непробиваемой каменной клеткой.
Благословен же столик в кафе, как плот среди моря,
Или скамейка в парке, где мы с тобою встречались...
Листья летят без спроса, и надо прощаться вскоре,
Время необратимо, но я бормочу, прощаясь:
Важно лишь то, что никому не приносит пользы,
Верю только тому, у чего даже нет названья,
Сбудется только то, что ещё не бывало вовсе,
Никогда, никогда не кончится наше свиданье.
* * *
Вслед за ушедшим летом,
Нет, ничего не ждём
Там, под осенним светом,
Холодом и дождём.
Наш календарь листая,
Видим намокший пляж,
Где улетает стая,
В небе чертя вираж.
Я не герой романа,
Я не герой, прости.
Думаю, утром рано
Будем уже в пути.
Редко доходят вести.
Глухо шумит прибой.
Здесь мы остались вместе
И навсегда с тобой.
* * *
Как по городу нам с тобой
Белой ночью бродить одним?
Ты, конечно, стала другой,
Да и я уже стал другим.
Остается от этих мест,
От давно прошедших времен
На Дворцовой площади — крест,
Что над ангелом вознесен.
Под мостами темна вода,
Непонятно, кто враг, кто друг,
А за нами идет беда,
И меняется все вокруг.
Говорят, не найти примет,
Да у нас свидетель — Нева,
Мы за нею пойдем вослед,
Потому что память жива.
А еще с тобой сохраним
Неизменно, в любой стране,
Тот небесный Ерусалим,
Что увидели в вышине.
* * *
Следом летящая тишина
Скоро бесшумно догонит, и
Не позабуду - уже двена...
надцатый час моей любви.
Помню, я шел за тобою по
Гулкой каменной мостовой.
Помню стук каблуков, и по...
Помню, что я навсегда с тобой.
Не расставался еще, я не
Знал, что такое любовь и страх.
Ночь распласталась по всей длине
Неба - в узких твоих горстях.
Это стихи про мое ничто
Счетом сроком под шестьдесят,
Прожитых даром. Еще про то,
Что ничего не вернуть назад.
Эти стихи - вереница чувств.
Наспех записанное - сбылось.
И ветер влажен, и город пуст,
Мы пробегаем его насквозь.
Как хорошо, что покуда не
надо идти никуда домой.
Тень распласталась по всей длине
Каменной гулкой мостовой.
И ветер влажен, и ночь нежна,
И тени падают как-то вкось,
Напоминая - еще не на...
Надолго нам расходиться врозь.
Мы и слова говорим не те,
И переулок хорош любой...
В гулкой каменной немоте
Не прозвучал нам еще отбой.
Так, перелистывая с конца
Улицы от городской черты,
Не позабыть твоего лица...
И тени ночи. И я. И ты.
* * *
А может быть, я все уже сказал.
Пора откланяться, и солнце – на закате.
Я загодя приеду на вокзал,
И что-то там припомнится некстати.
Пора на запад. Там еще пока
Не кончен день, да и зима короче,
На площадях валяют дурака
В предощущенье европейской ночи.
Пусть даже так. Но все же это Рим,
Его судьба ничем не отменима.
Он вечен, то есть – неискореним,
И в этом – младший брат Иерусалима.
В Империи все окна на закат
Обращены – в них солнце жаром пышет.
Никто не прав. Никто не виноват.
Я все сказал. Никто меня не слышит.
(Владимир Френкель, из книги "Витраж. Стихи последних лет". Иерусалим, "Филобиблон", 2013.)
@темы: Френкель, содружники