[Либертарный Дракон]

Израильские литературные журналы 70-х - 80-х годов существуют только в бумажной версии. Компьютеров тогда не было, на электронные носители текстов никто не переносил. Для того, чтобы отсканировать тысячи страниц из сотен переплетённых подшивок - романы, повести, рассказы, стихи, статьи - нужен труд энтузиаста-передвижника. Я культур-мультур-трегер, но ни сил, ни времени на такой подвиг у меня нет. Максимум, на что я способен - перепечатать от руки тот или иной отрывок.
Читая эти тексты, написанные больше тридцати лет назад, думаю о том, что ничего с тех пор в нашей стране не изменилось.

* * *
Спрашиваю в справочной автобусной компании в Хайфе - когда автобус в Иерусалим? Ответ: "Не знаю!" Спрашиваю, почему не знает, он же справочная, должен знать. За окошком начинают подпрыгивать и беситься: "Ну не знаю, не знаю, ты иврит понимаешь? - я тебе на иврите говорю: не знаю, не знаю".

* * *
В магазине электротоваров. Хочу купить телевизор. На полках 15-20 моделей, хозяин весьма любезен, предлагает выбирать. Я указываю на телевизор и спрашиваю про цену, хозяин листает какие-то бумаги, минут через десять называет цену. Тогда я спрашиваю, сколько стоит соседний телевизор. Хозяин раздражается: "Так ты хочешь купить этот телевизор или тот?" Чтобы сменить тему, спрашиваю, какой размер экрана у двух телевизоров и в какой стране они изготовлены. Хозяин изумляется: "А я откуда знаю? Я же их не изготовляю, только продаю".

* * *
Когда я вселился в новую квартиру в новом доме, то захотел узнать свой адрес. На доме никаких обозначений не было, на соседних домах тоже. Соседи адреса не знали. Я пошёл на почту, где мне сообщили трехзначный номер моего дома. Но этого мне было мало, захотелось узнать и название улицы или шхуны - квартала. На почте заспорили, улица названия не имела, а по поводу наименования квартала возникли разногласия. Одни говорили, что это шхунат Эшкол, другие – шхунат Сапир, третьи – шхунат Бен-Гурион. С тех пор прошло четыре года. Названия наша шхуна до сих пор не имеет, на домах по-прежнему нет никаких обозначений. Я пошёл с претензией в муниципалитет, и там служащие заспорили о названии квартала. Одни кричали, что это шхунат Эшкол, другие возражали и настаивали на том, что шхунат Эшкол находится в другом конце города, а я живу в шхунат Сапир, третьи утверждали, что это шхунат Бен-Гурион. На шум вышел мэр и, узнав предмет спора, спросил меня: «Вода у вас есть? Есть. Газ идёт? Идёт. Мусор вывозится вовремя? Да. Так чем же вы недовольны?» - «Ничем», - ответил я и вышел вон.

* * *
Ищу в Хайфе железнодорожный вокзал. Из десяти спрошенных старожилов никто не знает, а один не знал, что такое железная дорога, и сомневался, что таковая в Израиле существует. Наконец один старик вроде знает, но не говорит где, а спрашивает:
- А зачем тебе вокзал?
- В Иерусалим хочу поехать.
- А зачем тебе в Иерусалим?
- Простите, но какое ваше дело?
- Вот я, например, - начинает старик, не дослышав моего вопроса. – Я приехал в Израиль сорок лет назад. Сошёл в Хайфе с парохода и с тех пор только квартиру сменил.
- И ни разу не был в Иерусалиме, - тихо добавил старик.
- И в Тель-Авиве не был, - продолжал он громче. Голос его креп.
- И не хочу! Не надо мне этого! – кричал уже старик.
- Я простой человек. Я хочу спокойно жить. Зачем тебе в Иерусалим? Друзей навестить? А ты что, в Хайфе себе друзей найти не можешь? Зачем вы ездите? Зачем не хотите спокойно жить? У меня около дома лавочка, я всегда в ней продукты покупаю. Напротив синагога. Туда я хожу по субботам. И ещё свою работу я знаю. А больше я никуда не езжу. Не знаю, где вокзал, - орал старик. – Не знаю и знать не хочу! Не надо мне это, я простой человек, я хочу спокойно жить. Оставьте меня в покое с вашими вокзалами, я не знаю и знать не хочу…

(Амрам, из подборки «Виды Израиля», журнал «22 (Москва – Иерусалим)», N.9, октябрь 1979.)


…Писать в жару трудно. Ещё труднее писать в жару наутро после бессонной ночи. Бухарка всю ночь ругалась со своим мужем. Потом вышла на улицу и запела мерзким голосом, прихлопывая в бубен. Потом вышел сосед и мягко объяснил ей, что если она не перестанет хулиганить, то он вызовет полицию. Бухарка в ответ хохотала и, пристукивая бубном, пела молитву «Крият-шма» на манер Джамбула Джабаева. Затем я уснул, и мне приснилась Евгения Николаевна, инспекторша из ленинградского ОВИРа. Она плакала и умоляла меня понять, что если я хочу поехать в Среднюю Азию, то мне нужно пойти на вокзал и купить билет на общих основаниях, а не отнимать у неё дорогое время, предназначенное на борьбу с происками мирового еврейства. Я проснулся в слезах и в холодном поту.

Комната была полна восклицаниями, воплями, стенаниями и плачем. Им было тесно в моей маленькой спальне, и они, жужжа, метались от стены к стене, стучали в решетку жалюзи, бросались на меня с воем пикирующего бомбардировщика. Ещё раз прозвенел телефон и заткнулся, звякнув.

Старуха уже не пела. Кричал её муж, читавший утреннюю молитву. Как голодный петух, он вопил в небо, доносил на недостойную жену.

Когда старик закончил, закричал косноязычный Авремл из Кишинева, муж глухой Малки из Харькова. Они приехали в Израиль порознь, познакомились в ашкелонском центре абсорбции для пожилых, поженились и получили квартиру в Иерусалиме. До сих пор они плохо понимают друг друга, переспрашивают, перекрикиваются. Получается очень оживлённо.

И снова запела бухарка. Её муж читает вслух газету. Он выкрикивает статью из русскоязычной газеты на мотив молитвы «Алейну лешабеах», а ему вторит бубен: "Бам-бала-ба-бам-бала-ба…» А покойник Галич из дома напротив выпевает-выговаривает про семиструнную гитару.

А я пишу, потому что каждому – своё, и каждый должен делать своё дело как можно лучше, невзирая на жару, бубен, ОВИР и русскоязычную газету. А пот разъедает дотла страницы, осбенно те, на которых герои, сняв солнечные очки, надевают пенсне с ленточкой, сюртук английского сукна, широкий галстук и подстригают бородку клинышком.

Хотя Верин Израиль в мечтах был примерно таким же, каким Кавказ представлялся Надежде Федоровне («укромный уголок на берегу, уютный садик с тенью, птицами и ручьём, где можно будет садить цветы и овощи, разводить уток и кур, принимать соседей, лечить бедных мужиков и раздавать им книжки»), Вера была женщиной, умевшей схватить и удержать полагающийся ей кусок жизни. И она давно бы вышла замуж, если бы те мужчины, с которыми ей случалось бывать, были действительно мужчинами, с которыми хочется быть всегда.
«Кто может сказать, каким должен быть мужчина? – думал он. – Никто, и даже женщины не знают этого, пока не получают того, кого хотят. Надя Розенблюм обычно сверяется со своей картотекой образов русской литературы. А Вера однажды сказала мне: «Хочу моего мужика! И чтобы он был таким, какого я хочу!»

Жаркие дни, прекрасные томительные вечера, душные ночи, обильная еда и вся эта жизнь, когда женщина говорит себе, что молодость проходит даром, - сделали так, что она, перестав выбирать и присматриваться, не октазывала почти никому, кто хоть немножечко ей нравился. Саша, Давид, Шмулик, Илан, Ицхак, Павлик; с этими мужчинами я встречал её, и ни один из них не был её мужчиной. Она рвала с ними тотчас, и больше у неё с ними ничего не бывало. Душа её в этом не участвовала.

- Ночью спи! – сказала мне старая бухарка. – Подумай лучше, как умирать будешь! – сказала она назидательно. – Ёбаный в рот! – неожиданно добавила она.

(Яков Цигельман. Из повести «Убийство на бульваре Бен-Маймон или Письма из розовой папки». - «22», N14, сентябрь 1980.)

@темы: культуртрегерское

Comments

[taknebivaet]

Либертарный Дракон,

Читая эти тексты, написанные больше тридцати лет назад, думаю о том, что ничего с тех пор в нашей стране не изменилось.

Миша, ты пошутил?

Спасибо за тексты. Живо, интересно, с удовольствием читаются. И только твоя фраза смутила.

[Либертарный Дракон]

Психологически описания авторов совершенным образом, тютелька в тютельку, совпадают с моим восприятием окружающей действительности - не только двадцать с чем-то лет назад, когда я только сюда приехал, но и сейчас.

Ну, может быть, изменилось то, что теперь большинство всё-таки уже знает, где в Хайфе находится железнодорожный вокзал, и почти все, наверное, знают, что такое железная дорога.

[taknebivaet]

Либертарный Дракон, никогда не жила в подобном мире, а читая вспомнила Их бин невросо, Рубиной.
Немножко подобно дурдому с зашкаливающей эмоциональностью.
И как вы говорите: только шоб все были здоровы.

[Либертарный Дракон]

Немножко подобно дурдому с зашкаливающей эмоциональностью.

Совершенно верно. Поэтому все мы здесь, включая закоренелых в своих твердокаменных заблуждениях атеистов, считаем - то, что страна эта была создана и при таком раскладе до сих пор существует, является чудом Господним. И будет существовать, пока Ему не надоест прикрывать нас своим зонтиком. На это все и уповают; а с моей точки зрения, надоесть Ему это в конце концов может запросто, потому что народ совершенно ненормальный. Если бы история Израиля подчинялась логике, то государства этого давно бы уже не было на карте мира. То, что оно существует, противоречит всякой логике.

[taknebivaet]

Либертарный Дракон,

То, что оно существует, противоречит всякой логике.

Начиная с закона о натурализации (последнее мое изумление), когда ты, рожденный от мамы с папой евреев, но выбравший другую религию, не есть еврей.

Может, именно эта нелогичность и является гарантией Его защиты.

[Easy Tiger]

Какая прелесть, особенно это ты иврит понимаешь? Часто слышу, и всегда начинаю смеяться до коликов.