Девочка, с которой мальчикам не разрешали водиться

[Либертарный Дракон]

Очень часто, с самого детства, я по рассеянности, не имея в виду ничего плохого и не желая никого раздражать, путаю названия местностей, имена, клички, существительные, прилагательные, части речи, породы медведей. Если меня заколдобило - то всё: я могу читать одну и ту же строчку пять миллионов пятьсот тысяч восемьсот девяносто девять раз, и все равно буду свято уверен, что Газдрубала звали Разрубалом, а Ганнона - Гвидоном. Обожая историю, преподавая историю в школе, я всегда говорил именно так, чем вызывал гомерический хохот присутствующих - детей и методистов из Гороно. Прошу заметить, я неплохой специалист, свято чту традиции древней Трои, чью трагическую историю знаю почасово и пошагово, но Приама абсолютно невольно в устной речи именовал и именую Приапом. Я не могу вам объяснить, почему это происходит. Это происходит, и всё. Ментол переходит в анал. Всегда.
В третьем классе я прочел прекрасную книгу немецкой писательницы Ирмгард Койн "Девочка, с которой детям не разрешали водиться". Я люблю культуртрегерскую работу. Я пришел в класс, весь в потрясении от прочитанного, и сказал, что вот есть, оказывается, такая книжка, которую все дети должны прочесть. Да иди ты, Профессор, сказал унылый двоечник-футболист Петя, - учителя доябываются, теперь еще ты лезешь. Петя не любил читать и ругался матом. Я тогда совсем не знал мата, мама всегда говорила, чтобы я держался от таких плохих мальчишек подальше. Я вышел в коридор, мне нужно было с кем-нибудь интеллектуально поделиться. От молчания и варки в собственном соку меня распирало изнутри не хуже глубоководной рыбы Намадзу. В коридоре я подошел к худенькому мальчику, как и я остающемуся на продленном дне. Витя, сказал я, ты знаешь, какую книжку я прочел! Она... - Я тоже читал одну книжку, - перебил он меня, - "Васек Трубачев и его товарищи" называется, она внушила мне отвращение к внеклассному чтению навеки; иди, Миша, поиграй в песочнице.
И Цой ловко, но не очень обидно щелкнул меня по носу.
Плохие, гадкие, глупые мальчишки!
Наверное, слово "мальчишки" я унес с собой в подсознание, когда отправился к девочкам предлагать им прочесть повесть Ирмгард Койн. Девочкам было недосуг. Они играли в классики и сказали, чтобы я отошел и не мешал, ведь я известный медведь и могу нечаянно стереть им все квадратики, аккуратно начерченные мелом на асфальте. Какие глупые девчонки! Но мальчишки еще хуже. Слово "мальчишки" засело в тот день так глубоко, что я невольно воспроизвел его вслух. Вот как это было. Я встал посреди класса и закричал в отчаянии: кто хочет прочитать книжку, которая называется "Девочка, с которой мальчикам не разрешали водиться"?!
Ко мне устремился весь класс. Двоечники, хулиганы и футболисты встали в очередь за книгой. Головастая Люба Трофимова, пыхтя от усердия, составляла списки желающих. Из коридора прибежал Цой. Он привел с собой свой класс, параллельный класс "Б" в полном составе, включая третьегодника и переростка Малофеева, которого мы звали уважительно - Владимир Кириллович. Он был выше нас на голову и при неуважительном к нему обращении больно раздавал щелбаны всем, даже девочкам. Трое семиклассников подрались портфелями. Они поспорили из-за места в очереди на запись желающих читать книгу. Ириада Семеновна, учительница, ответственная за продленный день, спросила, что здесь происходит, и ей ответили, что здесь идет запись на книгу, которую рекомендует вот этот Профессор из третьего "А". Учительница была поражена. Она погладила меня по голове и сказала, что я очень прилежный мальчик. Как много делаю я, помогая своим товарищам воспитывать любовь к родной речи, воскликнула она патетически, воздевая бесцветные старческие глаза к портрету Ленина, висевшему в нашем классе, - как, впрочем, и во всех других. Я не стал говорить, что Ирмгард Койн не имеет прямого отношения к родной речи и вообще немка. Ириада Семеновна вздохнула, сморщилась в подобии улыбки и добавила, что сама с удовольствием прочтет эту книгу - как она, кстати, называется? - "Девочка, с которой мальчикам не разрешали водиться", - четко, как бравый солдат Швейк, отрапортовал я. Она выкатила на меня свои бледновасильковые глаза. Как?! - переспросила она. Я с готовностью повторил. Кажется, я перепутал еще немного и вместо "водиться" сказал "возиться". Ириада Семеновна схватила меня за ухо и выволокла в коридор. Опричники! Царские жандармы! Сигуранца проклятая! - мелькало в моей стриженой под бокс голове, но я молчал. Бабушка учила меня никогда не спорить со старшими. Меня приволокли в кабинет директора. Директор наш, Иван Силыч, бывший красный партизан, глухой старый пень, член КПСС с 1921 года, назвал меня дегенератом, распространителем порнографической литературы среди сверстников, и созвал педсовет. Педсовет вызвал в школу моих родителей. Обвинителем выступила классная руководительница Александра Алексеевна, и так недолюбливавшую меня за неуспехи в математике, которую она у нас преподавала. Роль общественного защитника формально поручили гардеробщице Васильевне, которая сказала в мою защиту только, что я аккуратный мальчик, всегда вовремя сдающий в раздевалку свое пальто. Дело разрасталось как снежный ком, как в тридцать седьмом году. На следующий день в школу явилась моя мама, бледная от бессонной накануне ночи. Она ничего не поняла из моих невнятных, виноватых объяснений, но догадалась принести с собой злощастную книжку - вещественное доказательство моей невиновности. Это презумпция! - сказал физрук Анатолий Михайлович, повертев в руках тоненькую повесть в твердом замусоленном переплете. Физрук не уважал меня за то, что я каждую четверть, на протяжении всех лет учебы, приносил ему справку от врача, освобождавшую меня от уроков физкультуры, - но тайно ненавидел директора и рад был любой подножке тому: сам он поисходил из семьи раскулаченных в тридцать первом году и на дух не переносил красных партизан. Дело было закрыто за недостатком улик. Правда, это не спасло меня от малоприятных разборок со сверстниками, ждавшими неприличной книжки и оказавшимися полностью разочарованными. Ну, ты и идиот, Профессор! - сказал третьегодник В.К. Малофеев, поднося к моему носу пудовый кулак. В кои-то веки он добровольно был готов почитать книжку - и вот на тебе. А Наташа Драгунова сказала, что она никогда больше не позволит мне носить за ней ее портфель. А Цой никогда больше не говорил со мной. Он поступил со мной, как Симон Симонэ с инспектором Глебски: до самой своей смерти так и не сказал мне ни одного слова. Ведь мы не раз встречались с ним – и до, и после окончания школы, и он так и не сказал мне ни одного слова. Ни одного слова. Ни одного.

@настроение: Кстати, о конкурсе

Comments

[Натела]

он так и не сказал мне ни одного слова. Ни одного слова. Ни одного

Да и хрен с ним! Не думаю, что тебе это помешало в жизни

[Либертарный Дракон]

Дорогая, да это же просто прицепленная нарочно концовка из "Отеля "У погибшего альпиниста"! Я резвлюсь.

Либертарный Дракон
Тебя пожалеть или поздравить?

[Либертарный Дракон]

Это уж тебе виднее. : ))

[stander-by]

Вот так ненавязчиво была прорекламирована писательница Ирмгард Койн. Пошла качать книжку )))

[umka379]

я читала эту книжкууууууууууууууууууу!!!!!!!!
/прыгает и всячски вертится...

и тоже вокруг никто ее не знал
а я до сих пор помню старую рыжую обложку и картинки с Жирафой...

[Либертарный Дракон]

Умка, точно! Именно эта обложка и именно это издание. Думаю, впрочем, что другого издания и не было.

[umka379]

... но справедливости ради хочу добавить, что Васька Трубачева я тоже читала запоем.

это ж самый настоящий шпиёнский роман!

[зеленый тигр]

Дай только до тебя добраться :=))))))))

[Либертарный Дракон]

Наташка, ишь ты, - сумела таки пробраться! Ты литературно грамотный человек и понимаешь, что писатель имеет право на толику художественного вымысла. : )))

[зеленый тигр]

а то! всё твоими молитвами ))
на толику, на толику...

[/Арго/]

Какой хороший пост!
*Что-то неладное второй день - стоит тебе упомянуть книгу - и я немедленно иду тратить аргентинскую бумагу, печатая чебе эту книжку, и сразу же принимаюсь за чтение..)