Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Вот почему я люблю ходить в гости к Майе? Потому что читать дальше, кроме официальных писательских посиделок, ее дом - единственное для меня место, где можно говорить о книжках три, четыре, пять, семь часов безостановочно. Однажды мы разговаривали двенадцать часов подряд. Разговоры не прерываются даже за столом, на который Майя ставит всякие кофе, орехи, шоколад, пирожные всевозможные и бутерброды. Готовить полноценные обеды она, как и многие другие творческие люди, терпеть не может, хоть и умеет. Она вообще всё умеет. Попробуй не научись всякому после Гулага, куда тебя отправили на четвертак и пять по рогам. Я, например, не сидел, а был только в армии - весьма относительный аналог - но гарантирую, что год, проведенный в рядах наших доблестных вооруженных сил, для нервной системы идет за пять лет; а уж год нормального лагеря на Тайшете, наверное, идет за все десять. Товарищ прапорщик из нашей батареи управления и артиллерийской разведки говорил обо мне, что "у профессора руки из жопы растут" - и я, признавая сей факт, тем не менее констатирую, что все же кое-чему в армии научился. Трудно совсем ничему не научиться, для этого нужно иметь совсем уже выдающиеся способности. А Майя вот вообще всё умеет. Она говорит:
- Дай Бог всё уметь, да не всё делать.
В Бога, к слову сказать, она не верит. Она является одной из очень немногих известных мне, настоящих, принципиальных атеистов. При этом она вовсе не борется с религией, как, скажем, боролся с ней в юности мой полоумный прадед из поколения комсомольцев-добровольцев. Майя даже ходит на курсы по изучению математической логики Талмуда. Она всё время куда-то ходит - на курсы, выступления писателей и историков, презентации, встречи с раввинами, но сейчас я не об этом хотел сказать. Ее лучшими подругами в женской зоне всегда были именно религиозницы - бандеровки-униатки и разнообразные сектантки-отказчицы. И она за все годы ни разу с ними не поспорила и избежала соблазна устроить частный антирелигиозный митинг. Наоборот даже. Ей было с ними интересно. Ей вообще всю жизнь интересно с людьми, она людей рассматривает, как в лупу, но совершенно ненавязчиво, человеческие образы и характеры где-то откладываются фотографически, и потом это проявляется при написании книг. Отличные выходят у нее книги, самые разные, и все написаны прекрасным языком. При этом она не входит ни в какие литературные организации и стесняется, когда ее саму называют писательницей. Она переводит с шести языков и не считает, что в этом есть что-то особенное. Она не любит писать автографы. С ней можно разговаривать обо всем. Запретных тем нет.
И еще она ничего и никого не боится. Чувство страха у нее отсутствует с самого детства, как таковое, и она считает, что это патология. Никогда на следствии, в тюрьме, в зоне она ничего не боялась. Из всех подследственных она одна кричала надзирателям, что они - сволочи. И, когда на суде ей предоставили последнее слово, она призывала к свержению строя.
- И никакого страха не было? Ясно же было, что может последовать...
- Не-а. Не было страха. Что угодно было - гнев, интерес к происходящему, но не страх. Я понимаю, что это ненормально.
Интерес - да. У нее громадный интерес к явлениям и людям. Ко всему на свете.
Она знает и помнит всех. Лично. И Солженицына, и Сахарова, и Галича, и у Евгении Гинзбург сидела на кухне, и та ругала ее за то, что опять прячет папиросы (тогда Майя еще курила), и Аксенов был для нее просто Васей.
- Миша, вы будете смеяться, но либерализму и толерантности я научилась в лагере. Я совершенно никому не собираюсь ничего доказывать (скажите "ха-ха"). Это только на следствии я старалась объяснить тюремным начальникам, что они сволочи. Вместе со всей их властью. Молодая была.
Она и сейчас молодая. Ей семьдесят восемь лет. Когда я разговариваю с ней, или кручусь вместе с ней по ее квартире, или выхожу вместе с ней на улицу выгулять ее пса Рыжика, я чувствую, что разговариваю со сверстницей. Это тот человек, которого невозможно было бы назвать бабушкой - даже при более удачном раскладе, даже если бы у нее действительно были внуки. Она бежит по улице вприпрыжку, увлекаемая рвущимся с поводка Рыжиком, и я с трудом поспеваю за ними. Она в домашних тренировочных штанах. Она размахивает руками. Она встречает гуляющего Губермана и кричит: "Эге-ге! Это же Губерман! Ого-го! Давно не виделись" - и просит передавать пламенные приветы Юлику.
Юлик - это Ким. Губерман обещает, а потом говорит - а чего это я должен ему передавать приветы, возьмите да и позвоните ему сами. Да некогда! - кричит Майя, стараясь удержать рвущегося Рыжика, и крутится вокруг Губермана, и тот послушно крутится вслед за ней, чтобы, как положено джентельмену, быть лицом к даме, и у него начинается головокружение, и он опускается на скамейку и показывает мне пальцем, что у него голова кругом пошла, и, пока Майя бегает за псом, он пугливо шепчет мне на ухо: "это пиздец!" - и глотает какие-то таблетки, которые ему прописали врачи, и которые он всегда забывает принимать. И Майя убегает домой, и я бегу следом за ней и отдуваюсь.
Мы прибегаем к ней домой, и спешим на кухню, и, если в холодильнике обнаруживается бутылка вина, мне ее достают, и я ее выпиваю. При Майе не нужно стесняться. Она достает бокал, ставит передо мной, усаживается на табуретку напротив и, подперев голову руками, смотрит, как я пью. Сама она не пьет. Не пьет и не курит. Не курит она уже лет двадцать пять. В лагере она приучилась курить махорку, когда ей было восемнадцать лет, и потом процесс отвыкания был несколько болезненным. И, поскольку он был болезненным, она посчитала, что именно поэтому нужно бросать. Чтобы не зависеть ни от чего и ни от кого. При этом гость имеет полное право в ее квартире курить и даже напиваться - хоть до поросячьего визга и изумления.
Мяса она не ест тоже, и тоже - принципиально. Ей жалко животных, но главное вовсе не в этом, а в том, что она навидалась в зоне, как доходяги ели дохлых лошадей, охотились на крыс и даже на кота гражданина начальника оперчасти. В конце концов кота поймали и съели. "Я посмотрела на все на это и решила, что не буду есть мяса. Ну, я же никому не указываю, что нужно и что не нужно. Я вот для себя только решила, что - не буду".
Еще, кажется, не было ни разу, когда бы я ушел от нее с пустыми руками. Она нагружает меня интеллектуальным багажом не только в виде бесед на какие угодно темы, но и в виде новых книжек. У нее громадная библиотека, у нее всегда есть всевозможные новинки со всех концов света, она просто не успевает читать, и ей хочется поделиться всем - и со всеми.
На этот раз она вручила мне "на почитать" последние выпуски литературного альманаха "Диалог", о существовании которого я и понятия не имел, хотя, оказывается, он выходит уже больше десяти лет.
читать дальшеМного, много интереснейших материалов. Одно из самых важных качеств этого альманаха - публикация переводов со всевозможных языков на русский. Хорошие литературные переводы с иврита - вообще редкость и роскошь, но переводчики - авторы альманаха - занимаются ими принципиально и усидчиво. Я рад, что здесь переводят те вещи Шалева, Мегеда, Канюка, Алеф-Бет Йегошуа, Аппельфельда, Моше Шамира, Амоса Оза и других, которые никогда ранее не публиковались на русском языке.
Я стал читать выпуски - и дома, и на работе, и в автобусе, и делал это добросовестно, как я и всегда это делаю, когда имею дело с литературой - и сегодня утром, выйдя из дома еще впотьмах, открыл альманах, добрел до остановки и, когда подошел автобус (я всегда выезжаю на работу на первом автобусе, чтобы было мало народу и я мог бы спокойно сидеть и читать), то стукнулся лбом об автоматически открывающиеся двери и набил себе шишку.
Вот одна из последних статей Оза:
almanah-dialog.ru/last/last_tom1/di1
Вот содержание последних выпусков со всеми текстами:
almanah-dialog.ru/last/last_tom1
almanah-dialog.ru/last/last_tom2
Как говорила одна моя знакомая ленинградская писательница, хлопая себя по лбу:
- Ёбаный в рот, забыл ключи!
В зависимости от контекста, это могло означать - "главное-то я и забыл" или "слона-то я и не приметил".
В данном случае я забыл, что дал кучу ссылок на этот альманах, а о Майе не дал ни одной ссылки. Но, во-первых, Майя и так известный писатель и переводчик и в ссылках не нуждается, а во-вторых, я и так о ней часто пишу - зачем еще какие-то ссылки?
Но - пусть уж будет: berkovich-zametki.com/Avtory/Ulanovskaja.htm
- Дай Бог всё уметь, да не всё делать.
В Бога, к слову сказать, она не верит. Она является одной из очень немногих известных мне, настоящих, принципиальных атеистов. При этом она вовсе не борется с религией, как, скажем, боролся с ней в юности мой полоумный прадед из поколения комсомольцев-добровольцев. Майя даже ходит на курсы по изучению математической логики Талмуда. Она всё время куда-то ходит - на курсы, выступления писателей и историков, презентации, встречи с раввинами, но сейчас я не об этом хотел сказать. Ее лучшими подругами в женской зоне всегда были именно религиозницы - бандеровки-униатки и разнообразные сектантки-отказчицы. И она за все годы ни разу с ними не поспорила и избежала соблазна устроить частный антирелигиозный митинг. Наоборот даже. Ей было с ними интересно. Ей вообще всю жизнь интересно с людьми, она людей рассматривает, как в лупу, но совершенно ненавязчиво, человеческие образы и характеры где-то откладываются фотографически, и потом это проявляется при написании книг. Отличные выходят у нее книги, самые разные, и все написаны прекрасным языком. При этом она не входит ни в какие литературные организации и стесняется, когда ее саму называют писательницей. Она переводит с шести языков и не считает, что в этом есть что-то особенное. Она не любит писать автографы. С ней можно разговаривать обо всем. Запретных тем нет.
И еще она ничего и никого не боится. Чувство страха у нее отсутствует с самого детства, как таковое, и она считает, что это патология. Никогда на следствии, в тюрьме, в зоне она ничего не боялась. Из всех подследственных она одна кричала надзирателям, что они - сволочи. И, когда на суде ей предоставили последнее слово, она призывала к свержению строя.
- И никакого страха не было? Ясно же было, что может последовать...
- Не-а. Не было страха. Что угодно было - гнев, интерес к происходящему, но не страх. Я понимаю, что это ненормально.
Интерес - да. У нее громадный интерес к явлениям и людям. Ко всему на свете.
Она знает и помнит всех. Лично. И Солженицына, и Сахарова, и Галича, и у Евгении Гинзбург сидела на кухне, и та ругала ее за то, что опять прячет папиросы (тогда Майя еще курила), и Аксенов был для нее просто Васей.
- Миша, вы будете смеяться, но либерализму и толерантности я научилась в лагере. Я совершенно никому не собираюсь ничего доказывать (скажите "ха-ха"). Это только на следствии я старалась объяснить тюремным начальникам, что они сволочи. Вместе со всей их властью. Молодая была.
Она и сейчас молодая. Ей семьдесят восемь лет. Когда я разговариваю с ней, или кручусь вместе с ней по ее квартире, или выхожу вместе с ней на улицу выгулять ее пса Рыжика, я чувствую, что разговариваю со сверстницей. Это тот человек, которого невозможно было бы назвать бабушкой - даже при более удачном раскладе, даже если бы у нее действительно были внуки. Она бежит по улице вприпрыжку, увлекаемая рвущимся с поводка Рыжиком, и я с трудом поспеваю за ними. Она в домашних тренировочных штанах. Она размахивает руками. Она встречает гуляющего Губермана и кричит: "Эге-ге! Это же Губерман! Ого-го! Давно не виделись" - и просит передавать пламенные приветы Юлику.
Юлик - это Ким. Губерман обещает, а потом говорит - а чего это я должен ему передавать приветы, возьмите да и позвоните ему сами. Да некогда! - кричит Майя, стараясь удержать рвущегося Рыжика, и крутится вокруг Губермана, и тот послушно крутится вслед за ней, чтобы, как положено джентельмену, быть лицом к даме, и у него начинается головокружение, и он опускается на скамейку и показывает мне пальцем, что у него голова кругом пошла, и, пока Майя бегает за псом, он пугливо шепчет мне на ухо: "это пиздец!" - и глотает какие-то таблетки, которые ему прописали врачи, и которые он всегда забывает принимать. И Майя убегает домой, и я бегу следом за ней и отдуваюсь.
Мы прибегаем к ней домой, и спешим на кухню, и, если в холодильнике обнаруживается бутылка вина, мне ее достают, и я ее выпиваю. При Майе не нужно стесняться. Она достает бокал, ставит передо мной, усаживается на табуретку напротив и, подперев голову руками, смотрит, как я пью. Сама она не пьет. Не пьет и не курит. Не курит она уже лет двадцать пять. В лагере она приучилась курить махорку, когда ей было восемнадцать лет, и потом процесс отвыкания был несколько болезненным. И, поскольку он был болезненным, она посчитала, что именно поэтому нужно бросать. Чтобы не зависеть ни от чего и ни от кого. При этом гость имеет полное право в ее квартире курить и даже напиваться - хоть до поросячьего визга и изумления.
Мяса она не ест тоже, и тоже - принципиально. Ей жалко животных, но главное вовсе не в этом, а в том, что она навидалась в зоне, как доходяги ели дохлых лошадей, охотились на крыс и даже на кота гражданина начальника оперчасти. В конце концов кота поймали и съели. "Я посмотрела на все на это и решила, что не буду есть мяса. Ну, я же никому не указываю, что нужно и что не нужно. Я вот для себя только решила, что - не буду".
Еще, кажется, не было ни разу, когда бы я ушел от нее с пустыми руками. Она нагружает меня интеллектуальным багажом не только в виде бесед на какие угодно темы, но и в виде новых книжек. У нее громадная библиотека, у нее всегда есть всевозможные новинки со всех концов света, она просто не успевает читать, и ей хочется поделиться всем - и со всеми.
На этот раз она вручила мне "на почитать" последние выпуски литературного альманаха "Диалог", о существовании которого я и понятия не имел, хотя, оказывается, он выходит уже больше десяти лет.
читать дальшеМного, много интереснейших материалов. Одно из самых важных качеств этого альманаха - публикация переводов со всевозможных языков на русский. Хорошие литературные переводы с иврита - вообще редкость и роскошь, но переводчики - авторы альманаха - занимаются ими принципиально и усидчиво. Я рад, что здесь переводят те вещи Шалева, Мегеда, Канюка, Алеф-Бет Йегошуа, Аппельфельда, Моше Шамира, Амоса Оза и других, которые никогда ранее не публиковались на русском языке.
Я стал читать выпуски - и дома, и на работе, и в автобусе, и делал это добросовестно, как я и всегда это делаю, когда имею дело с литературой - и сегодня утром, выйдя из дома еще впотьмах, открыл альманах, добрел до остановки и, когда подошел автобус (я всегда выезжаю на работу на первом автобусе, чтобы было мало народу и я мог бы спокойно сидеть и читать), то стукнулся лбом об автоматически открывающиеся двери и набил себе шишку.
Вот одна из последних статей Оза:
almanah-dialog.ru/last/last_tom1/di1
Вот содержание последних выпусков со всеми текстами:
almanah-dialog.ru/last/last_tom1
almanah-dialog.ru/last/last_tom2
Как говорила одна моя знакомая ленинградская писательница, хлопая себя по лбу:
- Ёбаный в рот, забыл ключи!
В зависимости от контекста, это могло означать - "главное-то я и забыл" или "слона-то я и не приметил".
В данном случае я забыл, что дал кучу ссылок на этот альманах, а о Майе не дал ни одной ссылки. Но, во-первых, Майя и так известный писатель и переводчик и в ссылках не нуждается, а во-вторых, я и так о ней часто пишу - зачем еще какие-то ссылки?
Но - пусть уж будет: berkovich-zametki.com/Avtory/Ulanovskaja.htm
@темы: Майя
-
-
12.08.2010 в 11:54-
-
12.08.2010 в 19:51-
-
26.08.2010 в 14:29-
-
27.08.2010 в 13:19Очень интересная автобиографическая книга - "История одной семьи" (часть вторая, "Рассказ дочери"). Ее ты можешь взять почитать у Тани (ЧЛ). Там и фотографии, и разнообразные приложения. Вещь уникальная.