К вопросу о полетах на Альфу Центавра

[libdragon]

Поскольку делать из события полноценного рассказа мне сегодня не хочется, а рассказать, тем не менее, я обещал, потому что меня просили, то расскажу не рассказ, а просто я опишу событие как оно было.

Был прекрасный вечер, хотя и без Городницкого. Замечу в скобках, что я люблю Городницкого не только за его песни и взгляды, но и за то, что он похож на моего папу. Марк Азов, всеми трепетно ожидаемый мэтр, тоже не приехал. Он старый, живет в Назарете, и ему тяжело таскаться на все литературные и окололитературные мероприятия, проходящие в других городах этой маленькой страны, обозначенной цифрой на глобусе.
Остальные авторы "Иерусалимского журнала", включая иностранных гостей, кажется, были в сборе все.
Блистал Миша Фельдман с гитарой.



Многим памятна его "Цифра на глобусе":
www.israbard.net/israbard/songget.php?song_id=5...

На этот раз "Цифру" он не исполнял, зато исполнил штук пятнадцать других песен. Почти все они прекрасны тоже.

Вечер вели два Игоря - Губерман и Бяльский, главный редактор журнала.

Бяльский дотошно повествовал о чудесных людях, дающих свои произведения в номер, а Губерман все время забывал, о каком номере идет речь - круглом, юбилейном, тридцатом, - или о предыдущем, презентацию которого он вел тоже. По этому поводу тезки ругались так эпистолярно, в свойственной каждому из них непередаваемой манере, что в зале стоял стон от смеха присутствующих.

(Фотоотчет о презентации предыдущего номера я выкладывал здесь:
www.diary.ru/~libdragon/p70029454.htm )

...Народу, как и обычно в таких случаях, в зале набилось столько, что сидячих мест не осталось. Публика стояла в дверях и в коридоре, и кто-то там уже выпивал, стараясь извлечь из своего опоздания хоть какую-то пользу. Я завистливо принюхивался.



...Читали рассказы (короткие), стихи (иногда длинные, но прекрасные, ей-богу, без извилин). В перерыве я спросил улыбчивого Мишу Фельдмана - в интернете эти вещи, что вы пели сегодня, найти можно? Он ответил: вроде да, а вроде не все, не помню, честно сказать. Илюша Беркович, прекрасный поэт, чьи стихи я приводил в моем дневнике неоднократно, подходил пять раз - желал, наконец, представить меня Игорю Бяльскому как главному редактору. Я убегал каждый раз на кухню. Мне было стыдно и неудобно, главный редактор - человек занятый, все его окружали, все с ним говорили, все от него чего-то требовали. Подойдя в шестой раз, Беркович крикнул невразумительное, схватил меня за локоть, велел Фельдману - держи его (Фельдман стукнул меня по заду гитарой) и подвел к Бяльскому, и сказал - это вот Миша, он прозаик. Один из прекрасных прозаиков, самых лучших в наше время, смею заметить, вот оно как; прозаик, не стой столбом, подари господину главному редактору свою книжку, быстро. Я подарил господину редактору книжку, и он попросил автограф, и сказал, что насчет публикаций в журнале просит прислать ему штуки 3-4 неопубликованных вещей.
ИЖ усилиями и энтузиазмом Игоря Бяльского выходит вот уже десять лет, на солидной полиграфической базе, печататься в нем считают за честь самые известные авторы из пишущих на русском языке, в том числе и живущие в самой России, - в связи с этим на литературной улице журнал считается элитарным. Я объясняю это для того, чтобы вы поняли, почему я убегал на кухню.
Беркович сказал потом: у нас такая ситуация в этом блистающем новом мире, что, чтобы теперь печатать настоящую литературу, нужно быть с кем-то знакомым, кто про тебя что-то скажет и кому-то представит; увы, так.
Я хмыкнул.
Так получилось, что в этот момент стоял с нами рядом Губерман и курил (собственно, мы все курили, потому что это был перекур), и сказал редактору, крутившему в руках мою книжку:
- А вот перечти Булгакова, и вспомни, как Коровьев сказал о Достоевском. Вот это, тезка, я и хочу сказать об этом юноше бледном со взором горящим. Ну, вспомни: "достаточно прочесть любые три-четыре его страницы, и будет ясно, что перед тобой - писатель". Вспомнил? Эй, ну какие тебе рекомендации еще нужны, тезка, ты что - дурак?
У меня не было горящего взора - наоборот, я его потупил и покраснел. Я был дико тронут. Игорь Бяльский сказал, что - нет, он полагает, что он не дурак, - дал мне свой имэйл и сказал, что, в таком случае и при таких рекомендациях, как Губерман и Булгаков, он, значит, ждет.
Потом я, взволнованный произошедшим, бегал и искал водку, и нашел, но не успел откупорить, как тут же выстроилась очередь, и все стали рвать у меня из рук бутылку, причем поэтессы отталкивали прозаиков. Там все были писатели, ни одного читателя, и там не перед кем было держать форс. Я всем наливал, и мне ничего не осталось. Я дико разозлился и сказал, что хочу домой, и тогда Ира Рувинская отдала мне свой стаканчик.

После того, как вечер закончился и мы все выпили - кто по сто, кто по двести пятьдесят - Губерман повез меня домой на своей машине. Не потому что я Достоевский, а просто мы живем в соседних домах. Всю дорогу мы говорили о феномене одновременного и одноуровневого владения чужими языками, и я вспомнил английский и польский Бродского, на которых он писал стихи, и за которые даже получал какие-то литературные премии; и Роя Хена, марокканца, владеющего русским - даже не русским, а старомосковским со всеми его прибабахами - без акцента; и жену киббуцного писателя Аарона Мегеда, урожденную израильтянку, которой помогал когда-то, и которая в ходе общения правила мой русский язык.
Потом мы переключились на мое позорное поведение - почему я убегал от главного редактора при таких хороших рекомендациях? Я сказал, что до позапрошлого года не представлял себя в ипостаси писателя, и мне до сих пор неудобно отрывать занятых людей от дела, да меня и так печатают в разных журналах, а выступать я ненавижу, я в школе, когда работал учителем истории, каждый день шел как на плаху, и... - Я все это уже слышал, - сказал Игорь, - но дело в том, что тут дело в гордыне. - Я не кокетничаю, - возразил я. - Дело не в кокетстве, а в гордыне, - повторил он. - Помнишь, у Багрицкого: "Моя иудейская гордость пела / как струна, натянутая до предела". Вот это о тебе. У нас свободная страна, и я не могу навязывать свое мнение, но если человек всячески увиливает от контакта с литературными агентами и редакторами, то это говорит не в его пользу. Будь любезен, пошли ему несколько рассказов. Из неопубликованного, само собой. А если этого не сделаешь, то ты будешь знаешь кто? Тогда ты будешь просто мудак и гордец.
Я смирился.

...Много чего было на вечере смешного и интересного, но я так мало выпил, что все забыл.

Зато ничего не забыл Миша Польский, прекрасный фотограф и мрачный ортодокс, высоколобый интеллектуал и скептичный ценитель хорошей литературы. Все то, что упустил я, вывесил в сети он:
jerusalem-temple-today.com/katav/09/08-27-JJ/30...

Большую часть текстов, вошедших в 30-й номер журнала, особо интересующиеся литературой русского зарубежья могут прочесть здесь:
magazines.russ.ru/ier/2009/30/

...Когда-то  МТММ, прочтя мое описание одного из литературных вечеров, вздохнул и сказал:
- Эх, Миша, счастливый ты человек...
Да. Я - счастливый человек. В подтверждение этого приведу песню, которую, расчувствовавшись от ста грамм и вспомнив кое-кого на @дневниках, я попросил исполнить Мишу Фельдмана перед самым окончанием вечера. Он с готовностью кивнул, и сказал залу, что эта песня посвящается прозаиком М. кое-кому на неведомых ему, автору, дневниках, и все стали оглядываться в поисках прозаика М. и неведомых никому дневников, и тогда он подмигнул мне и запел:

www.israbard.net/israbard/songget.php?song_id=6...