[libdragon]

 Buran озадачила меня темой "юмор". Виноват - сам напросился. Правда, я почему-то предполагал, что мне достанется другая тема. Например, "женщины" или "еноты". Благородный дон, большого ума мужчина, глубоко задумался.
Как можно писать о том, о чем знаешь, что это такое, лишь косвенно, применительно к высказываниям и писаниям других? Говорят, есть люди (то есть я сам такой), которые наделены так называемым внутренним слухом. Музыкальным, я имею в виду. Могут на слух отличить одну мелодию от другой, и даже сразу сказать, кто автор, и ничего не перепутают, даже в нюансах; а вот попробуют напеть - тю-ю-ю... Бывает, я пишу - самому не смешно, а люди покатываются. Это хорошо. Бывает такое: и самому смешно, и люди валяются. Это нормально. Гораздо хуже, когда наоборот - пишешь и сам хохочешь, как кукабарра, потом даешь почитать, а в ответ - гробовое молчание. Есть у Бидструпа серия картинок на эту тему. Очень смешно. Интересно, было ли смешно самому Бидструпу, когда он создавал эту серию. Самый тяжкий труд, семь потов, три смены белья зараз - это юморить на заказ. Не все ведь Жванецкие, у Михал Михалыча такое получается автоматически, его изнутри распирает, на то и гений; а в основном окружающие нас юмористы - это Жоржи Бенгальские, и то в лучшем случае. В детстве я читал такие сборники, выпущенные издательством "Советский писатель", они назывались "Афоризмы", или "Сокровища юмора", или просто "Юмор", я не помню. Это было что-то чудовищное. Меня, при желании, можно насмешить, показав мне палец. Мама всегда говорила про смех без причины, который у меня признак сами знаете чего, - но, вчитываясь в эти юморизмы, я сохранял каменное выражение лица. Я очень хотел бы засмеяться, но не мог. Просто физически не мог, хотя знал, что пять минут смеха заменяют стакан сметаны, так сказано в "Незнайке на луне", я очень люблю эту вещь, в школе я изучал по ней политэкономию капитализма. Лучше бы эти сборники издавали в серии "Литературные памятники", потому что все дубовые высказывания, напечатанные в них, принадлежали действительно известным и даже выдающимся в истории литературы и философии людям. Если бы не эти сборники, я испытывал бы комплекс неполноценности, - никогда бы не поверил, что Кант, Сенека или один из ранних Толстых могли изречь, а потом еще и зафиксировать на бумаге пошлость, или что Эразм Роттердамский способен был произнести и, главное, записать ту глупость, что черным по белому выглядывала с каждой страницы этих книжек в мягких переплетах. Иногда даже в твердых переплетах. Поэтому, когда моя жена применительно ко мне цитирует бабушку Губермана - "Мишенька, все твои слова - лишние" (в оригинале было - Гаринька), я утешаюсь воспоминаниями об этих дивных сборниках афоризмов.
Лучше бы мне поручили написать о зависти. О, тут я бы развернулся! Я умею завидовать. Губерману, у которого слово изреченное есть смех, и который способен из огурца сделать конфетку; Достоевскому, который, в отличие от меня, умел сочинять длинные романы, в которых, правда, смеха вообще не было; Тане, которая сперва мгновенно отреагирует на неуклюжий выпад улыбкой за изящным веером, так что вокруг все лягут пластом, и, хотя потом будет плакать, никто из окружающих слез не заметит; Лёле, которая убийственным юмором - на уровне безусловного рефлекса - наделена от природы и с недоумением констатирует отстутствие этого врожденного качества у других. Я многим завидую во многом. Меня не очень утешает, что кто-то завидует и мне.
Только вчера я закончил в седьмой раз перечитывать "Землю Санникова"; я не буду касаться художественных достоинств этой книги, потому что там их нет, - только я заметил еще и то, что академик Обручев при всей энциклопедичности своих знаний и размахе воображения абсолютно лишен чувства юмора.
Но меня не утешает и это.
Так что лучше бы я написал о енотах, папуасах или пресноводном плезиозавре из Конго.
Боже, помоги мне тонко пошутить...