читать дальшеТемпература воздуха у нас, наконец-то, слегка упала - ночью бывает аж плюс десять. Днем можно дышать - над холмами ветер ходит хмуро, верхушки сосен раскачиваются, к вечеру даже обещают дождь. Эта часть передней Азии находится в периоде высыхания уже несколько тысяч лет, так что теперь и легкий дождик - событие национального масштаба. В начале четвертичного периода здесь водились гиппопотамы, а недалекую Сахару покрывали заливные луга. Грустно, девицы (с). Если не фокусировать взгляд, то усилием воли можно вообразить, что эти раскачивающиеся сосны в саду - на самом деле где-то на Валааме. Правда, сосны эти - гималайские, завезенные сюда еще семенами и выращенные искусственно, но чего не вообразит себе измученный нарзаном. Забавно (думаю я) - гималайская сосна, отродясь не видевшая Джомолунгмы, тибетских снегов и яков, а видевшая только раскаленную пелену гор Моава на горизонте и верблюдов. В чем-то у дерева прослеживается аналогия с двуногими прямоходящими.
На Валаам мы с женой выбирались в восьмидесятых на пароходах из Питера. Остров, возникавший на рассвете из ладожских волн, был как трехслойный пирог. Пропитанное пряным ромом тесто древних карельских капищ оседало в почву под тяжестью белого шоколада монастырских стен, сверху припорошенных пылью несладких марципанов недолгого советского периода. Все было обшарпанным, кроме леса. На острове царило запустение - какое-то тысячелетнее, древнее, всепоглощающее. Остров, с которого ушла сказка, сказала Ирка вечером в каюте. Я накачивался портвейном и угрюмо смотрел в иллюминатор.
Потом все изменилось, я знаю, только это было уже без меня.
Сейчас очень обрадовался, найдя эту фотографию, сделанную на острове.