Четверо суток в Питере. Впереди ещё две с половиной недели. Времени ни на что нет. Встречи с родными, дневниковцами и наперсниками детских игр цунами принимаются на грудь почти ежечасно. Разрываюсь между дочкой и теми, кто приходит на встречи. Подзабытые виды и запахи старого города сводят с ума совершенно. Бесцельно брожу по районам Центра, как помешанный. Качаюсь и спотыкаюсь, как пьяный. Рот приоткрыт, забываю глотать, слюна копится во рту, я не замечаю, потом начинаю судорожно кашлять. Петроградская - Невский проспект - Лиговка. Северное небо. Обрывки памяти. Вспоминаю невпопад. Трясу головой - возвращаюсь к сегодняшнему - звоню домой. Дочка не хочет оставаться с дедушкой и бабушкой. Рыдает: "Папа, возьми меня с собой!" Отменяю половину встреч. Несусь к Парку Победы - бегом - врываюсь в дом. Кормлю обедом, укладываю спать, включаю компьютер, пытаюсь сосредоточиться, гляжу на дневники, ничего не понимаю, Буся встаёт неслышно - "папа, возьми меня с собой на встречу!" - тянет за штаны. Выключаю компьютер, сажусь, читаю ей вслух сказку. Засыпает. Неслышно одеваюсь, крадучись выхожу из дома. Видел тех, ту и того. Конопатая Сколопендра приехала сама. Единственное создание из всех реально встреченных до сих пор дневниковцев, с которым Буся нашла общий язык сейчас, здесь и немедленно. Вместе, пересмеиваясь и тыча друг друга в бок, пьют чай и едят конфеты на кухне моих родителей. Гуляю с ними в парке. КС - совершенно такая, как представлял себе, только ещё более демократичная и совсем маленькая. Ростом. Сидит, слегка откинувшись, на том самом месте на кухне. Подал ей зелёный чай из той самой чашки. Говорим обо всём на свете.
Надписал кое-как книжку для Демона и Эллаирэ. Камешек с Голгофы и несколько ракушек - в один пакет.
Вечером у метро Площадь Мужества наткнулся на маленькую автомашину светлокоричневого цвета, с буквой "У" на стекле заднего обзора. Я не обратил бы внимания, но в неё вскочила дама, удивительно похожая на Осеннюю Вишню. Я остановился и замычал что-то, протягивая руку. Дама не обратила внимания, села в автомобиль и укатила. Я не сумел остановить - я же не знаю, как Вишню зовут. "Девушка, Вы - не Вишня? На дневниках не пишете?" - что за дикий вопрос для постороннего человека.
Ровно полторы минуты видел Длиннопоцелуйную Киссу. В пятницу приедут Викторовичи.
Я не могу писать. Я разучился писать. Я не знаю, как описывать то состояние, которое влилось в меня в полдень субботы и захлестнуло, не спадая до сих пор, накрыв десятибалльным цунами в оглушительной тишине вокзала, когда вмиг смолкли звуки. Все. Было бы пошло и в высшей степени глупо писать, что протрубили трубы архангелов, но они протрубили. Изящной записи нет и не будет. "О таком молчат да вздыхают", да.
Да нет, дело не в том, что поглупел от радости. Может быть, и это, но мастерство и интеллект не при чём вообще. Как у Него - "...нас заела речей маята - но под всеми словесными перлами -проступает пятном немота". То, что чувствую - не облекаемо в изящные словоформы. Нет слов - и всё. Невозможно описывать. И незачем. Это, конечно, не "творческий отчёт", который с меня требуют. Не может быть такого отчёта - сейчас, по крайней мере. Просто - не пишется. Чувствуется и переливается, но слова-то здесь при чём?
Я совершенно, до неприличия, счастлив.
А через два дня увижу Ворону.