...В графе "пол" положено отмечать галочкой буквы "з." и "н.", т.е. "самец" или "самка".
(Из пособия об устройстве на работу для новых репатриантов)
Раз в году всем сотрудникам положено проверить их личные данные, занесенные на сайт Управления, предназначенный для внутреннего пользования. Может, в течение года что-нибудь изменилось? Кто-то у кого-то родился, кто-то ушел от жены, от кого-то жена ушла сама. Телефон изменился или домашний адрес. Умерла любимая теща. Может, кто поменял специальность? Стал профессором или разжалован в доценты. Всё, всё нужно проверить и при необходимости внести исправления. Я всегда затруднялся с этой проверкой – там непонятно, куда тыкать, и вообще все непонятно. Непонятно даже где я - и где директор. Однажды, когда я был еще молодым и неопытным сотрудником, то залез в персональное дело председателя Управления по кличке Натан-Толик и исправил там все в соответствии с реальным положением дел. То есть я не знал, что исправляю его страничку. Я только удивился, почему на размытой фотографии у меня плешь. Я искренне написал, что у меня умерла теща, что родилась дочка, потом - что я получил статус писателя, и что у меня вышла пятая книжка. На следующий день всё Управление шепталось: ай да Толик! Тещу похоронил, ополоумел от счастья, никому ничего даже не сказал, прижил младенца на стороне, и это в шестьдесят пять лет, да еще и писателем заделался. А еще министр! А еще депутат кнессета! Ай да Толик.
читать дальше Мне позвонили через два дня из отдела безопасности и сказали, что мои политические взгляды всем известны, но это не дает мне права… и так далее. С тех пор я внимательно слежу за собственной страничкой на нашем сайте. Правда, я все равно никогда не вчитывался, что там написано, я только поместил туда свою фотографию, сделанную лет пятнадцать назад в городе праотцев Хеврон, куда наша контора выезжала в полном составе на экскурсию. По сути, теперь это арабский город, арабов там живет тысяч сто пятьдесят, а наших - человек пятьсот только. У меня была тогда длинная борода, и на улице меня время от времени принимали за ваххабита. Экскурсоводом у нас была Алла из отдела пропаганды. Она хороший экскурсовод, но я немедленно потерялся. Все отправились в Пещеру праотцев, она называется на иврите Маарат а-Махпела. Там похоронены Адам с Евой, Авраам с Саррой и еще куча народа. Пещера – направо, но я, как всегда, зачем-то пошел налево. Я ходил по городу и взывал: «Алла! Алла!» Встречные арабы уважительно кланялись. Они принимали меня за паломника. Моя борода торчала, как у террориста-камикадзе. Трижды я натыкался на военные патрули. У меня требовали документы, я их предъявлял, и меня пропускали, принимая, видимо, за агента службы безопасности, охотящегося за потенциальными террористами. Лишних вопросов мне не задавали. Наконец, офицер третьего патруля, в ответ на мой риторический вопрос, где же Алла, мрачно сказал, что – везде. Налево или направо, или взад? – плачущим голосом спросил я. Судя по твоей бороде, тебе нужно взад, сказал он, и я, не поняв, что он имел в виду, послушно повернул назад. Через минуту я вышел на рыночную площадь, где сновали толпы. На краю площади я увидел памятный знак – камень, на котором была выбита надпись, что здесь находился дом, в котором жила еврейская община, вырезанная горожанами в 1929 году. Аллы здесь не было. Я плюнул и пошел в сторону. Торговцы у зеленных рядов решили, что я плюнул, прочтя, как правоверные изгнали из города неверных, и стали бурно выражать мне свою поддержку: они хлопали в мозолистые ладони, подносили мне турецкий кофе и гладили мою бороду. Я лепетал: «Алла!.. Алла!..» Это воодушевляло их еще больше. Мой плохой арабский их не удивлял – меня принимали за почтенного мусульманина-иностранца, скорее всего неофита. Чтобы от меня отвязались, я согласился с тем, что я татарин. Подумать только, какой богобоязненный мужчина, прибыл из дикой страны северной, не испугался сионистских патрулей и плюнул на этот камень, мы и то такое можем позволить себе лишь по ночам, правда, Ибрагим? – сказал носильщик с лицом, как лезвие топора. Ибрагим был согласен. Как зовут твоего уважаемого отца? – почтительно спросил меня кто-то. Я ответил, что зовут его Марк; они решили, что это отменная шутка. Меня взяли под руки и отвели на другой конец площади. Там проходил митинг – судя по всему, какой-то террористической организации. Толпа народа хлопала в ладоши и вопила. Алла! – взывал я. Мой голос тонул в общем реве - вокруг все, стараясь помочь мне, взывали к Алле, но называли ее фамилию почему-то неправильно - Ахбар. Я пытался спорить и утверждал, что ее фамилия – Прайсман. Сперва окружающие пытались спорить, потом решили, что я еретик, и благожелательное настроение присутствующих изменилось мгновенно, - они пришли в бешенство. В последний момент какой-то старик в платье, свидетельствующем о принадлежности к мистическому ордену суфиев, выхватил меня из толпы и, завопив «табуууууууу!», увлек меня в проулок. Там он рванул себя за бороду, как старик Хоттабыч, она слетела, и он оказался совсем молодым парнем. Тебе что, жить надоело? – спросил он меня на прекрасном иврите безо всякого акцента. Я ответил, что никак нет. Его трансформация внушала мне робость. Я как будто стоял перед офицером советской армии. Я отвечал по уставу.
– Каких, однако, идиотов посылают работать!.. – вздохнул он. – Новичок?
Я кивнул. Действительно, в этом святом городе я был сущим новичком.
– Закурим, - предложил мне парень, и мы закурили. По площади и переулкам поплыл сладковатый дурманящий запах. У меня слегка зазвенело в ушах.
– Ты из какого отдела? – спросил меня он, и я ответил, что работаю в архиве.
– У них что – нет оперативников, чтобы сюда архивных работников присылать? – изумился он. Постепенно я сообразил, что это переодетый полицейский агент. Когда он наконец понял, кто такой я, то выпучил глаза и сказал, что мне очень повезло, что он оказался рядом. Я поблагодарил его.
- Это случайно, - сказал он, - ну, раз так, то давай, я отведу тебя… куда тебя отвести? – я сказал, что мне нужно к Алле.
– Все там будем, - сказал парень. Мы пошли по городу, благоразумно обогнув рынок, взывая к Алле. Попадавшиеся навстречу умиленно кивали и трогали свои бороды руками.
– Тебя сперва только борода спасла, - сказал мой новый знакомый, и я стал машинально поглаживать ее. Через пять минут я оказался у Пещеры праотцев и был сдан с рук на руки перепуганной, плачущей Алле. Она была уверена, что меня зарезали или похитили. Толпа сотрудников окружила меня. Мне тянули руки, души, папиросы. Я только трогал бороду и растроганно бормотал – Алла, Алла… Тут меня и сфотографировали, и именно эту фотографию впоследствии я поместил на свою страничку нашего сайта. Вернувшись домой, я сбрил бороду.
И вот, получив ныне указание Управления проверить мои личные данные на сайте, я открыл свою страничку и впервые за двадцать с лишним лет как следует вчитался в то, что там было написано. Надо сказать, что в первый раз я заполнял данные через полгода после приезда в страну, диктуя секретарше то, что мог ей объяснить на моем слабом тогда еще иврите. Боюсь, она с трудом понимала меня. Чтобы скрыть смущение и показать, что я парень с тем же отсутствием комплексов, как и уроженцы страны, я старался говорить несколько развязно. Я рассказал ей, что с детства ненавижу математику и люблю малые северные народы, например эскимосов, что учил иврит в подполье, что у меня в прежней жизни было много подруг, с которыми перед отъездом я был вынужден, к сожалению, расстаться, что я вообще симпатизирую женщинам, и что даже официально был женат, по крайней мере, дважды. Она старательно внесла эти данные в компьютер. Только теперь я всмотрелся в эти строки. Это было дивно. Там было написано, что я математик, что я эскимос, что насильно обучал северные народности ивриту, что у меня двое детей от большого количества женщин, что я бросил всех своих жен, включая ту, на которой женат сейчас, и что я самка.