читать дальшеЯ как-то писал, что после того, как вследствие катаракты и глаукомы мне была сделана операция на глазах, мне по гроб жизни прописали кучу разнообразных капель для понижения внутриглазного давления. Теперь, куда бы я ни пошел, я таскаю с собой сумку со всеми этими банками, склянками и упаковками, и, где бы ни находился, при помощи зеркальца закапываю себе эту хрень шесть раз в день, что действует мне на нервы несказанно, тем более что капли эти ни фига не помогают. Вернее, они не помогают от давления, зато обладают странным побочным эффектом, за который многие модницы отдали бы... ну, многое. Вот уже недели две, когда я надевал солнцезащитные очки (у нас светит солнце, которое раздражает меня не меньше капель) я чувствовал, что мне что-то мешает в глазах. Я полагал, что это, наверное, просто я слепну понемногу, и старался не обращать внимания. Сегодня я вышел на улицу с работы и решил постричься. Я зашел в парикмахерскую к знакомой курдиянке (как еще назвать девушку, родившуюся в семье выходцев из Курдистана?), и Авигайль Прекрасная, как называют ее ухажеры, немедленно сказала, что она - мужской мастер. Естественно, ответил я, навряд ли я бы пошел в женскую парикмахерскую. Но тебе нужно именно туда, воскликнула она, ибо лишь там делают завивку ресниц. Иногда я туго соображаю, поэтому некоторое время постоял, смотря на нее и хлопая этими самыми ресницами; при этом посетители салона хлопали в ладоши, а один старый религиозный человек проворчал, что в его время даже пидарасы не наклеивали себе накладных ресниц. Убирайся, пидар, сказал он, показывая пальцем на дверь, здесь собрались приличные люди, иди вилять жопой в другое место. Я возмутился (нет, на самом деле я испугался, что меня приняли за кого-то другого). Когда я пугаюсь, я или хамлю, или стараюсь пошутить, чтобы разрядить обстановку, но, как правило, делаю это весьма неудачно. На этот раз, ошарашенный наскоком, я решил пошутить. Я сказал: дедушка, разве вы видели меня на Параде гордости в Тель-Авиве? Не хватает только мне такого внучка, разозлился старик, будь ты моим внуком, я задушил бы тебя собственными руками; а на параде я тебя не видел, потому что, в отличие от тебя, в таких богомерзких мероприятиях не участвую. Да с чего ты взял, завопил я, переходя на "ты", что в них участвую я? С того, сказал дед, что ты сам только что в этом признался. Тьфу! Пидар! И он плюнул мне на ботинки. Я почувствовал, что вхожу в пике. Я не пидар, закричал я, и чтобы доказать, что я не пидар, мне пришлось подбежать к Авигайль Прекрасной и без разрешения ухватить ее за задницу. Понимаете, это называется пошутил. Это я так шучу, понимаете? Авигайль, правда, как бы ничего против не имела, и стала успокаивать дедушку, радикального противника содомского греха. Она принесла ему черный кофе с сахаром, но нервный старик выплеснул кофе на пол и сказал, что у него диабет, не то что у некоторых пидаров. Авигайль побежала за тряпкой и сахарозаменителем, а остальные посетители вышли на улицу, сказав, что пойдут поищут другую парикмахерскую, а то тут сегодня, видать, их уже не обслужат. Кроме того (сказал один из них), ему теперь страшно здесь стричься, - неровен час, подцепишь спид или еще что почище. Дед тоже ушел, на прощание пожелав мне собачьей смерти. Он даже замахнулся своей палкой. Совершенно оглушенный, я стал помогать Авигайль вытирать пол. Зловредный дед, оказывается, ушел не совсем, а подглядывал с улицы - в парикмахерской стеклянные двери. Через полминуты он ворвался внутрь и сказал, что убедился окончательно в моем пидаразме, потому что я мыл пол. Я не понял, какая связь между педерастией и мытьем полов, но счел за благо промолчать. На том мы с ним и расстались, и тогда Авигайль взяла меня за руку, подвела к сиденью для клиентов и профессиональным движением склонила мне голову к зеркалу. Будем стричь? - спросила она. Так я для того и пришел, сказал я. Я про ресницы, сказала она. Я присмотрелся. От капель у ресницы у меня растут очень быстро, это я давно знал, но тут было что-то совсем необычное. Мы взяли линейку и померили - оказалось, два сантиметра, и еще они начали завиваться вверх, как у Мальвины. Стриги, решительно сказал я и уселся перед зеркалом в кресло.