На исходе субботы раздался телефонный звонок.
- Здрасьте, - сказал симпатичный женский голос.
- Здрасьте, - ответил я и на всякий случай подкрутил ус.
- Можно Михал Маркыча?..
- Это я, - сказал я, чуточку встревоженный обращением по отчеству. Третий десяток лет я живу в этой стране, где отчества упоминаются лишь на похоронах и свадьбах, и совершенно отвык от такого обращения.
- Это Марьяна, - очень нежно сказал голос и выжидательно замолк.
- О! - сказал я, потому что слов у меня не было. Их не было потому, что я понятия не имел, кто это такая. Я лихорадочно перебрал всех своих знакомых дам - ни одной Марьяны, кроме заморского Потамца, среди них не было. Неужели она звонит из Штатов? - подумал я. Что-то случилось?
- Что случилось?! - испуганно спросил я, тщательно регулируя тембр голоса, чтобы произвести наиблагоприятнейшее впечатление. Я читал где-то, что при первой встрече женщины определяют свою потенциальную склонность к тому или иному мужчине по тому, как он говорит.
- Что случилось?!
- А что должно было случиться? - растерянно ответили мне.
- Я не знаю... Но ты звонишь из Штатов... Что-то с дочкой?
Поскольку я всегда беспокоюсь о своей дочке и не нахожу себе места, когда не знаю наверняка, где она и что с ней в данный момент, то мне кажется, что и другие беспокоются о том же самом.
- Дочка в порядке, - с недоумением ответил прекрасный голос, - но из Штатов я уже уехала.
- Как - уехала? - поразился я. - Когда ты успела? (*Тембр! Следи за тембром!*)
- Да уж года три как... А что?
- А... Не, ничего... Но ты так успешно скрываешь это на дневниках, что ты уехала... А как же это... муж... и вообще!
- Так я ведь развелась давным-давно, Михал Маркыч...
- Но он же тебя очень любил, по-моему, - сказал я, следя за своим голосом и подкручивая вспотевшие усы.
- Да ну его! - звонко сказала Марьяна. - Сколько лет с ним живу, а он все такой же мальчик, как был. Я устала.
Ничего себе мальчик, подумал я. Правда, они там, в Америке, хорошо сохраняются в пожилом возрасте. Не пьют, типа, не курят, следят за собой. Мяса не едят, кажется. В бассейн ходят, в качалки... на этот...как его... фистинг.
- Он ходит на фистинг? - брякнул я, и по ответному молчанию понял, что сморозил что-то не то.
- Что? - чуточку напряженно переспросил голос, хрустальный, как колокольчик.
- Ы-ы... это... Марьяночка, ты прости, я перепутал слово... как это, того, этого...
- А! - зазвенел ее заокеанский смех, - фитнесс! Михал Маркыч, вы все такой же!.. (*какой это еще я?*) Нет, на фитнесс он никогда не ходил. Мы разошлись, потому что я люблю играть Бетховена и Листа, а Вовка, этот дурак, мне запрещал. Этот эстет, видите ли, желал дома исключительно Мендельсона и Гайдна. Он инфантилен так, знаете... Мне и надоело.

Вовка? Как это она солидного американского мужа Вовкой называет? Инфантильным при этом... И неужели Потамчик играет дома Бетховена? И скрывает это от читателей! Вот дает.
- Ну ты даешь! - старательно рокоча фальшивым баритоном, сказал я. - И на пианине ты играть, оказывается, умеешь! Не знал, не знал... Молодцом.
Разговор, кажется, налаживается, самодовольно подумал я.

Ответом было оглушительное молчание.
- Э?.. - встрепенулся я секунд через десять.
- Михал Маркыч, чего вы меня обижаете? - кротко сказала она. - У вас плохое настроение, да? Я же все годы специализировалась на рояле. Как Поля.

Какая еще Поля? Среди моих прямых и косвенных знакомых была только одна Поля - жена Бен-Гуриона, чьи письма мужу я каталогизировал в архиве по долгу службы. Но я не уверен, что она умела играть на рояле. И вообще, при чем здесь жена Бен-Гуриона? Марьяна знала жену Бен-Гуриона?! Но она, кажется, умерла еще до ее рождения...

- ...И Поля, кстати, просила передать вам большой привет!

Покойная жена Бен-Гуриона просила передать мне привет? Я почувствовал, что заикаюсь. Потусторонние голоса...
- ...У нее все хорошо! Она разъезжает с концертами по всему миру! Она стала знаменитостью, вы знаете?
- Э-э-э...
- Потому что вы хорошо нас учили! - радостно засмеялся голос. - Хотя Поля всегда ненавидела историю, но она старалась - для вас...

В моей голове вспыхнул ослепительный свет. Я изо всех сил ударил себя по лбу раскрытой ладонью. На треск из соседней комнаты прибежала моя жена.
Так, если слепого с рождения, писали древние греки, ударить по лбу деревянной кувалдой, то у него есть шанс прозреть. Об этом писал, кажется, Плутарх... Об этом слепом мессенском жреце, как его... Эмпедокл, что ли?
- Эмпедокл, - пробормотал я.
-... И вот Поля нашла ваши книжки, и купила ваши книжки, и нашла в ваших книжках о нас... как вы нас учили, про школу... И попросила, чтобы я немедленно позвонила вам, а она обещает приехать к вам в гости, как только у нее будут выступления в Израиле. Она очень занята сейчас, а я...

И еще я читал, что ученики искренне считают, что любимый учитель до гробовой доски помнит их не только по фамилиям, но и по именам, и любовно держит в памяти все их выходки, и забавные случаи в классе, случившиеся бог знает когда, и коллекционирует их, и до конца жизни с умилением вспоминает на сон грядущий.

Я помнил маленькую изящную отличницу, шестиклассницу Марьяну, схватившую меня под руку, когда мы снимались на память всем классом. И помнил восьмиклассницу Полю. Но про Полю я помнил только то, что она отвратительно учила мой предмет, что от нее всегда вкусно пахло французскими духами, что на платье, на груди, у нее был глубокий вырез, и еще что у нее были великолепные ноги.
И директор нашей музыкальной школы при консерватории всегда просил меня хотя бы чуточку завышать ей отметки по истории, потому что гениальной пианистке, дочери не менее гениального музыканта, история - будем уж откровенны - в жизни нужна не так чтобы очень.

- У нас вы были, Михал Маркыч, самый молодой, вы помните? А все учителя уже умерли, вы знаете... Все преподаватели старые были, помните... И столько лет прошло. А вы живы! Ура! Я нашла вас!

- Так это ты, значит, из Нью-Йорка звонишь? - с огромным облегчением спросил я.
- Да почему из Нью-Йорка-то? - засмеялась Марьяна. - Из Питера я звоню. В общем, мы с Полей, и мой муж, и мои дети, и мы все передаем вам огромный привет! Мы вас всегда помним и любим. А теперь еще и читаем.
- Спасибо, Марьяночка, - прочувственно сказал я, пощипывая ресницы. В глаз, кажется, что-то попало. - Привет Полечке Бен-Гурион.
- А? - переспросил хрустальный голос, но связь уже прервалась.

Я положил трубку и повернулся. За моей спиной, неслышно, как пантера, стояла Софа с мухобойкой в руках и глядела на меня с прищуром. Я инстинктивно отмахнулся пальцем.
- Это моя бывшая ученица. Ей двенадцать лет. Было.

Софа еще постояла, несколько раздувая ноздри.
- Из шестого класса! - поспешно добавил я.
- Врешь ты все, наверное, господин учитель, - сказал она и посторонилась.

Я пошел в свою комнату и стал разглядывать выцветшие фотографии на обоях.




------------------------
читать дальше