Район, в котором я живу все 14 лет пребывания в этой стране, обладает, видимо, некой особой энергетикой: здесь в своё время жило, или живёт до сих пор, непропорциональное общему процентному соотношению русскоязычных, количество писателей, поэтов, публицистов, журналистов, издателей, составителей литературных и исторических антологий, в своё время приехавших из СССР. Фамилии некоторых из этих людей известны не только в местной или западной русскоязычной литературе и прессе, но теперь, как я понимаю, и в самой России. Только если во всём мире их знают по фамилиям, то здесь, среди своих - они больше известны просто по именам и уменьшительно-ласкательным кличкам. Употреблять отчества здесь как-то не принято. Удивить здесь кого-либо новой книгой стихов или прозы, научной монографией и презентацией её с участием известных литераторов - совершенно невозможно. Такие книги и монографии есть в непропорциональном количестве буквально у каждого пятого жителя района. Старожилом района были замечательные поэты и прославленые бухарики Борис Камянов и Михаил Генделев, ныне переехавшие в другие районы города. Игорь Губерман до сих пор выходит с авоськой и деловито направляется ежеутренне в местный супермаркет, по ходу продвижения к кассе громкогласно обсуждая политические новости с местными бабульками, сопровождаемыми кучей внучат. В районный магазин русской книги через день заходит тихая и безденежная Нелли Портнова, чьи сборники, изданные на деньги меценатов, украшают русские фонды крупнейших библиотек мира; стоит у полок с дорогущими новыми поступлениями из Москвы и Нью-Йорка - и вздыхает чему-то. Проходит, мечтательно щурясь в ослепительно синее небо, Нина, писатель и жена редактора известного в эмиграции и в канувшем в Лету антисоветском подполье бывшего Союза журнала "22" - Александра Воронеля. Запершись ото всех в своей гигинтской квартире, ежедневно и еженощно правит рукописи очередной книги Майя Улановская, вдова философа, эссеиста-диссидента Александра Якобсона. К ней приезжают в гости Майя Каганская и Елена Аксельрод, и на кухне под китайским абажуром, подаренным семьдесят лет назад в Харбине родителям одной из них самим Рихардом Зорге, звучит обсуждение новой скандальной книги известнейшей романистки, фамилию которой произносят с придыханием читатели во всём мире, и которая здесь законно выступает исключительно в качестве какой-нибудь "Нинки" или "Зинки".
Даже одинокая соседка моя Лия Музыкант, гигантская старуха в стромодном платье, бранящаяся нецензурным басом с торговками на бухарском рынке из-за непомерной цены на картошку, - тоже, оказывается, поэт и автор вот уже второй книги прозы, изданной в Москве. Даже бывший алкоголик, своими дикими выходками известный всему району, и узник Гулага в юности, одинокий философ дядя Коля - и тот - Личность Пишущая, знакомая со всеми вышеперечисленными персонами, и дающая хлесткие характеристики каждой из них - на пяти языках - на страницах литературной прессы.
Сегодня, гуляя с детьми, мы познакомились на детской площадке с молчаливым, немного сумрачным парнем по имени Саша, которого я на этой "площадке молодняка" наблюдал вот уже больше двух лет, но не подозревал, что он - не только отец суматошной четырехлетней Лиоры, но и известный поэт, чья очередная книга стихов выходит в издательстве на будущий месяц, а по совместительству - израильский представитель некоего философско-духовного направления Фалун-дафа, основатель которого - Ли Хунг-Чжи, выходец из Китая, живущий ныне в США; ни о таком человеке, ни о таком учении я никогда раньше не слышал, поэтому крайне заинтересовался; общаясь с Представителем, я передал ему привет от Дээса, а, вернувшись домой - решил рассказать вам обо всём этом.
Район наш, окружённый с трёх сторон арабскими деревнями, откуда безостановочно стреляют в белый свет, как в копеечку, а с четвёртой стороны - Иудейской пустыней с видом на Мёртвое море, - называется Неве-Яаков, что переводится как Нива Иакова.