Слово отягощено мыслью, которая не даёт ему воспарить. Поэзия - это падшая музыка. Последняя же уносит нас в Небесный Иерусалим, она тождественная ему. Музыку зовёт к полному самоотрешению, манит в смерть, обещая вечную жизнь. Под неё идут в атаку. За неё ты готов взойти на костёр. При этом музыке неведом нравственный императив, она - фикция такового. Её пафос лжёт, она с равным успехом будет обслуживать и ваших и наших. Хочу уточнить, что музыка, которая мне заменяет душу, которая "паче смерти", возникла всего лишь двести-триста лет назад, причём точка уже поставлена Шостаковичем. Литература же долгожительница, она - ровесница человечества. А что там бряцалось на кифаре под "Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына", - это уж Бог весть.

...Чукча, который не читатель, потому что писатель, - это каждый из нас, пишущих. Писатель не умеет читать чужое, он может только сравнивать с собою. Наслаждается он лишь чтением самого себя, это его субботний день. В этом смысле он подобен либо Богу, либо женщине; он - ревнитель.



-----------

Сидя в гостях у рава Бермана, выслушал всё это с телефона, к которому был присобачен магнитофон. Леонид Гиршович из Ганновера - Бермановский приятель. Произносилось почти без запинки. Я хотел кое-что записать, но оказалось, что это - не просто мысли вслух, а почти готовый текст статьи. Всё равно хотел записать, но махнул рукой - решил, что успеется; вышел на улицу, купил газету, развернул... Глядь, а статья-то - уже тут.

Вот - теперь точно уж решил кое-что переписать.