Порой мне кажется, что история мужчины – это, так или иначе, всегда история его любви к женщине. И всё, что вспоминает мужчина о своем прошлом, устно ли, письменно ли, - так или иначе это воспоминание о его любви к женщине, пусть даже при этом он рассказывает или пишет о математических формулах. Пусть даже он сам не осознает этого странного факта. Мужские рассказы о любви мало чем отличаются от женских рассказов на ту же тему, тут дело в способности выразить тончайшие нюансы отношений; способность же выражения зависит не от природы пола, а от природы таланта и духовной раскрепощенности, особенно когда повесть жизни излагается на бумаге.
Автор этих коротких рассказов о своей жизни – женщина. Вполне сообразно публицистическим традициям минувшего, всё повидавшего железного века, априори воспитавшего в подлинном интеллигенте нелюбовь к высоким словам и громким декларациям, ежестрочно, прямо и косвенно, выказывает она неприязнь к восторженной сентиментальности, которую именует "соплями".
"Сопли" у пишущего человека, кажется, берут происхождение от традиций литературы наивно-либерального ХIХ столетия, когда рукопись заурядной салонной пьесы со слезами, вздохами и стенаниями главных и второстепенных действующих лиц вполне была способна стать гвоздем сезона и повлечь за собой в прессе поистине океанский поток доброжелательных рецензий. Автор объявлялся восторженными поклонниками пророком поколения, кумиром молодежи и, что самое забавное, искренне утверждался в идее собственной гениальности.
На исходе ХХ века подобное самопризнание уже считалось признаком откровенно дурного тона, и действительно способные авторы пытаются теперь скрыться от официального общественного признания и литературной канонизации. Делают они это довольно забавным способом - загодя отгораживаясь от обвинений в тщеславии почти категорическим утверждением, что они просто-напросто страдают графоманией.
Графомания – страстное стремление автора описать некое явление при полной неспособности его описать.
Наш автор подвержен общераспространенной среди людей творческих тенденции - заранее, ещё перед выносом произведения на суд общественности, публично обвинять самого себя в графомании, – при том, что суть природы вещей, о которых пишет, излагает предельно четко, логично, эмоционально и чувственно одновременно; иными словами, графоманией здесь и не пахнет… Читая эти короткие новеллы, не скользишь взглядом по строчкам, тоскливо вспоминая, сколько страниц осталось прочесть,- а начинаешь погружаться в недра чужой жизни, сопереживая и чувствуя себя соучастником событий. Что, как не это, является признаком авторского таланта?
Автор нашел чувство формы и адекватного соответствия формы содержанию. К какому разряду литературы следует отнести эти краткие рассказы? Без сомнения, к документальной прозе. На протяжении нескольких часов чтения я был полностью отрезан от окружающей действительности. Очень многое в жизни автора (она же – главная героиня) находило отклик в моей душе, я чувствовал себя стоящим на перекрестках тех же жизненных дорог, где стояла она. Мне мерещились лица, речь и даже запахи людей, которых я никогда в жизни не видел, и многих из которых теперь уже никогда не увижу, потому что они давно умерли. Я читал эти воспоминания на работе, в автобусе, дома. Иногда отрывался от листов бумаг на несколько секунд для того, чтобы посмотреть в окно – так мне лучше думается. Один раз при этом я поймал себя на том, что шевелю губами, вступая в беззвучный диалог с людьми, о которых пишет автор.
Вдруг – до дрожи – знакомые, перекликающиеся с моей собственной судьбой мгновения, пережитые автором. Переломные даты и сюжеты, общие для нас обоих. Бабушка, умирающая в день и час, когда рождается правнучка, и этим, возможно, подарившая жизнь младенцу, о котором врачи сказали – не выживет… Мистика? Жизнь.
Эти тексты просты, незамысловаты и устремлены вперед, как стальная стрела. Тут нет ни витиеватости формы, ни пудовости многомерных наслоений сюжета, ни отточенной красивости стиля. Рождения, возмужание, свадьбы, любовь, смерть.
Ничего нарочитого.
Болезни. Эмиграция. Дети. Взор из-под прищуренных век. Удар наотмашь. Плевок кровавой слюной с крошевом выбитых зубов в пыль дороги странствий. Снова путь. Вечные кочевья. Любовь не к тому, к кому принято. Непонимание человека, которого любишь, и непонимание им тебя. Родные, становящиеся чужаками, чужие, превращающиеся в своих. Любовь уходит в подполье. Тебя предали. Чувство замерло. Возвращается в самый неожиданный момент, когда предавший оказывается беспомощным и нуждающимся в поддержке, как умирающий от жажды в пустыне нуждается в глотке воды.
Просто цепочка новелл о жизни, не более того… Просто кусок жизни, как говорил Лондон. Констатация голого факта, облаченная в вуаль эмоций той неуловимой творческой силой, которая и превращает документ в художественное произведение.
Куда?.. Зачем?.. Кому нужна эта истоптанная, пропыленная дорога за горизонт, вслед за солнцем?
В поисках любви. Всегда. Везде. Открыто, не стесняясь, наотмашь. Драка за свой удел счастья и возможность найти понимание одного-единственного, самого важного человека.
Самая обычная повесть жизни…
"Женская проза"? Черта с два.
Я никогда не видел ее, но мне кажется, что глаза её – синее морей.
Когда, как темная вода,
Глухая, лютая беда
Была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы,
Смотрела в прорезь синевы
И продолжала путь.
Спасибо, Лия.