Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришёл с холмов... (Р.Л.Стивенсон, "Реквием")
Три дня я жил в коммунизме. Со скидками. читать дальшеДля российских туристов плата за пребывание в гостинице "Голден Тулип", бывшая "Нирвана", в районе Содома, дороже, как минимум, вдвое.
Потом только я понял, что в этой гостинице мы с Софой и Бусей были уже дважды - теперь только название поменялось, а я все время озирался - уж больно всё похоже. Как воспоминание о предыдущей реинкарнации.
Главное - в стоимость пребывания входит бесплатное пользование баром (24 часа в сутки), и в ресторане (кормят на убой, 30 сортов мяса, 15 сортов рыбы, салаты и вообще всё что душе угодно) стоят бочки с красным и белым вином для желающих, и бочковое пиво двух израильских сортов, "Голдстарр" и "Маккаби". Пей, сколько влезет. На берегу бассейна под открытым небом стоит такая же бочка с пивом... Боже, россияне не отходили от этих бочек, метались между рестораном, бассейном и баром, подставляли под краны не только кружки, но и пластиковые полуторалитровые бутылки из-под воды, набирали про запас, а потом падали в бассейн совершенно пьяные. И матерились так, что администрация, уборщики и официанты шарахались во все стороны. Какой-то громадный мужик из Иркутска, по повадкам - замглавы полуподпольного бизнеса либо высокооплачиваемый браток в частной фирме, с двумя огромными крестами на шее, на берегу моря не отходил от бочонка с пивом, пока не прикончил его содержимое, и только после этого швырнул кружку в местного субтильного охранника (тот не успел уклониться), сказал мне невнятно, но доверительно: "Вот, блядь, это и называется коммунизьм, нах, за то и боролись", потом заорал "Сделаю всех!!!" - и и с разбегу сиганул в море. Бедняга, он не знал или не учел рассказы бывавших здесь до него туристов, что Мертвое море - это не Средиземное и даже не Красное. Сперва он погрузился с головой, но вода вытолкнула его, как пробку. Видимо, он плохо запомнил рассказ Иосифа Флавия о том, как легионеры Веспасиана из чисто познавательных соображений, на этом самом месте, еще две тысячи лет назад связывали сикариев и кидали их в набежавшую волну, и те не тонули, а плавали по поверхности.
Когда мужик из Иркутска вынырнул, то заорал уже я. От ужаса. По выражению классиков, он ревел, как атомоход в полярном тумане. Я побежал за врачом, врач побежал за отдыхавшими здесь же пограничниками, и мы совместными усилиями вытащили китовую тушу ослепшего и оглохшего мужика на берег и бегом понесли ее (тушу) под горячий душ с пресной водой, метрах в тридцати от прибрежных камней. Такого великолепного мата я не слышал уже много лет. Мат перемежался визгом. Врач схватил несчастного за скользкие от соли волосы и не отпускал, отвернув все краны и направив душевые струи на запрокинутое слепое лицо, на котором жил один кошмарно распахнутый рот. Пограничники цокали языками и с огромным трудом удерживали сибиряка в лежачем положении. Я помогал держать его за пятки. Трижды я получал от брыкающихся ног такие удары, что отлетал в сторону. Так, наверное, лягается африканский страус. Я отбил себе все пальцы на руках, шипел, но не отпускал. Так мы спасли его...
Сперва бестолково метавшиеся по берегу и заламывавшие руки родственники, друзья и знакомые наконец сориентировались, и под управлением своры черных официантов и белых горничных с натугой перевалили мужика на брезент (он бултыхался на нем, как Моби Дик в припадке бешенства), и потащили в номер. Там мужик чуточку пришел в себя, объявил на весь этаж, что он, нах, в эти гадючьи места, бля, больше ни ногой, уж лучше на Колыме отдыхать. Когда он рискнул приоткрыть багровые, воспаленные щелочки того, что осталось от глаз, то обежал ими собравшихся в номере и спросил, кто его спаситель. Он спросил это примерно так: "Еб вашу бабушку, какая перепиздень меня вытащила из ентой серной кислоты?!" Я хотел было отойти в сторонку, но меня вытолкнули вперед, и я стал как-то искательно улыбаться краем рта, делая вид, что тут не при чем, типа так только - забежал в его номер пописать. Тогда он сказал: слышь, профессор, сбегал бы ты за пивом, что ли, у меня вся глотка в этом вашем говне, жжет нах подыхаю в натуре". Я пошел во двор, нацедил огромный бидон пива и принес ему. Он выпил его, как барон Пампа в застенках дона Рэбы, в подвале Веселой башни, - закинув голову, дико вращая глазами и гулко глотая. Бидон он прикончил секунд за сорок. Потом он вышвырнул его за окно и попал по кому-то (снаружи послышались причитания на непонятном языке), но не обратил на это решительно никакого внимания. Потом он встал, хлопнул меня по плечу и предложил за спасение одно из двух: вот енту блядь Енку, ты не ссы, я с собой трех телок приволок, - или один из его крестов; крест был весь из себя с инкрустациями из переливающихся камней, кажется - золотой, и размером с кадило, и им при желании можно было убить человека. Я с сожалением отказался от выбора подарка, и мне потрясли руку, сказали, что я охуенный профессор, и меня будут рады видеть на Иртыше в любое время, и как только прибуду - сразу свистнуть любому мусору, где нах искать Василия Палыча; и Василий Палыч сразу возникнет, ибо каждый до его особняка довезет на любом транспорте, как частном, так и общественном.
Напоследок в меня еще хотели за знакомство влить полкварты бургундского или стакан очищенного шотландского из запасов хлебосольного иркутянина, но я уклонился и от этого. И пошел дальше сидеть на берегу, зажавши под мышкой книжку про Окуджаву, тверезый и злой, как бабушка Тома Сойера при виде индейца Джо.
Вот так я побывал в раю и при коммунизме, чего и вам желаю, и даже настойчиво рекомендую.
Потом только я понял, что в этой гостинице мы с Софой и Бусей были уже дважды - теперь только название поменялось, а я все время озирался - уж больно всё похоже. Как воспоминание о предыдущей реинкарнации.
Главное - в стоимость пребывания входит бесплатное пользование баром (24 часа в сутки), и в ресторане (кормят на убой, 30 сортов мяса, 15 сортов рыбы, салаты и вообще всё что душе угодно) стоят бочки с красным и белым вином для желающих, и бочковое пиво двух израильских сортов, "Голдстарр" и "Маккаби". Пей, сколько влезет. На берегу бассейна под открытым небом стоит такая же бочка с пивом... Боже, россияне не отходили от этих бочек, метались между рестораном, бассейном и баром, подставляли под краны не только кружки, но и пластиковые полуторалитровые бутылки из-под воды, набирали про запас, а потом падали в бассейн совершенно пьяные. И матерились так, что администрация, уборщики и официанты шарахались во все стороны. Какой-то громадный мужик из Иркутска, по повадкам - замглавы полуподпольного бизнеса либо высокооплачиваемый браток в частной фирме, с двумя огромными крестами на шее, на берегу моря не отходил от бочонка с пивом, пока не прикончил его содержимое, и только после этого швырнул кружку в местного субтильного охранника (тот не успел уклониться), сказал мне невнятно, но доверительно: "Вот, блядь, это и называется коммунизьм, нах, за то и боролись", потом заорал "Сделаю всех!!!" - и и с разбегу сиганул в море. Бедняга, он не знал или не учел рассказы бывавших здесь до него туристов, что Мертвое море - это не Средиземное и даже не Красное. Сперва он погрузился с головой, но вода вытолкнула его, как пробку. Видимо, он плохо запомнил рассказ Иосифа Флавия о том, как легионеры Веспасиана из чисто познавательных соображений, на этом самом месте, еще две тысячи лет назад связывали сикариев и кидали их в набежавшую волну, и те не тонули, а плавали по поверхности.
Когда мужик из Иркутска вынырнул, то заорал уже я. От ужаса. По выражению классиков, он ревел, как атомоход в полярном тумане. Я побежал за врачом, врач побежал за отдыхавшими здесь же пограничниками, и мы совместными усилиями вытащили китовую тушу ослепшего и оглохшего мужика на берег и бегом понесли ее (тушу) под горячий душ с пресной водой, метрах в тридцати от прибрежных камней. Такого великолепного мата я не слышал уже много лет. Мат перемежался визгом. Врач схватил несчастного за скользкие от соли волосы и не отпускал, отвернув все краны и направив душевые струи на запрокинутое слепое лицо, на котором жил один кошмарно распахнутый рот. Пограничники цокали языками и с огромным трудом удерживали сибиряка в лежачем положении. Я помогал держать его за пятки. Трижды я получал от брыкающихся ног такие удары, что отлетал в сторону. Так, наверное, лягается африканский страус. Я отбил себе все пальцы на руках, шипел, но не отпускал. Так мы спасли его...
Сперва бестолково метавшиеся по берегу и заламывавшие руки родственники, друзья и знакомые наконец сориентировались, и под управлением своры черных официантов и белых горничных с натугой перевалили мужика на брезент (он бултыхался на нем, как Моби Дик в припадке бешенства), и потащили в номер. Там мужик чуточку пришел в себя, объявил на весь этаж, что он, нах, в эти гадючьи места, бля, больше ни ногой, уж лучше на Колыме отдыхать. Когда он рискнул приоткрыть багровые, воспаленные щелочки того, что осталось от глаз, то обежал ими собравшихся в номере и спросил, кто его спаситель. Он спросил это примерно так: "Еб вашу бабушку, какая перепиздень меня вытащила из ентой серной кислоты?!" Я хотел было отойти в сторонку, но меня вытолкнули вперед, и я стал как-то искательно улыбаться краем рта, делая вид, что тут не при чем, типа так только - забежал в его номер пописать. Тогда он сказал: слышь, профессор, сбегал бы ты за пивом, что ли, у меня вся глотка в этом вашем говне, жжет нах подыхаю в натуре". Я пошел во двор, нацедил огромный бидон пива и принес ему. Он выпил его, как барон Пампа в застенках дона Рэбы, в подвале Веселой башни, - закинув голову, дико вращая глазами и гулко глотая. Бидон он прикончил секунд за сорок. Потом он вышвырнул его за окно и попал по кому-то (снаружи послышались причитания на непонятном языке), но не обратил на это решительно никакого внимания. Потом он встал, хлопнул меня по плечу и предложил за спасение одно из двух: вот енту блядь Енку, ты не ссы, я с собой трех телок приволок, - или один из его крестов; крест был весь из себя с инкрустациями из переливающихся камней, кажется - золотой, и размером с кадило, и им при желании можно было убить человека. Я с сожалением отказался от выбора подарка, и мне потрясли руку, сказали, что я охуенный профессор, и меня будут рады видеть на Иртыше в любое время, и как только прибуду - сразу свистнуть любому мусору, где нах искать Василия Палыча; и Василий Палыч сразу возникнет, ибо каждый до его особняка довезет на любом транспорте, как частном, так и общественном.
Напоследок в меня еще хотели за знакомство влить полкварты бургундского или стакан очищенного шотландского из запасов хлебосольного иркутянина, но я уклонился и от этого. И пошел дальше сидеть на берегу, зажавши под мышкой книжку про Окуджаву, тверезый и злой, как бабушка Тома Сойера при виде индейца Джо.
Вот так я побывал в раю и при коммунизме, чего и вам желаю, и даже настойчиво рекомендую.
Юлий КИМ исполняет "Песню Галича, сочиненную к 90-летию Галича от его имени"